9 сентября нынешнего года одному из основателей свердловского городского хоккея и футбола, заслуженному тренеру России Георгию Кирилловичу Фирсову исполнилось бы 112 лет.
Он ушел из жизни в апреле 1995-го, оставив после себя прекрасную память.
Это ведь во многом благодаря именно Фирсову в довоенном Свердловске появился вначале детский спортклуб «Динамовец», а потом и настоящий спортивный комбинат «Динамо». Тренировал он, пусть и не очень долго, и команду-предшественницу футбольного «Урала»/«Уралмаша» — «Авангард».
Наконец, стоял Георгий Фирсов и у истоков создания в столице Урала сразу хоккейных команд «Динамо», а также «Спартака», позднее переименованного в «Автомобилист».
О многих известных, малоизвестных и совсем неизвестных страницах своей биографии Георгий Кириллович успел рассказать в своем последнем интервью…
Земляк Ульянова-Ленина
…Фирсовы приехали в Свердловск летом 1922 года. До этого они жили в Челябинске, а революцию встретили в родном городе Владимира Ульянова-Ленина — Симбирске. Там же семью застала и Гражданская война, от которой бежали на Урал.
Оборванный, похожий на татарина приезжий паренек, каким был 14-летний Георгий, не вызвал симпатий у свердловских мальчишек, не жаловали они чужаков.
— Физическая сила у пацанов всегда была едва ли не решающим фактором во взаимоотношениях, — вспоминает 70 лет спустя Георгий Кириллович. — Я быстро понял: если не смогу успешно драться один против двоих, а то и троих, придется туго. Прятаться за чью-то спину было бесполезно, оба брата были младше меня. Выход один — тренировки. Конечно, модных сейчас секций единоборств тогда не было и в помине, но мне повезло: нашел хороший учебник — книгу датчанина Иоганнеса Мюллера «Моя система», отрывки из которой потом даже публиковались в «Советском спорте».
Прочитал я книгу буквально от корки до корки, изучил предлагаемые упражнения, из связки кирпичей сделал импровизированную гирю и начал заниматься самостоятельно. Результаты ежедневных тренировок быстро дали о себе знать, и начальная неприязнь сверстников сменилась уважением, приезжий стал «своим». Сближению способствовало и массовое увлечение мальчишек игрой в футбол. Пусть опять же привычных сегодня любому человеку стадионов и мячей в те годы в Свердловске, как и во всем СССР, еще не существовало.
Уже не помню, каким именно образом, но я сумел исхитриться и купить камеру, достал к ней покрышку, и прямо на пустыре возле дома начал устраивать первые футбольные матчи. Работать, как и многие тогда, пошел очень рано, а на первую зарплату купил армейские ботинки.
— Играть?
— Да. О бутсах тогда и мечтать было невозможно, я уж не говорю о современной футбольной обуви. Любимыми местами баталий были две городские площади — Сенная и Щепная. Первая из них находилась на месте нынешней телестудии, а вторая — там, где позднее построили стадион Юных пионеров, со временем ставший спорткомбинатом «Юность» (сейчас на нем располагается «Дацюк Арена». — Прим. авт.)
В обычные дни на площадях торговали сеном и дровами, а когда территория рынков освобождалась, ее тут же «оккупировали» юные футболисты. Играли мы и на месте еще, разумеется, не существовавшего Центрального стадиона (где проходили матчи футбольного ЧМ-2018. — Прим. авт.)
— А что, кстати, там находилось в 20-х?
— Другое спортивное сооружение, велодром. Посередине которого располагалась вполне пригодная для любительского футбола площадка.
— Спорт спортом, а на учебу-то время оставалось?
— Я учился в школе имени Льва Толстого, считавшейся одной из лучших в городе. Во всех отношениях. Скажем, у нас нередко проходили очень популярные среди молодежи диспуты по различным вопросам истории и литературы. Помню, например, что однажды мне довелось при всех защищать действия французского императора Наполеона. А страна, напомню, совсем недавно свергла монархию и начала строить социализм…
Успехом пользовался и рукописный журнал «Зуботычина», на обложке которого художник изобразил открытое лицо и кулак. «Украшала» эту картинку надпись «Рука бьющего, да не ослабеет!». Окончив школу, я поступил в промышленно-экономический техникум и был во втором его выпуске. Хорошее по тем временам образование, к слову, получили и братья. Средний, Валентин (один из «пионеров» свердловского баскетбола. — Прим. авт.), окончил техникум физкультуры,
а младший, Александр, — дорожный.
