...Мне – лет шесть. Одна дома. Заворожено разглядываю отцовский магнитофон (из первых портативных) и несколько коробочек с кассетами. Прикасаться к «Весне», тем паче – тыкать пальцами в кнопки, мне строго-настрого запрещено. А на коробочки запрет не распространяется. Их можно перебирать, рассматривать яркие вкладыши.
По привычке, обретённой, едва научилась буквы в слова складывать, сосредоточенно читаю всё, что на вкладышах этих написано. Ага, а вот тут непонятно: «ВИА «Орэра»… Что «ВИА» - это «вокально-инструментальный ансамбль», весьма «продвинутая» для своих лет девица уже знает. Но «Орэра»… Орут они там, что ли? Любопытство пересиливает привычку слушаться родителей. Несколько манипуляций с магнитофонными кнопками (видел бы папа, как уверенно его «Дяночка» управляется с техникой, к которой он сам обращается пока ещё на «вы»!) – и из динамика вырывается стремительный водопад роскошного многоголосия. Нежного, гармоничного, страстного. Ничего общего не имеющего со словом «орать». «Красиво!» - с ходу оценила тогда маленькая слушательница (лишь сорок с лишним лет спустя удосужившаяся узнать, что «Орэра» означает непереводимый припев к грузинским песням, выражающий различные оттенки радости, веселья типа нашего «Ля-ля-ля», а имя «Буба» - первое слово, произнесенное в младенчестве заводным ударником группы). И навсегда прониклась симпатией к неповторимым голосам.
Чуть позже симпатия с помощью «голубого экрана» сфокусировалась на имени «Вахтанг Кикабидзе»: вся семья наша слушала штучного, единственного в своем роде вокалиста с неизменным упоением, восхищалась манерой держаться, вести себя, столь не вязавшейся с разгильдяйством главного героя картины «Мимино». По артисту я судила о его народе. Глубже познать который помогали на разных этапах взросления то роман «Дата Туташхиа», то фильмы с участием Софико Чиаурели, то желание сложить собственное мнение о личности Сталина…
Так продолжалось вплоть до даты «08.08.08»…
Душевное потрясение в августе 2008 года вызвала даже не бесцеремонно-циничная, как показалось, попытка руководства Грузии с помощью оружия призвать к «конституционному порядку» непокорную Осетию. И не поступок президента РФ Дмитрия Медведева, который с помощью приказа, отданного самому «безбашенному» в федеральных войсках «чеченскому» батальону, быстро расставил свои точки над «i» в безумной политической авантюре. Ошеломил, в одночасье спутал все нравственные ориентиры Вахтанг Кикабидзе – когда публично, якобы, отказался принять от правительства России орден Дружбы и отменил все концерты, запланированные на территории огромной страны. Тётка «постбальзаковского» уже даже возраста, довольно много повидавшая за журналистскую жизнь, я растерялась, словно ребенок. Зураб Соткилава, Нани Брегвадзе, Сосо Павлиашвили, Тамара Гвердцители, Диана Гурцкая, как пели, так и поют в программах российских телеканалов, принимают участие в праздничных концертах, гастролируют. А Буба? Великолепный, интеллигентный, проникновенный Вахтанг Кикабидзе? Его мы, что же, больше не увидим и не услышим? Любовь к Родине – превыше всего? И стоит любви миллионов недавних соотечественников по Советскому Союзу?
Было обидно, будто предали лично тебя.
СМИ кликушествовали, рискуя захлебнуться собственной желчью, срываясь буквально в истерику. Мамуля моя, долгие годы верно обожавшая элегантного грузина, после очередного «обличения» и «уличения» «самого народного артиста» в очередном сюжете выпуска новостей уронила мрачно и безапелляционно:
- Не пойду на его концерт! Почему он позволяет себе так унижать Россию?!
То же самое камнем лежало на сердце и у меня. Однако… Помимо теории «Не судите, да не судимы будете», уже имелась в репортерском активе практика общения с Валерием Золотухиным, которого пресса и обыватели двадцать лет травили за «измену» дружбе с Высоцким.
- А я – пойду! – поразмыслив, сказала я тогда маме. – И познакомлюсь с ним, если представится возможность. Не уверена, что сама его спрошу: «Обладает ли «звезда» такого масштаба правом на национальность?» Но то, что каждый человек имеет право на свою правду, - знаю точно.
Сердце, признаюсь, саднило. В начале 2009 года Кикабидзе записал песню, которая называлась «Вы меня не предали - разочаровали». По его словам, она адресована была, прежде всего, российской творческой интеллигенции. В клипе на фоне российских самолетов, бомбящих грузинские дома, - кадров из хроники августовского конфликта – Буба пел печальную песню на своем языке, а припев – по-русски: «Вы меня не предали - разочаровали»...
Благо, хоть возможность разобраться в душевном раздрае представилась довольно скоро. В начале декабря 2010 года, в ответ на «контрольный выстрел» «Как там у вас дела? Что нового и хорошего?», замечательный мой друг-приятель продюсер Максименко вальяжно пророкотал в телефонную трубку: «Да ничего, Танечка, нормально всё. Вот Бубу Кикабидзе на днях привезу!»
- В Евпаторию?! – сперва ушам своим не поверила, аж вспискнула я восторженно. – Ой, Евгений Владимирович, хочу!
- Ну, в Евпатории, нам, положим, делать нечего! Ваш театр – для меня сплошной убыток! – непримиримый враг «блатных» билетов и в этот раз не пожелал сменить свой давний гнев на милость. – Концерты будут в Керчи, Ялте, Севастополе. Тринадцатого – в Симферополе. Сможешь – приезжай!
- А интервью? – постаралась я промурлыкать как можно благодарнее.
- Думаю, получится. Буба – человек простой, к журналистам относится нормально. Только с утра ему на голову не сваливайся – часам к трем пополудни. Артисты рано вставать не любят.
- Да знаю! – облегченно рассмеялась я. – Юрий Богатиков объяснил – навсегда запомнила!
В «ЕЗ» на тот момент напряжение достигло тысячи вольт, в «Бульваре…» - продолжался «мораторий»…Однако вопрос «Для кого писать?» даже не возник. Буквально на следующий день состыковалась с замом редактора «Русского базара»: «Здравствуйте, Михаил! На днях планирую взять интервью у Вахтанга Кикабидзе - специально для «РБ». Есть ли у Вас какие-то особые вопросы к замечательному Бубе?», заручилась «одобрямсом» из-за океана. Легко, сама собой разрешилась и проблема «Как добраться до столицы в гололёдном декабре?» У «бизнес-леди» моей, Леночки Карпенковой, дела в Симферополе на сей раз с запланированным «звёздным» рандеву не совпали. Зато с робко изданного мамой полу-звука «Марк Михалыч, вы в Симферополь в ближайшее время не собираетесь?» мгновенно понял намек славный наш Зусманович: «Я - нет. А что там? Кикабидзе? И Татьяна собралась с ним побеседовать? Ну, так звоните Саше Божкову, уточняйте время. Я сейчас распоряжусь!» И вечером, накануне встречи (всё-таки - весьма и весьма желанной, как признались мне тихонько мамуля!), супер-кулинар, вздохнув покорно, отправилась на кухню – стряпать пироги с вишнями, столь любимые роскошным генерал-майором казачьих войск Евгением Максименко
Сейчас понимаю: небеса намеренно перетасовали обстоятельства так, чтобы общение с нежно любимым прежде Бубой сложилось без теней разочарования, недоверия, обиды, без фиг в кармане (которыми, думаю, запаслись бы на моем месте большинство коллег)…
Максименко, отдавая указания, где искать турбазу «Таврия», был непривычно зол. Как чёрт. И в ответ на осторожное: «Евгений Владимирович, что-то случилось?» буквально взорвался:
- Да более чем! Поубивал бы уродов! – казалось, мобильный сию минуту расплавится в клокочущей лаве эмоций всегда вальяжного казака-антрепренера. – Представь, приезжаем в Севастополь, а там – всего триста билетов продано! «Мстю» они устроили! «За Россию», видите ли! Вчера в Ялте – тоже кассы не было. Но уже по другой причине: какие-то негодяи запустили по местному телевидению бегущую.строку: «Концерты Вахтанга Кикабидзе в Крыму отменяются в связи с болезнью артиста». И люди понесли сдавать билеты! Сегодня с утра бьюсь, пытаюсь узнать, какая падла эту дезу запустила!
- О. Господи! Вот сволочи! В травлю решили поиграть?! – сказать, что по сердцу сразу же полоснуло: «Защитить, уберечь, спасти!», - не сказать ничего. – Евгений Владимирович, а сам-то он как, Буба как?!
- Он – молодец! Держится. Делает вид, что спокоен, что всё в порядке. Ждёт тебя к трём. В общем, спросите там Олега, помощника. Удачи! А я помчался в театр – нужно, чтобы хоть в Симферополе всё было нормально…
Взлетая с помощью верного дяди Саши Божкова по лестнице, обледеневших мраморных ступеней, как помню, я просто не заметила. Плюхнувшись на добротный кожаный диван в холле, краешком сознания отметила: «Молодец Максименко! По Сеньке – и шапка. Не турбаза, а прямо отель пятизвездочный!» Сама себя мысленно похвалила за соответствие обстановке: догадалась нацепить свитерок от французского бренда, полушубочек норковый. А мама уверенной походкой опытного арт-директора уже направлялась к стойке администратора:
- Здравствуйте, у нас договоренность на интервью с Вахтангом Кикабидзе…
- Секундочку! – сразу же взялась за телефонную трубку девушка на ресепшн, - Я позвоню…
Как-то очень быстро возник в поле нашего зрения предупредительный, молодёжно-спортивного стиля парень (как оказалось, тот самый, нужный нам Олег). Не типичный бодигард и не хлюпик, но меньше всего напоминающий классического продюсера. Постарался скрыть короткий оценивающий взгляд охранника:
- Вахтанг Константинович сейчас выйдет.
И я, видать, здорово таки волновалась. Потому что появление главного героя дня заметила не сразу, хотя холл, что предстояло ему пересечь, маленьким назвать было нельзя. Он возник перед глазами неожиданно, сразу – пожилой, уставший, худощавый человек в простом, даже скромном спортивном костюме:
- Здравствуйте! Это вы меня ждёте? – голос был низкий, глуховатый, неспешный, малоэмоциональный – ау, темпераментный Мимино!
Я встрепенулась, поспешно освобождая на роскошном диванчике место возле себя – «поближе к диктофону, чтобы он «слышал», ибо тембр голоса, высота потолков гостиничного холла и его размеры явно сулили нехилые проблемы при расшифровке записи. Однако приступить сразу к делу не удалось. Только открыла рот отрекомендоваться: «Я в данном случае представляю американскую русскоязычную газету…», как рядом с придвинутым к нашему диванчику журнальным столиком уверенно «нарисовалась» импозантно-«сексбомбового», туристического вида дама с фотоаппаратом в руках:«Извините, Вахтанг Константинович, позвольте…» Вся она буквально светилась и вибрировала от радостного возбуждения, свойственного людям данного типа: надо же, повезло такую «звезду» внезапно в своем отеле обнаружить! Поэтому мои гневно-жалобные взоры в сторону мамы и расположившихся неподалеку уже двух молодых людей (второй смотрелся явно телохранителем) действия не возымели: не отгонять же нахалку! Постаралась придать тону как можно больше строгости:
- Вам автограф?
- Сфотографироваться…- слегка оробев, пролепетала нарушительница деловой атмосферы, и певец нехотя, но покорно поднялся: «Давайте!», и мне пришлось делать хорошую мину при плохой игре «Видите, как классно – везде у вас поклонники!», а «арт-директору» моему - несколько раз нажимать на затвор чужой камеры.
Однако второго захода осчастливленной и осмелевшей поклонницы «Ой, а можно я тут рядышком присяду с вами?!» не потерпел никто. Что-то недовольно пробурчал Кикабидзе, приподнялись выразительно с места его парни, деликатно взяла просительницу под локоток мама: «Простите, тут интервью…», и я под удаляющийся цокот «шпилек» смогла, наконец, допредставляться:
- …Газета выходит в Нью-Йорке, называется «Русский базар». Коллеги весьма заинтересовались возможностью этого интервью. Поэтому я так понимаю, что говорить можно всё, что вы думаете…
- …И нужно! – согласно кивнул головой собеседник.
- И нужно, конечно! – это называется «Контакт? Есть контакт!». – С вашего позволения, Вахтанг Константинович, я тут набросала некоторые вопросы… - традиционный листочек со шпаргалкой горе-интервьюир, слава Богу, всучить по своему обыкновению человеку не успел, вовремя осенило, что он – в приличном возрасте. – Вам как лучше: чтобы я читала, или будете сами?...
- Как вам удобнее! – всё-таки обходительность у грузинских мужчин – в крови. – Мне любой вариант годится…
- Конечно, ты читай, Танюша!- тут же распорядилась мама.
Суета основательных приготовлений к серьезной работе - нашаривание в кармане сигаретной пачки, негромкий оклик в поисках «огонька» («Погодите, у вас нету спичек? Олег, спичек нету?»), беготня обслуживающего персонала гостиницы («Минуточку, сейчас принесём!») за зажигалкой и пепельницей – наконец, унялась. Собеседник с удовольствием затянулся весьма крепкой сигаретой:
- Всё, я готов!
- Я очень обрадовалась, когда Евгений Владимирович сказал, что вы приехали! – признание вылетело само, как на духу. – Честно говоря, уже и не чаяла встретиться! А очень хотелось! – ответные короткие «Да?», «Ясно!» были такими мягкими, располагающими, что показалось: общаемся мы с этим строгим человеком уже не один час, меня даже на фамильярность занесло нечаянно: - Ну, что, мой хороший, первая же статья о вас в Интернете упоминает о том, что в детстве вы жили по соседству с Сергеем Параджановым. А вы что-нибудь об этом помните?