Парад на Красной площади
— Успехи во взрослом спорте не заставили себя долго ждать?
— К занятиям я относился увлеченно. А утренний комплекс упражнений с бегом и отягощениями, как рекомендовал в своей книге Мюллер, стал для меня нормой. Не отказываюсь от него, кстати, и по сей день.
С 1927 года, в течение одиннадцати лет, входил в число ведущих футболистов Свердловска, выступал за СКИК (профсоюзный клуб совторгслужащих) и «Динамо». В составе сборной города неоднократно становился победителем чемпионатов Урала, в котором участвовали также команды Перми, Челябинска, Кургана, Тюмени, Тобольска и других городов.
А в 1928-м мне даже доверили честь пройти по Красной площади Москвы в праздничной колонне участников I Всесоюзной Спартакиады: я оказался одним из двоих свердловчан, включенных в футбольную сборную Урала.
— Как выступили, помните?
— Уже стартовый матч, говоря откровенно, поверг нас в полный шок. Со счетом 2:16 мы проиграли сильнейшей на тот момент команде страны — сборной Ленинграда. В ее составе играли настоящие звезды советского футбола конца 1920-х—начала 1930-х годов Евгений Архангельский, Павел Батырев, Михаил Бутусов,
Георгий Гостев, Петр Ежов, Владимир Кусков, Николай Соколов, Петр Филиппов, Евгений Шалагин, да фактически вся сборная СССР!
— Сами-то сумели забить гол?
— Нет, но один отличный шанс у меня все же был. Я владел мячом неподалеку от чужих ворот и уже собирался нанести удар, как вдруг получил сильный удар по ногам. Потом услышал «Извините» от легендарного советского вратаря Николая Соколова.
Пенальти судья, конечно, не дал...
Смех смехом, но после матча лучший нападающий соперников Михаил Бутусов нас даже поздравил. Сказал примерно так: «Ребята, мы вам все-таки проиграли. Ведь больше одного мяча в нынешнем сезоне наша команда еще не пропускала!»
— Ваши братья тоже, наверное, играли в футбол?
— Играли. Раз произошел курьезный случай. Проводился финал Кубка Свердловской области, в котором встречались «Динамо» и ОДО. Я играл за «Динамо», а ворота армейцев защищал младший брат Саша.
И вот следует подача, я разбегаюсь и головой, в падении, отправляю мяч в сетку. Красивейший гол! Но судья встречи Иван Антонов взятие ворот не засчитал, утверждая, что перед ударом я якобы подыграл себе рукой. Не возымело действия даже вмешательство брата, пытавшегося доказать, что забил я правильно. Судья оказался непреклонен.
— Надо же: Александр Фирсов проявил принцип настоящего фэйр-плей, пусть в те годы подобного термина в советском спорте и не было. К слову, вы «варились только в собственном соку»? В том смысле, что играли в основном с командами из своего региона?
— Отнюдь. Скажем, в 1935 году в Свердловск приезжала футбольная сборная Норвежского рабочего союза. О силе скандинавов говорил хотя бы тот факт, что до нас они обыграли 2:1 тех же ленинградцев.
Выиграли норвежцы и в Свердловске, и тоже с минимальным счетом — 3:2. Сам я тогда опять не забил, но сумел «заработать» пенальти. Кстати, руководил нашей командой первый в городе профессиональный тренер Михаил Сушков — впоследствии известный тренер московского «Локомотива» и киевского «Динамо», автор нескольких учебных пособий о футболе, председатель Всесоюзного клуба «Кожаный мяч» и учебно-методической комиссии Федерации футбола СССР.
— Футбол являлся вашим основным занятием?
— Нет, после окончания техникума я работал по специальности, помощником маклера на товарной бирже. Ежедневно получал по телефону и обрабатывал информацию о рыночной конъюнктуре спроса и предложений в разных городах страны. Когда биржа закрылась, некоторое время провел в конторе «Союзплодовощ». Уже из нее меня призвали в армию и направили в распоряжение местного ГПУ, зачислив в кооператив при этой всесильной организации. Вот так я и стал динамовцем.