- Ну, я бывал у него несколько раз дома, знал маму. Очень была колоритная женщина! – характерный акцент – сочный, вкусный! – перестал мешать почти сразу. – Параджанов, конечно, – это кинематограф мировой. И потом, Параджанов – сам по себе необычный человек.
- Необычный?
- Необычный – потому что гениальный был рассказчик и рисовальщик, таких было немного в наше время…
- Пожалуйста, можно вас попросить говорить чуть-чуть погромче! – пришлось предпринимать отчаянную попытку достичь консенсуса между тихим голосом артиста и стоявшим в фойе неумолчным гвалтом, доносившимся даже в наш укромный закуток. – Для диктофона тут такой фон…
- …Но потом он перебрался в Киев, как вы, наверное, знаете, да? Он там снимал фильмы. И первые, и «Тени забытых предков», - глухой баритон тут же послушно поднялся на октаву. – Я знал, что он возле моего дома живёт, но мы с ним не были знакомы тогда, это давно было... А однажды, когда мы с ансамблем «Орэра» приехали в столицу Украины на гастроли, позвонил один мой друг, художник и архитектор, и сказал, что «вечером Параджанов хочет вас всех пригласить к себе домой». Нас было человек девять, наверное, с нами Нани была, Брегвадзе…
- А вам сколько лет на тот момент было?
- Лет тридцать-сорок тому назад это происходило…
- То есть – много, встретились уже взрослыми…
- Да, лет мне тогда тоже немало было! – лицо на миг освещается скупой улыбкой. – Мой друг тогда за нами заехал, и мы после концерта поехали в гости все вместе.
Вошли - маленькая, двухкомнатная квартира. Но была в ней такая красота! Всё как-то внове для нас тогда. Иконы висели. Много икон. Картины. Дубовый стол стоял – на нем сетки не видно было, она вся засыпана была ягодами красными, а внутри собственно стол находился. В те годы не было, конечно, у всех таких… фокусов.
На кухне готовили еду какую-то. Хозяин тут же Нани сказал: «Нани, вон там тарелка висит. Если вам не трудно, достаньте её и нарежьте лук!» Нани достала тарелку: «Зачем же портить? Такая дорогая тарелка!» Очень красивая была, старинная такая тарелка. «А у меня других нету!» - он сказал. Такой вот был человек! – короткий мягкий смешок наглядно продемонстрировал, что собеседник мой внутренне как бы оттаял, расслабился. – Нани, в общем, лук нарезала. Мы сели. И вроде как и не сели за стол. Потому что он как начал говорить – мы все, разинув рот, его слушали и умирали с хохоту. А когда уходили уже от него, он говорит: «Нани, эту же тарелку помойте, пожалуйста!» Она смыла там запах лука, И он выносит на прощание еще одиннадцать таких тарелок – на всех. «Это, - говорит, - вам от меня!» Оказалось потом - саксонский фарфор, по-моему, начала XVIII или конца XVII века, если мне память не изменяет…
На другой день Параджанов пришел на концерт. Смотрю: со свёртком в руках. Говорит: «Я вам вчера тарелки от сервиза отдал, а блюдо-то осталось у меня! Я забыл его подарить!» Извинился перед нами, открыл свёрток, а на блюде лежат две бутылки коньяка и столько фужеров, сколько нас было ребят!
- Ой, прелесть какая!
- На третий день (мы уже через сутки должны были уезжать) он опять позвал нас домой. Со мной был сын Костя, маленький совсем, он как раз спал. (Точно, это было сорок два года тому назад – сыну сейчас сорок семь!) Мы с женой попросили горничную присмотреть за мальчиком, а сами поехали снова к Параджанову. Прощаясь, он сказал мне: «Вот иконы. Среди них – две очень старые. Выбирай. Если не ошибёшься – они твои!» А я в иконах – ну ничего не понимаю!...
- Простите, помешаю вам! – внезапно прерывает неспешный рассказ Олег, всё это время сидевший в соседнем кресле с ноутбуком на коленях. – Буба, посмотри, что пишут! «В Керчи выступил Вахтанг Кикабидзе. Он дал концерты в Севастополе, Симферополе, Ялте и Керчи…» В общем, короче, пишут, что все билеты в Керчи были проданы, что всё круто, и тому подобное…
- А не пишут, что хотели сорвать концерт? – тут же напрягается мой собеседник..
- Ну, что вы! Об этом они, конечно, не пишут! Зато только что Женя сообщил, что и в симферопольский зал кто-то позвонил: «Кикабидзе заболел!» Вчера в Керчи звонили, в Ялте звонили…
- Да ёлки-палки! – не выдерживаю я
- Представляете?! – явно ища поддержки, тут же обращается и ко мне Олег. – После конфликта с Россией такое началось. Договариваемся о гастролях, кассы трещат, планируется полный зал. И тут кто-то звонит тем, кто пускает, принимает нас: "Отменяйте концерт, Кикабидзе не будет – он заболел!" А мы едем, ничего не подозревая! – в возмущенной речи молодого человека, казалось, тоже сквозит легкий кавказский акцент.
- Так из Москвы же и звонят… - словно сам себе, ни к кому не обращаясь, тихонько ворчит Кикабидзе.
- А выяснили, какой телеканал бегущую строку запустил? – начинаю искать хоть какую-то зацепку я. Меньше всего хочется верить, что пакости (а если называть вещи своими именами, то провокации!) устраивает, препоны чинит впавшему в немилость политиков кумиру миллионов советских людей таки «Москва»…
- Так никто не может сказать!!! – почти в отчаянии и почти вскрикивает Олег. – А они продолжают звонить! И вчера, и позавчера, и попозавчера звонили…
- Да Москва это… - ещё тише роняет Буба.
«Безобразие! Вы, главное, - не расстраивайтесь! Я попробую в Крыму эту тему поднять!» - пытаюсь унять раздосадованного парня. А вот подопечному его, как оказалось, - выдержки не занимать:
- …Там икон висело, наверное, штук этак двадцать! – как ни в чем не бывало, возвращается он к пресечённому реалиями быта рассказу, и худощавое, в глубоких морщинах, лицо - словно светом озаряется. – Ничего не знающий, не разбирающийся в этом деле, я взглядом отыскиваю самые старые на вид, подхожу к ним. И в это время мой друг, художник, уже мне подсказывает: «Икона Богоматери – в тени, её не видно тебе, и рядом – Иисус Христос!» Я уверенно так говорю: «Вот эти!» «Ты что – ясновидящий?!» - вроде возмущенно, но в шутку ахает Параджанов. «Да!» - говорю. Хозяин эти две иконы тут же снял. Точнее, сначала одну, которую я видел, снял. А потом сказал: «Вот эту вот, вторую, для маленького возьми, который там спит у тебя в номере!» И она у нас до сих пор висит, очень старенькая.
- .Какая память о человеке осталась, да, Вахтанг Константинович?