— В 30-х годах работать в ГПУ и принадлежать к обществу «Динамо» было столь же почетно, сколь и опасно. Надеюсь, репрессии обошли вас, популярного уральского спортсмена, стороной?
— Увы, не обошли. Какое-то время я был управляющим Второго Дома Советов, жильцами которого являлась областная и городская элита — партийная, советская, промышленная. Но проработал не очень долго: меня не только сняли, но и отдали под суд.
За найденные нарушения финансовой дисциплины, причем без личной выгоды, наказали шестью месяцами принудительных работ с удержанием из зарплаты. Как знать, может, оно было и к лучшему, ведь многие из моих жильцов позднее оказались в тюрьмах и у «стенки»...
— Чем занялись после истечения срока приговора?
— В конце 1930-х годов стал директором только что появившегося в городе спорткомбината «Динамо», сразу же превратившегося в центр спортивной жизни города. И это было, пожалуй, самой приятной работой. Я занялся благоустройством территории, нашел и пригласил лучшего в Свердловске садовника, установил скульптурные фигурки. Неплохие доходы приносила и реклама. Но главными были, разумеется, соревнования: на товарищеские матчи к нам приезжали футбольные команды даже из Москвы и Ленинграда.
— На «Динамо» зимой был ведь и каток. Хоккейные матчи там тоже проходили?
— В хоккей, точнее — хоккей с мячом, мы играли на льду городского пруда. В чемпионате СССР свердловское «Динамо», правда, не участвовало, а вот в Кубке страны определенных успехов добилось. Два или три раза наша команда доходила до стадии четвертьфинала, где неизменно проигрывала московским одноклубникам во главе с Михаилом Якушиным и Василием Трофимовым.
От мяча — к шайбе!
— Как же получилось, что, играя в футбол и русский хоккей, вы вдруг стали тренером по хоккею с шайбой?
— Прежде всего, думаю, нужно рассказать, как я вообще занялся тренерской работой. Произошло это уже после Великой Отечественной войны и возвращения в ноябре 1945 года в Свердловск. Естественно, вернувшись, очень хотел снова работать в родном «Динамо», осуществлять сорванные войной планы. Но, увы…
Мне быстро напомнили, что я был в плену, со всем отсюда вытекающим. И что мой «волчий билет» не дает права заниматься руководящей работой нигде, включая спорт.
В конце концов, в спорткомбинат «Динамо» меня все же взяли, но уже не руководителем, а обычным тренером спортивной школы. Вел занятия по футболу и хоккею с мячом, причем наши хоккеисты в сезоне-1947/1948 даже выиграли Кубок РСФСР. Но тут страна, благодаря приезду в Москву пражской команды ЛТЦ, познакомилась с канадским хоккеем, и городская динамовская организация в добровольно-принудительном порядке начала культивировать новый вид спорта.
— Стартовали вы не с вершин новоиспеченного советского хоккея с шайбой, в отличие от земляков из армейского ОДО-1946/1947.
— Да, наше «Динамо» включили в состав участников второй группы первенства страны, а меня утвердили в должности старшего тренера. Несмотря на полное отсутствие в городе квалифицированных «шайбистов» и отсутствие всякого опыта, дебют вышел неплохим. За два сезона мы проиграли всего два матча, и оба — в финальных турнирах за право выступать в первой группе: ленинградскому СКИФу — 3:5 и московскому «Локомотиву» — 2:3. Занимали в них, соответственно, третье и второе место.
— Но сезон-1949/1950 свердловское «Динамо» встретило, однако, уже в первой группе чемпионата СССР.
— Справедливости ради скажу, что произошло это лишь благодаря ее расширению. Но мы отнеслись к такой удаче очень серьезно, постарались выступить так, чтобы болельщикам не было за нас стыдно: занимали восьмое место, трижды становились девятыми.
Достичь большего помешали, прежде всего, трудности с сохранением состава. Скажем, в том же 49-м приехали мы в Москву играть со «Спартаком», легли вечером спать. А наутро обнаружили пропажу лучшего нападающего Василия Володина (в январе 1950-го погибшего в авиакатастрофе с командой ВВС близ родного Свердловска. — Прим. авт.)
— Не пытались его вернуть?
— Конечно, пытались. Я лично писал жалобу на имя босса ВВС Василия Сталина, да где там! Летом 1950-го в ЦДКА отправился другой наш ведущий нападающий Лев Мишин,
а Сергей Уфимцев в том же сезоне перешел в столичное «Динамо».
Но и это еще не все! На следующий год в тот же ЦДКА уехал будущий игрок национальной сборной страны Александр Черепанов.
Вновь написал жалобу в Москву, на сей раз — в Управление агитации и пропаганды ЦК КПСС.
— И каков оказался результат?
— На какой-то небольшой срок Черепанова дисквалифицировали, но к нам-то он все равно не вернулся. А вскоре ему и вовсе разрешили играть за армейцев: «в интересах сборной». Как позднее и защитнику Борису Соколову.
О бесперспективности такой борьбы мне как-то очень красноречиво сказал Всеволод Бобров, тренировавший в 1952-м ВВС: «Не мы возьмем вашего Черепанова, так Тарасов в ЦДСА заберет!». Анатолий Тарасов в итоге и выиграл спор за форварда.
— Вы были удовлетворены тренерским этапом своей многолетней карьеры?
— Любая работа с людьми, и тренерская не исключение, трудна и ответственна. Нужно обладать педагогическими навыками, знать нравственную структуру человека, выяснить физические и психологические качества. Необходимо дать игроку определенную свободу действий, создать в команде обстановку, способствующую его росту и творчеству. Специального образования я не имел, но вся предшествующая жизнь была тесно связана со спортом, со спортивными играми.
В роли тренера я ведь не только учил, но и учился сам. Однажды в Москве беседовал с канадским профессиональным хоккеистом, и, на мой взгляд, его слова не утратили актуальности и сегодня: «Тренер главным образом работает над тактикой. Ему принадлежит решающее слово в составлении звеньев, композиции игры. Физическая форма, готовность к матчу — обязанность самого спортсмена-профессионала. А я всегда помню: за моей спиной находятся еще два десятка парней, каждый из которых с удовольствием займет мое место.»
Насколько я знаю, в настоящее время тренерский штаб любой профессиональной команды представляет собой довольно внушительную группу из пяти-семи человек, а то и больше. В наше же время мы работали в одиночку. Например, в довоенном турне по Сибири и Дальнему Востоку я был и игроком, и капитаном, и тренером, и начальником команды.
— Справились с таким грузом обязанностей и ответственности?
— Справлялся. Хотя администратор, признаться, мне бы тогда не помешал.
Напутствие от Тарасова
— Тренер, по-вашему, это кто?
— Это человек, постоянно находящийся в поиске чего-то нового. Помнится, как-то я встретился с Анатолием Тарасовым на представлении ансамбля американских фигуристов. Когда я спросил, что же его привело сюда, Анатолий Владимирович воскликнул: «Надо же посмотреть, как они катаются на льду!»
— А был момент, когда вы ощутили миг наивысшей тренерской удачи?
— Здесь можно ответить наверняка, без боязни ошибиться. Ноябрь 1960 года. Свердловский «Спартак», с которым я работал четвертый сезон, впервые собрался в заграничное турне. Предстояло нам сыграть в Финляндии два товарищеских матча с национальной сборной этой страны.
Ребят тогда не нужно было подгонять. Чувствуя огромную ответственность за результат, и не только спортивную, они работали на тренировках до седьмого пота. В результате достигли очень хорошей физической формы.
В Москву, кстати, мы приехали задолго до выезда в Хельсинки. В начале ноября провели в столице три стартовых матча чемпионата страны, в которых проиграли «Крыльям Советов» — 2:9, «Спартаку» — 4:6 (ведя после первого периода 3:0) и «Динамо» — 0:7. После чего начали готовиться непосредственно к предстоящим матчам на спартаковском катке с искусственным льдом в парке Сокольники.
К слову, с финскими командами в том сезоне никто из наших команд не встречался. И все, что мы знали о будущих соперниках, только то, что ими руководит опытный тренер из Канады. В том числе и по этой причине Тарасов, регулярно посещавший наши тренировки, попросил меня составлять подробный отчет о действиях соперников.