- И еще одна встреча была! – торопливо, точно боясь, что его сейчас столкнут с колеи врачующих душу воспоминаний, продолжает артист. – Очень интересная! Уже у меня был внук. Есть такое курортное место Гонио около Батуми, и мы все там отдыхали с Георгием маленьким. А Параджанов уже болеть начал, вы слышали, наверное, что он болел… Я тогда на рыбалку уехал что ли, в общем, не было меня. А когда вернулся, Ирина, жена, рассказала, что приходил, мол, Саркис, очень плохо выглядит, тебя спрашивал. Очень жалел, что не удалось повидаться ещё раз, и я ничем не могла помочь, не знала, где именно вы и когда вернетесь… Он ушёл. А потом возвратился с большой банкой. Там – какая-то смесь. И сказал: «Это в Армении, в горах я был, одна знахарка сделала. Мне не помогает. Так пусть Георгий скушает – здоровее станет!» Поставил банку и пошел…
- Светлый был человек… А «Миллион алых роз» - эта легенда тоже о нём, нет? – почему-то понесло меня в сторону от плана.
- «Миллион алых роз» - это легенда о Пиросмани! – тут же строго удивился артист.
Пришлось спешно признавать ляп, рулить обратно к исходному вопроснику:
- Ой, прошу прощения! Перепутала художников! – и с покаянным вздохом продолжать. – Вахтанг Константинович, вы – дворянского происхождения…
- Не просто дворянского – надо брать выше! – снова скупо улыбнулся он.
- …Оно отразилось каким-либо образом на вашем детстве? – поторопилась договорить, не вникнув сразу, что лицезрю перед собой (по свидетельству всезнающей Википедии) потомка грузинского княжеского рода Багратиони-Давиташвили, ветви грузинской царской династии Багратиони.
- …С IX века на грузинском троне царствовала династия Багратиони, - как само собой разумеющееся, начал так же немногословно рассказывать он. – На них, когда пришли красные, грузинское царство и закончилось. Моя мама – певица Манана Константиновна Багратиони-Давиташвили - из этого рода.. В 36-37 годах наш род разгромили: кого расстреляли, кого выселили. Моя тетя, старшая сестра мамы, где-то в Сибири была в ссылке. Вся интеллигенция Грузии, вплоть до председателя Верховного Совета союзной тогда республики там была… До сих пор ходит в Тбилиси такая байка. Собралась как-то за столом поэты. Кто-то поднял тост: «За Берия!» А мой дядя, муж маминой сестры, известный поэт и писатель, один из группы символистского течения «Голубые роги», у которого ещё до тех времен отец несколько лет сидел, сказал: «Я за этого негодяя пить не буду!» Ночью его арестовали. Кто-то донёс, настучал. А через два дня – и супругу его (она очень красивая была, старшая княжна, тетя Тамара!) забрали… Вернулась из ссылки постаревшая, хромая женщина, пострадавшая на лесозаготовках. А ведь с неё в свое время очень известный художник грузинский Ладо Гудиашвили писал царицу Тамару. Помните, еще открытки такие были? Царицу Тамару рисовали с неё. Просто корона была на голове. А так – это мамина сестра.
Дед мой – Константин Багратиони. Их было четыре брата. Когда тетю Тамару забрали, нам всем очень трудно было жить. Квартир не было, ютились в каких-то каморках. Детство прошло в бывшей кухне, на цементном полу. У меня ноги болят из-за этого с детства. Как я помню, у деда, видимо, находилось много наших вещей, потому что он всё время то приносил что-то маме, то забирал. Я ребёнком очень любил с дедом гулять. Его весь город знал. И дед такой, когда запамятует кого, внимательно сквозь очки смотрел на встречного, но никогда никому не дал понять, что не узнаёт. С ним весь город здоровался, все стремились узнать, как дела. В доме деда очень часто были интересные люди – поэты, писатели, артисты российские, грузинские, и нам, маленьким, разрешали присутствовать за столом и слушать разговоры взрослых. А те говорили о политике, о разных серьёзных вещах, о литературе. Я никогда не видел в тех застольях пьяных людей. Глаза сияли и щёки горели у них от разговоров.
Дед всё время говорил: «Пока Тамара из ссылки не вернется, не беспокойтесь – я не умру!» Так и случилось. В тот вечер, когда она пришла, мне было, наверное, уже лет девять. Ночью, таясь (мы ведь считались «семьей врага народа»!), появились какие-то друзья – очень простые люди, очень плохо одетые. Я тогда не знал, кто есть кто. Дед их встретил, потом пошёл к себе в комнату. Мама сказала: «Ну, теперь спокойно будет спать!» А взрослые и дети у нас рано вставали. Утром смотрим – к девяти часам дед не выходит, к десяти… Вошли к нему – а он, оказывается, во сне и скончался…
Брат деда лежал на тот момент в больнице. В семье решили ему не говорить, что Константин умер. Но, видно, кто-то из посторонних проговорился – он из больницы сбежал, но пришёл проститься. Я помню: такой красавец, вроде бы крепкий…Увидел деда, упал на пол – и тоже скончался. Обоих хоронили.
А ещё помню, что пока похоронные приготовления шли, все про какого-то русского человека говорили: дескать, нужно ему сообщить. Оказалось, это был названный сын дедушкин. И приехал… вот представьте себе: Лев Толстой, такого типа человек. Большого роста, в черкеске, с двумя орденами Святого Георгия среди многих других наград. И я особенно ярко запомнил момент, как он вошел. Он на колени встал, исцеловал деда: «Отец родной!» Вот это я помню… Это были другие люди, понимаете? Абсолютно. – вздох вырвался явно непроизвольно – тяжёлый, хриплый.
- Именно ордена Святого Георгия и именно в советское время, наверное, трудно было не запомнить…
- Да… Недавно мне вручили этот высший орден Грузии – Золотой крест Святого Георгия. И я очень этим горжусь.
- Батоно, фамилия «Кикабидзе» как-нибудь переводится с грузинского? Она – «говорящая»?
- Я однажды даже своей маме сказал: «Как ты, урожденная Багратиони, могла выйти замуж за Кикабидзе? Ведь это то же самое, что выйти замуж за Иванова. Фамилия очень простая. Но я однажды заинтересовался корнями с отцовской стороны, начал копаться. Нашел книгу «История фамилий», есть такая. И обнаружил, что Кикабидзе, оказывается, в основном были военными, среди них много достойных офицеров. Это уже было приятно. А отец был журналистом.