К слову, оптимизма на счет нашего «Спартака» он не испытывал, предрекал неудачи в обоих матчах. И попросил лишь сделать все, чтобы не опозориться, сыграть достойно.
Волнение началось еще в Москве. Близился час отъезда, а о нас словно забыли. «Червячок сомнений» грыз меня все сильней, и вот мне уже все ясно: как человек, побывавший в плену, я не подлежу выезду в капстрану. Но ведь команда в том плену не была, она столько дней упорно готовилась, не могу же я подвести ребят!
В общем, собираюсь и еду в ВЦСПС и пишу заявление с просьбой назначить главой делегации вместо меня одного из руководителей Федерации хоккея страны Юрия Дмитриевского (будущего старшего тренера новосибирской «Сибири» и пензенского «Дизелиста». — Прим. авт.)
Примерно через полтора часа меня пригласили, но уже в ЦК КПСС, где спокойно так объяснили: «Фирсов, почему паника? Мы вас лучше знаем, чем вы думаете. Команда поедет. Вы — тоже».
Первый матч состоялся 15 ноября в Хельсинки. Мы выиграли у сборной Финляндии 2:0 — благодаря шайбам, заброшенным нападающими Валентином Бушуевым
и Виктором Власовым,
а также отличной игре, особенно в начале встречи, вратаря Валерия Михеева.
Поскольку всего было запланировано две игры с финской сборной, то для себя радостно отметил: ничью по итогам турне мы обеспечили, Тарасова и страну не подвели.
Обратил внимание и на такой любопытный и непривычный для тех лет факт: все официальные разговоры финны вели только с тренером команды. То есть, со мной. Так что приехавшие из Москвы многочисленные «официальные лица» и «переводчики» чувствовали себя не слишком уютно.
Вторая игра прошла 17 ноября в Тампере. Знаете, у тренера иногда возникает странное чувство: матч проведен, твоя команда победила, а ты недоволен. Но в Тампере я был доволен абсолютно всем.
Проиграв накануне, финны, естественно, жаждали реванша и даже открыли счет. На 17-й минуте он, однако, стал равным: отличился Олег Кожурин. И вот уже середина третьего периода, счет 1:1, надо забивать. Тут, я признаюсь, сознательно пошел на определенный риск. Был у нас такой нападающий Геннадий Гурьевских.
То ли вдохновение на него тогда снизошло, то ли еще что, но он вдруг говорит мне: «Георгий Кириллович, я сегодня обязательно забью! Подержите меня на льду подольше, не заменяйте».
В общем, вышел он на площадку и, действительно, сразу всех обыграл. Прокатился за воротами, выехал на пятачок и бросил… точнехонько во вратаря! Меняю состав, а взгляд Гурьевских красноречив, умоляет: оставьте меня! Оставляю на вторую смену, потом на третью. И забил-таки Гена победную шайбу, за три минуты до сирены!
Выиграв серию, радостно начали собираться домой. Как вдруг чуть ли не с вокзала нас пригласили в советское посольство и предложили остаться и сыграть 19 ноября еще и третий матч — в Лаппеэнранте с местной командой «СайПа».
Что же, с радостью согласились, поехали. По накалу игра, правда, сложилась намного легче. Мы победили 4:2 уже без особого напряжения.
И напоследок один, если позволите, почти анекдот.
Тампере, банкет в ресторане после второй игры. У хоккеистов, естественно, строгий режим и диета. Для тренеров же накрыли стол в отдельном кабинете — с куда более широким выбором блюд и напитков. Спрашиваю своего канадско-финского коллегу, как он оценивает нашу команду? Отвечает, явно имея в виду пробелы тактического плана: «Есть один недостаток — слишком много и быстро бегаете.» Но потом добавил, что они и приглашали прислать из СССР по возможности очень скоростную и атакующую команду...
Ближе к полуночи, когда команда давно уехала в гостиницу, в кабинет зашел директор ресторана: «Извините, заведение закрывается». Тут же получил приглашение от президента местного хоккейного союза поехать к нему в гости и продолжить застолье и беседу. «Поедемте, поедемте, — настойчиво стал советовать переводчик, — у господина такая прекрасная жена, она готовит очень вкусные бутерброды».
Что же, едем. Швейцар открывает двери особняка. Супруга президента действительно оказалась довольно интересной женщиной. Дарю ей прихваченные собой из дома духи «Подмосковные вечера». И вскоре — о, чудо! — нетрезвые финны дружно начинают хором исполнять эту популярную в СССР песню: на коробке оказались ноты и слова.
Заходим в какой-то кабинет. Внутри шкафы с книгами, бутылки с коньяком, виски и… ни одного бутерброда!
— Жена президента тоже зашла?
— Нет, встретив нас, она больше не появилась. А тут еще сам хозяин, словно заправский форвард, перешел в наступление: «О, Георгий, какие у вас ясные глаза!» — и наливает стакан коньяка.
Что делать, выпил. Но хоть бы какая-нибудь закуска!
Улучив момент, отщипнул листочек фикуса…Нет, решительно нужно отсюда выбираться. Сухим из воды выйти не удается: напоследок получаю от хозяина еще один стакан. Наконец, такси везет домой. Спать! Ух…
Вот и верь после этого приличным людям!
От автора
Кстати, проверив на деле силу советского хоккея, сборная Финляндии весной 1961-го вышла на игру чемпионата мира и Европы против сборной Советского Союза уже обогащенная определенными знаниями и опытом. Но, тем не менее, все равно уступила по всем статьям.
Протокол
СССР — Финляндия — 7:3 (5:0, 0:0, 2:3).
5 марта 1961 года. Лозанна. 4000 зрителей. Судьи: Брайтенштайн, Оливьери (оба — Швейцария).
СССР(10): Чинов (Коноваленко, 20:00); Брежнев (4) — Трегубов, Рагулин — Сидоренков; Локтев — Альметов — Александров (4), Снетков — В. Якушев (2) — Юрзинов, Е. Майоров — Старшинов — Б. Майоров.
Финляндия (28): Лахтинен; Хаапаниеми — Нумминен (6), Нурми (2) — Койсо; Салонен (2) — Растио (2) — Кильпиё (12), П. Ниеминен (2) — Рикала — Луостаринен, Альквист — Хютияйнен — Вайнио (2).
Шайбы забросили: 1:0 Снетков (Юрзинов, 02:00), 2:0 Якушев (Сидоренков, 02:50), 3:0 Александров (Локтев, 05:15), 4:0 Старшинов (Б. Майоров, 09:20), 5:0 Сидоренков (Юрзинов, 14:05), 5:1 Луостаринен (Ниеминен, 40:35), 6:1 Снетков (Якушев, 43:20, бол.), 6:2 Растио (Салонен, 51:45), 7:2 Сидоренков (Альметов, 52:15), 7:3 Салонен (Растио, 55:55, бол.).
Интересно, кто из участников этого поединка с финской стороны проигрывал в Хельсинки и Тампере советской клубной команде? Впрочем, это была уже совсем другая история...
От автора
Чуть позже, уже после возвращения «Спартака» домой и временного переезда Фирсова в Ригу, с одним из ведущих хоккеистов команды, нападающим Анатолием Макаровым, случилась настоящая беда.
Из беседы с заслуженным тренером России Валерием Голоуховым:
— Ваш коллега Георгий Фирсов рассказывал, что в начале 60-х в «Спартаке» произошел и вовсе беспрецедентный случай...
— Вы про Толю Макарова?
— Да, о нем. Вы что-нибудь об этой трагической истории, случившейся с молодым талантливым хоккеистом слышали?
— Немного. Хотя и самого Макарова знал, и его старшего брата. Толя ведь тоже начинал на «Динамо», но был на пять лет старше меня. Вместе в «Спартаке» мы с ним не играли, это произошло примерно за год до моего появления в команде.