«Видимо, поэтому вы, Вахтанг Константинович, и демонстрируете пример терпимости ко всем, даже изрядно вас оскорблявшим представителям этой профессии!» - по ходу действия промелькнуло в моей голове. А собеседник, прикурив очередную сигарету, продолжал с улыбкой:
- Я часто, как байку, рассказываю вашим коллегам историю знакомства мамы с отцом. Они встретились во время какого-то праздника у общих друзей. Мама – тоненькая, очень красивая. Была как раз весна, на столе – уже много разной зелени. «Смотрю, - говорит она, - сидящий напротив красивый молодой человек, Константин, начал за мной ухаживать!» Ну, как ухаживать, тогда ведь всё по-другому было, сами понимаете…. И, в конце концов, он так и спросил прямо: «Что я должен, сделать, чтобы вы обратили на меня внимание?!» А перед мамой на тарелке среди овощей – как раз много зеленого перца, стручкового, жгучего. Ну, она, молоденькая, возьми да и скажи: «Вот если вы пять перцев сразу сможете съесть…» Он тут же схватил эти перцы – и в рот! Конечно, ему стало плохо. Вызвали машину «скорой помощи». А пока врачи приехали, мама салфетку намочила и время от времени клала горе-поклоннику на лоб. Когда домой пришла, оказалось, что «сарафанное радио» уже сработало. Дед чуть ли не с порога начал спрашивать: «Манана, кто это там за тобой ухаживал?» «Молодой журналист Константин Кикабидзе!» - отвечает мама. И тут же, как на духу, всё рассказала: и про перцы, и про то, как парню плохо стало. Дед уточняет: «Ты, когда примочки прикладывала, до него дотрагивалась?» «Да!» - отвечает мама. «Раз ты до него дотронулась, значит - ты должна и замуж за него идти!» - заключил дед.
- Замечательно! Вахтанг Константинович, можете представить, что мое поколение словосочетание «ансамбль «Орэра» помнит едва ли не с младенчества. Я тоже в этом возрасте влюбилась в вас навсегда! – отголоском комплимента прозвучал доброжелательно-одобрительный короткий смешок. - А вы сами помните, когда запели?
- Запел я довольно поздно. Я очень хотел… рисовать! – тон вдруг возник почти заговорщицкий, доверительный.
- Рисовать?! - в унисон почти не удивилась и я.
- Да. Сильно тянуло меня к этому. Рисовал везде, где только можно было: на чистых листах в книгах, на обертках. Жили-то, как я уже говорил, трудно, купить бумагу нормальную не на что было. Мама так нервничала: "Если ты художником станешь, как ты будешь? У тебя ни квартиры нет, ни того, ни сего. А ведь надо будет краски покупать, кисти..." Однако детские мои рисунки где-то существуют дома до сих пор – мама собирала их потом… А рисовать я начал и рисовал почему-то всё время… карикатуры. Вот такая была «специализация».
У меня много друзей-художников, я люблю смотреть, как они работают. Прибегаю, когда есть свободное время, в мастерские, слежу. И они выползают с похмелья, что-то там ставят и вдруг начинают творить! Понимаете? И такие они счастливые! Но хоть бы они рисовали, к примеру, отели…А то потом сидят на стульях на улице, продают картины – и никто их не покупает, к сожалению. Неоприходованные при жизни. Наверное, надо умереть, чтобы потом рассказали: вот этот был хороший художник, а тот – был плохой…
А запел я случайно - в старших классах. Ну, тогда все пацаны пели в подъездах. Везде это было: гитара, мальчики стараются для девочек. У нас тоже был один такой старенький дом с хорошей акустикой в подъезде. У всех поколений были и свои друзья среди взрослых. Там взрослые тоже ходили, ребята старше нас, мы с ними здоровались. И один из старших мне как-то сказал: «У тебя, похоже, хороший слух! Пойдём со мной в институт - на репетицию самодеятельного эстрадного оркестра, попробуй спой там!» А мы на улице росли все. Мамы вкалывали, как могли, чтобы нас растить. Я с тем парнем пошёл и там впервые увидел микрофон – квадратный такой, огромный. И так захотелось его подержать, да! С тех пор меня на улице никто не видел – я всё время бегал на различные репетиции. Перепел во всех вузах, кроме, разве что, ветеринарного – у них не было самодеятельности… Ходил в студенческий оркестр, где солистом был мой двоюродный брат, играл на барабанах, а когда брат болел, - замещал его, пел. Годам к двадцати меня уже знали как исполнителя среди студенчества.
В школе я учился… очень плохо. С математикой не ладил настолько, что первый раз меня оставили на второй год в третьем классе, потом - в шестом, потом – в восьмом. Мама всегда плакала, расстраивалась. А мой преподаватель русского языка, была такая Нина Газелевна, очень интеллигентная женщина, меня любила очень за то, что я любил читать. И маму успокаивала: «Манана, не переживайте, он будет актёром!» Почему она это говорила – я не знаю. Ну, наверное, что-то видела.
- И попала ведь в точку! А вот – почему так? Я часто слушаю, когда Татьяна берет интервью, и не перестаю удивляться: многие артисты, певцы, люди явно широко образованные, признаются, что плохо учились в школе…– не выдержала уже моя мама, всегда особо интересующаяся вопросом, как из двоечников-троечников получаются достойные личности, а некоторые отличники со временем деградируют в бесполезные для общества «сорняки».
- …Ну, мозги, наверное, по-другому устроены у тех, кто предназначен для искусства, - я так сейчас думаю! – тут же подхватил тему «бывший двоечник». – А тогда – сам не понимал, почему такое с науками. Единственное, что я помню хорошо… У нас была общага, большой такой был двор. И там мы все, разных национальностей, вместе росли. Вместе ели, вместе голодали, все вместе бегали. У всех отцов не было - у 80 процентов моих друзей отцы не вернулись с войны. Мой тоже погиб в сорок втором под Керчью. Если у нашего поколения есть что-то хорошее, это всё с улицы. Потому что мы на улице узнали, что нужно уважать старшего, не бить слабого и миллион всего. Там свои законы царили всегда.
Так вот, когда были плохие погоды и нам некуда было идти, ребята смотрели на меня. Делали вид, как будто я какой-то фильм посмотрел без них и сейчас им расскажу. Они знали, что я умею придумывать. Мы забирались на чердак, и я там сочинял какие-то сценарии – с музыкой, со стрельбой. А друзья становились зрителями. Пойти куда-нибудь не могли из-за бедности и делали вид, что – вот, новое кино посмотрели!
Так и образовывался я на улице. А в 1959 году у одного моего товарища подоспел выпускной вечер в инязе…
- …Это вам уже двадцать один год был?
- Ну, да. А у них одна девочка училась. Девочка очень красивая! Все красивые девочки в Тбилиси тогда учились в Институте иностранных языков, а мальчики – или спортсменами были, или танцевали, - тонкая усмешка, засквозившая в интонациях рассказчика, разумеется, пробила слушательницу на солидарное «хи-хи». – И вот пришёл товарищ: «У меня, - говорит, - вечер выпускной. Если можешь спой у нас для одной девочки!» Кто-то мне одолжил, конечно, костюм. На вечер я пошёл. Две песни мы с институтским оркестром сделали. А на вечере был ректор. Стал спрашивать: «Этот мальчик у нас учится?» Ему объясняют, что нет, что меня друзья привели. «А он где учится?» - не унимается ректор. «Нигде» «А он не хочет к нам поступить?» Вот так я попал в институт! – короткий хрипловатый смешок словно предупредил, что юмор – только начинается. – Когда мне сказали: «Вот английский факультет, пойдешь?» - я опешил: «Вы что, с ума сошли?!» Но дали мне педагога. Я три месяца с ним позанимался, и он мне сказал: «У вас есть талант, вы отлично воспринимаете язык!» И была страшная жара, помню, я пришёл на экзамен по истории. Знал, что должны были зачислить, но, как человек порядочный, на экзамен явился – просто так мне было неудобно… Захожу в аудиторию, а там – человек 30 девочек отвечать готовятся! И преподаватель сидит – такой, с красным носом, видно, с похмелья был… То, что я в ансамбле пел, похоже, и не знает. Однако, он, видимо, понял, что мне неудобно. «Иди, - говорит, - отсюда, и через два часа приходи, три бутылки пива с собой принеси, холодного!»
Когда я вернулся, девочки уже уходили. Я подождал, пока за последней дверь закроется, вытащил пиво, перед педагогом поставил. Он смущённо так глаза поднял: «Это я вчера на юбилее был…» «Да, - отвечаю, - самого вчера на именины приглашали!» Он пива хлебнул, повеселел. А, очевидно: голодный, кушать хочет – с похмелья ведь, да три часа на экзамене отсидел! Стал расспрашивать: «И что у вас на столах было?» «Шашлык был, - послушно перечисляю я, - складчину по друзьям проводили, то было, это…» «А поросенок был?» - вдруг уточняет он. «Да!» - говорю. «С хреном?!» А я почему-то знал на тот момент, что «хрен» - только плохое слово! Слышал же: «Иди ты на хрен!» или «Ни хрена!» Я как покраснел! «Нет, - отвечаю, - без хрена. Ему, наверное, перед тем, как к столу подавать, его отрезали…» Вы вот смеётесь – так и историк. Он как начал хохотать! А отсмеявшись, спросил: «Скажи-ка мне, что самое большое сделал для России Петр I?» «Картошку завёз!» - осенило меня. «Молодец! – говорит он. – Четыре. Хватит тебе?» «Да ради Бога!» Он четвёрку и поставил…
Нужно ли уточнять, что все, находившиеся поблизости от удалого анекдотчика, покатывались не меньше преподавателя истории тбилисского иняза?..
- Я уверенно пришел первого сентября в аудиторию. Там девочки по-английски говорят, я ничего не понимаю. И целый день вечера жду, чтобы на репетицию отправиться, - продолжал вошедший в раж повествователь, прикуривая очередную сигарету, - А в мозгах – одна филармония сидит! «Не-е, - думаю, - надо из института уходить!» И вот повели меня в филармонию – проверяться. А тогда были худсоветы. И хорошо, что они были, потому что нынешняя попса, которая непонятными путями на сцену попадает, - это просто смешно! Ну, ладно…
Я почему-то был уверен, что моё появление всех в филармонии очень обрадует, что объятия распахнут: «Наконец-то он к нам пришёл!» А с худсовета меня… выгнали с вердиктом: «Хриплый голос Кикабидзе отдаёт загнивающим Западом!» Формулировка тогда была такая… Потрясение, стресс были огромны! Я вернулся домой – мёртвый: из института я уже ушёл, эти меня не взяли…
А вечером позвонил какой-то человек, представился администратором филармонии. Он тоже, оказывается, был на прослушивании. И предложил: под другим именем (чтобы не узнало руководство филармонии!) он втихаря готов взять меня в сборную такую бригаду, на гастроли в Ростов-на-Дону. Я к маме за советом: «Что мне делать?» И она, профессиональная певица, тут же подсказала выход: «Взять мою фамилию! Лучше фамилии нету!» И я поехал (это был мой первый вояж за пределы Грузии!) на гастроли как Вахтанг Багратиони. Первый и последний раз выступил под этим именем и заработал самый плохой отзыв в прессе. В ростовской газете написали: «На сцену вышел худой молодой человек и начал орать хриплым голосом в микрофон» - и так далее, большая такая статья. Хрипотца тогда считалась чем-то крамольным. А потом по всему Советскому Союзу прошёл фильм «Поёт Ив Монтан». Меня разыскали, притащили в филармонию, надели водолазку, как у Монтана, и я начал работать. И с тех пор, с 1959 года, я – уже официально на профессиональной сцене. Такой динозавр…
- Ну, я бы не сказала, что «динозавр»! Выглядите вы великолепно! Да и голос – не хриплый, а мужской! – вновь не полезла я в карман за комплиментом.
- Тем не менее! – снова коротко хохотнул польщенный собеседник. – Я даже помню, когда мы собрались в Израиль поехать, нас чуть врагами народа не объявили в прессе. Такая уж была у нас страна…
- Вахтанг Константинович, в анкетах, перечисляя свои профессии, вы обычно указываете «актёр, сценарист, режиссёр, певец». А что – первично? К чему душа больше лежит?
- Даже я не знаю… - весёлый блеск глаз притушила задумчивость. – Я считаю себя… тбилисцем. Это у нас есть такая должность – быть тбилисцем. Тбилисцы – не похожи ни на кого в нашей республике, это отдельная каста. Их сразу узнаешь, потому что они с детства обучены уважать друзей, соседей. У них есть свой кодекс жизни. Был, во всяком случае. Сейчас вроде начал пропадать, но, слава Богу, пока ещё держится.
Вот я вам такую историю расскажу. У меня был друг один, вернее, он есть до сих пор, он моего возраста – из тех же моих мальчишек-соседей. Он сейчас народный артист, известный танцовщик. А во дворе нашем семья его жила в двухкомнатной полуподвальной квартире. Надумал он жениться. Друзей у него было много, денег не было. В ресторан он друзей пригласить не мог, в квартире – они не помещались. А рядом жила тетя Рая – не грузинка, просто тбилисская женщина – полуеврейка, полу…еще кто-то по крови. Очень образованная, вдова генерала, расстрелянного в свое время, она приехала в Тбилиси из какого-то города. Жила очень бедно: стул, стол, кровать и безумно много книг — всё! Тетя Рая плохо видела, и я часто ей помогал: на рынок ходил, лекарства приносил. Она приучила меня к чтению… Во дворе тетю Раю очень любили. Так вот, она жила в четырехкомнатной квартире – и разобрала стенку между своим жильем и соседским, «чтобы мальчик мог пригласить друзей». И свадьбу мы играли в шести комнатах! А потом несколько месяцев эту стенку не могли восстановить – денег не было… Вот такой это город – Тбилиси!
- Здорово! – не восхититься было просто невозможно.
А собеседник, в очередной раз стряхивая пепел в переполнившуюся уже окурками пепельницу, обнаружил вдруг, что безостановочно дымит в присутствии «слабого пола», заметно смутился:
- Вам ничего, что я курю?
- Нет-нет, все в порядке! – поспешила заверить я. – У меня папа так же курил, мы привычные…
- А не холодно вам, Вахтанг Константинович? – обнаружив, что интервьюируемый зябко повел плечами (из то и дело распахивающейся входной двери ощутимо тянуло морозцем и ветром!), тревожно осведомилась моя мама. – Мы-то все – одетые, а вы - только в спортивном…
- Ничего, нормально! – ещё больше смутившись, тихонько, почти себе под нос, пробурчал он.
- Буба, может, в самом деле поднимемся в номер, и ты оденешься? – тут же подорвался Олег.
- Не-не! Не хочу! Не хочу! Здесь тепло! Я сказал! – гнев мужчины смешался с интонациями маленького мальчишки, которого не вовремя отрывают от увлекательной забавы, и молодой администратор послушно присел на место.