В общем, где-то в районе новогодних праздников 1962 года Макаров убил свою жену. При каких обстоятельствах — не знаю, но я был потрясен: Толя всегда казался нормальным, спокойным парнем. Знаю, что многие пытались ему как-то помочь, даже писали какие-то письма от лица общественности, но по приговору суда его все равно приговорили к расстрелу…
Форвард из лагеря Циганхай
— Георгий Кириллович, беседа с вами была бы неполной, если бы мы не коснулись темы фронта и, раз уж так ваша судьба сложилась, немецкого плена…
— В военкомат Свердловска я пришел уже 23 июня, согласно записи в военном билете. Из нас, таких же «запасников», всего за пять дней сборов сформировали артиллерийский полк, а еще через неделю мы грузились в эшелоны, которые шли защищать Москву.
Войну начал младшим лейтенантом, заместителем командира батареи по строевой. Год спустя получил звание старшего лейтенанта. Мы, воины-уральцы, были полны решимости дать врагу отпор. Уже через два месяца отпала необходимость подавать уставные команды — настолько хорошо мои солдаты знали и выполняли свои обязанности.
Вообще, народ на батарее подобрался стоящий, умелый, интересный. Зачастую природный ум и смекалка помогали выпутаться из самых, казалось бы, безвыходных положений.
Скажем, служил у нас заряжающим огневого расчета некто Гонтовой, родом он был со станции Исеть под Свердловском. Ворчун невозможный, но работы никогда не чурался, не отлынивал. И вот декабрь 1941-го. За одну-единственную холодную зимнюю ночь батарее нужно обязательно сменить позицию и переправиться на другой берег реки, а ранним утром начать обстрел противника.
Начали переправляться, но лед не выдержал веса девятитонного орудия, пушка погрузилась под воду. Вытянуть ее при помощи трактора тоже не удалось. Утопить орудие — нарушить приказ, что для меня, командира, означало только одно: скоротечный военный трибунал. Честно говоря, очень хотелось достать пистолет и застрелиться самому, не дожидаясь публичного позора.
Мои мрачные мысли нарушил голос заряжающего: «Товарищ командир, а если максимально выдвинуть ствол, приведя его из походного положения в боевое, то центр тяжести переместится вперед и пушку будет проще сдвинуть с места». Ну, конечно, как я сам-то до этого простого решения не догадался! В общем, утром орудие уже стреляло по фашистам. Участвовали мы с ним потом в боях за Смоленск, Ржев, Торжок…
В плен, в районе Вязьмы, попал летом 42-го.
Вначале наша группа «окруженцев» была довольно крупной, но постепенно дробилась на более мелкие. Так было легче пробираться к своим по лесам и болотам. Проводниками зачастую были местные мальчишки — война заставила их рано повзрослеть. Они указывали тропинки, деревни, пока свободные от немцев, приносили еду.
Но однажды случилась беда. По следу нашей группы из трех человек шли немцы. И тут, как на грех, лес закончился — впереди простиралась большая площадь заросших сорняками когда-то урожайных полей, речка, мостик через нее, и сразу же начиналась какая-то деревня. Увидев местного жителя, спросили его, есть ли в деревне немцы. Тот ответил, что их сроду тут не было. После чего как-то странно махнул рукой и быстро зашагал прочь.
Мы, к сожалению, не придали этому значения и перешли мост, следуя поодиночке с интервалом в 10—15 метров, я двигался первым. После моста улочка резко ушла вправо, а за поворотом нас …поджидала группа немецких автоматчиков! На какое-то мгновение в голове мелькнула мысль: броситься назад, бежать, но резкое холодное «Хенде хох!» подействовало отрезвляюще: дернешься — тут же будешь «прошит» очередью.
Не поднимая рук, продолжил движение. Меня остановили, обыскали и увели к офицеру на допрос. А утром отправили в пересыльный лагерь, располагавшийся в самой Вязьме (это был либо Дулаг № 184, либо Дулаг №230. — Прим. авт.)
Спали мы там на голой земле и под открытым небом.
Пребывание в Вязьме, как и позднее в Каунасе, оказалось кратковременным. Кстати, одной из главных «достопримечательностей» каунасского лагеря оказалась его внутренняя охрана. Состояла она исключительно из молодых людей атлетического телосложения во главе с бывшим полковником Красной армии. И все охранники были тоже из числа советских военнопленных.
Что, однако, совсем не мешало им обращаться с нами исключительно жестоко, регулярно применяя физическую силу и палки. А их начальник казался просто зверем в человеческом облике. Однажды он, заподозрив меня в неповиновении приказу, чуть не зарубил лопатой.