- Как актёра Советский Союз вас узнал в фильме «Мимино». Картина эта для вас – знаковая? Если да, - почему? Если нет, какой из фильмов – ближе из тех, в которых вы снимались? – поспешила вклиниться я.
- Ну, «Мимино» - намного ниже, чем картина «Не горюй!», - по тому, как мгновенно сменил гнев на милость потомок грузинских царей, ясно было, что гнев – не всерьёз, нарочитый. - «Не горюй!» - это полотно, шедевр Георгия Данелия. Когда отмечали столетие мирового кинематографа, отобрали сто лучших картин века, и фильм «Не горюй!» вошёл в сотню «Золотой фонд мирового кинематографа». А «Мимино» - массовый фильм, хит.
- Конечно. Простой…
- Но в этом его прелесть, что он простой. И в нём есть один фокус, задумка режиссёрская. Когда мы снимали картину, мне всё время было не понятно: мы что, дурака валяем? Я не мог понять, о чём фильм. А с Данелия немного сложно говорить, он не объясняет. И я помню, мы когда первый раз материал смотрели на «Мосфильме», там люди со стульев начали падать, свои же. Сейчас картина стала очень востребованной. Почему, знаете? Она не коммерческая, это философский фильм. Там, правда, много вырезано, семь эпизодов, а финал вообще был вырезан целиком. Но ведь история - простая искренняя, которая беспокоит каждого, - осталась. В этом его фишка. Человек должен быть у себя дома, на своем месте, там, где он нужен. Хорошо жить все хотят, но кто-то же должен на вертолёте летать, везти эту козу. Сосед соседа должен встречать, помогать. Об этом Данелия сделал картину, смешную трагикомедию, очень талантливую. Я был счастлив, когда попал в этот фильм. И я вообще не считаю, что это комедия. Это серьёзная картина. Так и люди: сперва хохочут, затем задумываются. Кто как смотрит. В этом талант Данелия. Он – тоже очень интересный человек.
- Конечно. Но вы же потом сами писали сценарии, сами снимали картины. Неужели они, авторские, вам не дороже творений других режиссёров?
- Хм… Вот бывает же и у вас, наверное, такое: когда что-то нравится, очень хочется этим заняться, но не знаешь – как… Я кинематограф очень люблю. Люблю больше всего. Но я же не заканчивал ни театральных училищ, ни музыкальных школ – ничего. Поэтому постигал суть дела на практике, в моменты, когда сам снимался, – как оператор работает, на чём это всё зиждется, на чём держится. Пригодилась и «школа вруна», детское «чердачное придумывание»: я и не заметил, когда начал писать маленькие рассказики. Я очень быстро пишу. Кстати, по-русски пишу. По-грузински мне это делать тяжелее.
И, значит, в семьдесят девятом году, когда я попал в клинику нейрохирургии имени Бурденко и поправлялся после серьезной операции по удалению опухоли мозга, я там сочинил четыре новеллы. Я сочинил маленькое кино. Маленькое кино - его трудно писать и трудно делать, потому что, если ты в нём немного где-то нарушаешь грань, вся конструкция разваливается, а потом времени не хватает это всё исправлять. Кинематографическое время денег стоит, понимаете? Грузинские новеллы-короткометражки когда-то были очень известны, помните?
Сочинял… ну, представьте: Ирина, жена, сидит возле койки с магнитофоном, а я, в «скафандре» на голове, скачу по постели, «Ла-ла-ла!», ей рассказываю, на себе показываю, она эти байки записывает. Когда вышел из больницы, перенёс всё это на бумагу. Друзьям показал, они очень были довольны. Разумеется, друг другу рассказали: «Вот, Кикабидзе – молодец, какой сценарий написал!» Слух пошёл, кинодирекция на него повелась. И вскоре приехали люди из Москвы – было тогда такое телевизионное объединение «Экран». Предложили: «Не хотите сами снять картину?» И я за 32 дня снял художественный фильм продолжительностью 77 минут!
- Это что же за скорости такие - невероятные для кино?
- Да, представьте! Причём за очень маленькие деньги, потому что снимали в квартирах, на улицах… Ну, это было, конечно, так написано: «автор сценария и режиссёр – Вахтанг Кикабидзе». Мне очень помог профессионал – Тамаз Гомеелаури.. Сняли четыре новеллы - «Ужин», «Секрет», «Командировка», «Моцарт». Назывался фильм – «Будь здоров, дорогой!»
Внезапно по гостиничному фойе, и так периодически оглашавшемуся сверхзвонкими телефонными трелями, полилась бравурная и весьма громкая музыка - вырвалась, словно джинн из лампы, из ноутбука молодого человека, похожего на секъюрити! Чем чревата такая помеха для качества диктофонной фонограммы, я с ужасом представила в один миг. Но не прерывать же рассказчика! Пришлось в сторону мамы, как можно незаметнее, таращить страшные глаза, корчить жалобные рожи и изображать руками пассы, которые в идеале должны были означать: «Сделай что-нибудь! Выключи немедленно это!» Мама поняла мгновенно. Подошла неслышно к ребятам, что-то негромко им сказала. Назойливые рулады стихли.
- Потом была премьера! – как ни в чём не бывало, продолжал Кикабидзе. – А у нас есть очень интересный, необычный человек -- патриарх всея Грузии Илия II. Его Святейшество – самый популярный общественный деятель нашей страны. Пожалуй, каждый её житель по праву назовет его «ангелом Грузинской Церкви». Он такой, маленького роста, но на него буквально молятся большинство грузин. И я ему послал билетик, потому что мама, глубоко верующая, 44 года пела в хоре кафедральной церкви Тбилиси. На премьере он присутствовал, премьера очень хорошо прошла.. А на второй день позвонила от него женщина, пригласила меня приехать, когда смогу. «Да я хоть сейчас приеду!» - говорю. Приехал. Илия II мне повесил крест, благословил меня и говорит: «Когда твоя картина закончилась, у меня было ощущение, что я стал выше ростом!» - в мягкий смешок вместилась вся гамма тёплых чувств рассказчика к легендарному священнику. – Вот это был комплимент!
А вскоре мне позвонили из Москвы, сказали, что в болгарском городе Габрово будет проходить международный фестиваль комедийного телевизионного фильма, что столичные чиновники решили туда отправить именно картину «Будь здоров, дорогой!», и что я должен ехать вместе с фильмом. А у меня – даже костюма приличного нету! Меня ребята, кто к тому времени успел за границей побывать, приодели: кто куртку свою самую лучшую одолжил, кто брюки, кто туфли – у кого что было достойное. Кепку-«аэродром» мне нашли. Приезжаю в Болгарию, а в отеле – американцы, французы, актеры, певцы… Весь мир там. Но подошёл ко мне Валера Макеев – представитель журналистов программы «Время». Сидим с ним на просмотре на третий день, весело ругаемся шёпотом, потому что кто-то ошибся, и крутили американский фильм, который демонстрировали накануне. Я говорю: «Валер, если так и дальше пойдет, нам и вечером будет делать нечего!» А он, старый собкор, не впервые на фестивале, мне говорит: «Я думаю, мы первую премию получим! Я фильм на друзьях проверял, все со мной согласны! Давай лучше смоемся отсюда – я тебе Болгарию покажу!» И мы уехали. А это ж был ещё 1981 год. Сразу нас никто не бросился искать. А едва наши Гран-при получили, нас с Валерой в Пловдиве тут же нашла полиция: «Мы должны вас доставить на фестиваль для вручения первой премии!»