Из Литвы путь лежал в Германию, в расположенный в Рурском угольном бассейне лагерь Циганхай. Несколько отсеков лагеря предназначались для пленных англичан, французов и американцев. Причем располагались эти отсеки совсем близко от наших деревянных бараков с очевидной психологической целью — чтобы русские могли видеть площадки для отдыха других военнопленных, где европейцы и американцы играли в футбол и шахматы, читали газеты...
— А как жили оказавшиеся в этом же лагере принудительного «труда и отдыха» советские солдаты и офицеры?
— Спали на двухъярусных нарах, постельные принадлежности были из личных вещей (я, например, клал под голову сапоги). Завтрак состоял из кусочка хлеба толщиной в сантиметр-полтора, с игральную карту, 20 граммов белоснежного маргарина и кружки чая. На обед получали миску супа (баланды) из брюквы. Ужинали повторением завтрака, только уже без маргарина и хлеба.
Главным требованием администрации лагеря было соблюдение режима и тишины. Работать почти не заставляли, поскольку лагерь служил скорее пересыльным пунктом бесплатной рабочей силы, в дальнейшем распределявшейся по разным концам Германии. В частности, я, в составе группы офицеров из 100 человек, со временем был направлен в лагерь на железнодорожной станции Хайгер для ремонта путей. Где и «задержался» на два года.
Честно говоря, условия в Хайгере оказались лучше, чем в трех предыдущих лагерях. Только хлеба нам выдавали по 350 граммов в день, да и работали на свежем воздухе. Но все равно были и злобные охранники, и самоубийства от отчаяния и неверия в освобождение, и побеги, в основном неудачные, и вербовка в армию генерала Власова.
— Сами не пытались бежать?
— Четыре раза. Трижды — неудачно. Били потом жестоко, но как-то выжил. Когда же линия фронта стала приближаться, немцы начали отступать, стараясь уводить пленных с собой. Увели и нас. В этой ситуации главным было «не дать себя расстрелять», как говорил руководитель нашей подпольной организации и главный организатор побегов в лагере Филипп Максимовский.
Однажды наша колонна остановилась на ночлег в небольшом поселке, к которому прилегала покрытая лесом возвышенность.
Отдыхали, впрочем, мы недолго: едва услышав звуки приближающегося боя, конвоиры поспешили с отправкой. И вот тут-то мы по команде Максимовского бросились врассыпную, позднее собравшись в заранее оговоренном месте, а вскоре встретились с частями наступавшей британской армии. После чего отправились в Бонн, в сборный пункт для перемещенных лиц.
До возвращения на родину оставалось еще полгода...
Помню, что в будущей столице ФРГ мы провели несколько футбольных матчей, в том числе пять раз сыграли с командой своих британских охранников, в составе которых обнаружились даже двое бывших профессионалов. Тем не менее, дважды обыграли их, один матч сведя вничью. Также два раза победили «сборную Польши», выиграли и у югославов. И только команде «коллег» из Кельнского сборного пункта уступили.
Я ведь четыре с лишним года не играл в любимый футбол и прямо-таки наслаждался им, много забивал. А возвращаясь домой, во время двухдневной стоянки эшелона в Бресте, успел сыграть даже за сборную советского гарнизона…
От автора
В сентябре 1988 года, когда фронтовик Георгий Фирсов отмечал свое 80-летие, Совет ветеранов советского хоккея преподнес заслуженному юбиляру праздничную папку с поздравлениями от Александра Рагулина, Виктора Шувалова, Ивана Трегубова, жившего в Москве бывшего нападающего свердловского «Автомобилиста» и студенческой сборной СССР Владимира Игошина, знаменитого футболиста московского «Спартака» Николая Старостина и многих других известных спортсменов.
А друзья патриарха свердловского футбола и хоккея, ранее награжденного медалью «За отвагу» и орденом Отечественной войны II степени, приготовили несколько фотоплакатов, запечатлевших различные страницы жизни легендарного свердловского спортсмена и тренера. Особенно же любопытной оказалась серия из трех фотографий, на которых Георгий Фирсов был снят в спортивной форме в возрасте 25, 50 и 75 лет…
Земля вам пухом, Георгий Кириллович!