После награждения был банкет. Сидят режиссеры – представители разных стран. Я тоже в этой нашей кепке сижу… Подходит кто-то из членов жюри, и начинает интересный такой разговор. На фестивале том был ещё и приз «Золотой Чарли Чаплин» - его вручали за лучшую короткометражку. Жюри, когда картины на конкурс получало, обязательно их предварительно просматривало. И мне предложили: «Если вы вот эту новеллу из фильма возьмёте и пустите только как короткометражку, то точно получите ещё и «Золотого Чарли Чаплина»!» Вот такое искушение… Но я вдруг вспомнил своих монтажников, как они вкалывали, подумал, что я им скажу потом, если награду мне одному дадут… «Нет! – говорю, - ничего я резать не буду!» Вот такие дела были…
В 1985 году я второй фильм снял – «Мужчины и все остальные», сценарий к которому тоже сам написал. И – успокоился. Уже мне неинтересно было этим заниматься. А сейчас вдруг опять к этому делу потянулся. И недавно закончил новый киносценарий. Думаю – интересный. Даже трогательный. По крайней мере, вижу, как читают его мои друзья, абсолютно не имеющие отношения к кинематографу! Называется – «Диагноз – грузины!» Там – пять новелл и смешная развязка в сюжете. Начинаться фильм будет с того, как ранним утром какой-то человек будит другого криком, что их сосед купил сиреневого осла. Они вдвоём бегут к соседу и видят, что по двору гуляет белый осел. Тут происходит диалог: «Идиот, он же белый!» — «А ты что, белую сирень не видел?».
- Ой?! – конечно же, фыркнула я. - А свою книгу «Лицо кавказской национальности» вы закончили?
- Почти. Но название поменял, потому что не хотел никого обижать. Ведь это выражение очень оскорбительно. Звучит так же неприлично, как «жид», «чучмек» или «хохол». Сейчас книга называется «Они». И я объясню, почему. Лет десять назад разные издательства договорились со мной об этой книге. Но я не люблю автобиографий. Читать их не очень интересно, потому что там можно врать, под себя подминать всё. Я долго не мог начать писать, пока не родилась первая фраза книги: «Если с вами беседует лицо кавказской национальности, не считайте его дураком за его акцент и грамматические ошибки, помните, что с вами говорят на вашем языке, прекрасно владея своим родным, который вы вообще не знаете». В книге я вспоминаю своих земляков, разных чудаков, на которых держится жизнь. Очень интересные получились новеллы.
- Да,,, Жизнь полна приключений. И, если бы было время поговорить обо всем подробно! – лирический мой вздох тут же был поддержан хрипловатым смешком. На сей раз – одобрительным. - Вахтанг Константинович, наверное, каждый из ваших слушателей ассоциирует вас с какой-то определенной песней. Песен – сотни. А какая из песен дороже всего вашему сердцу?
- Много, да. Песен очень много. И несколько чемоданов нот, которые я не трогаю. Люди приносят, но если тебе не нравится - неудобно отказать. Говорю: «Я посмотрю!» и… Но в последнее время я вдруг понял, что нашёл песню, которую мне все время приятно петь. Это окуджавовская песня «Виноградную косточку в теплую землю зарою». Булат её называл «Грузинская песня». Вчера на концерте тоже её пел, и весь зал пел вместе со мной…
Легкую, нежностью соответствующую тексту песни, паузу тихо нарушила мама:
- «Виноградная косточка» у очень многих людей - действительно любимая вещь… А особенно – в вашем исполнении…
- Да, - тут же в смысле «спасибо» благодарно откликнулся её ровесник.
- Вы многие годы пользовались колоссальной популярностью, - тогда я, каюсь, поторопилась разрушить эту нежность. Почему-то не воспринимала ни Окуджаву, ни его шедевр, который сейчас «прошибает» до светлых слёз. - Какие чувства вызывала эта популярность в молодости и какие вызывает сейчас? Есть ли разница?
- Мне всё время забавно видеть по телевидению, как выходят молодые, которые ещё и петь толком не умеют, их представляют, пиарят всячески, а они через полгода начинают говорить: «Я так устал от популярности – просто сил нет!»
Чтоб стать популярным – у меня и в мыслях такого не было! Мы, мое поколение, лет двадцать к зрительскому признанию шли, пели в подвалах… Я везде пел – в самолёте, в подводной лодке, в тюрьме! И не знаю ещё – где! Народ сам решает – кого ему любить, это его право. И это большое наше счастье – когда тебя любят.
Бывают случаи, я наблюдал, особенно в московской среде, молодые «звёзды», которые «устают от свечения», порой так ответят поклоннику, что вмиг разрушают симпатию человека! Взять хотя бы женщину, которая только что подходила к нам. Она видит, что мы с вами разговариваем. Но она не контролирует свою радость, свои эмоции. И отказать ей, не обратить на неё внимания, значит - оскорбить её в лучших чувствах! Она не поймет – за что… А так – мы замолчали, она сделала, что хотела, и ушла очень довольная!..
- Я, честно говоря, онемела от изумления в тот момент! Но онемела!
- И правильно поступили! Такие нюансы приходится всегда соблюдать. Нельзя обижать людей. Потому что это они тебя сделали таким, какой ты есть. Если бы этих людей не было – твоя песня или твое кино никому не нужны были бы, наверное…
Признаюсь, как на духу: сердце зашлось от такого нравственного урока. Столь ненавязчиво и просто преподанного.
- Я это чётко всегда понимал, и… - «гуру» тактично сделал вид, что не заметил произведенного эффекта. - Мне приходило огромное количество зрительских писем, сейчас – чуть меньше, но жена все их собирает. Я, конечно, все не запоминаю, но бывают такие, что забыть невозможно. Пришёл, например, лет семь-восемь назад конверт из какого-то российского города. В конверте лежал паспорт и письмо: «Буба, ты – грузин не такой, как все. Я тут начал собирать деньги на машину, мне не хватает. Вот, высылаю свой паспорт. Если ты мне одолжишь – потом постепенно отдам…» - Усмешка была не насмешливой – тёплой, незадачливого корреспондента понимали, ему сочувствовали. - Человек уверен, что ты должен ему это сделать! Он на «ты» с тобой разговаривает не потому, что невоспитан, - он тебя считает своим! В основном – из-за песен. Я вначале недоумевал, почему, когда меня на улице узнавали и останавливали, сразу начинали на «ты» разговаривать. А потом до меня дошло: они считали, что я тоже – член вот этого общества, их семьи.
Однажды мы выступали у ваших украинских ребят на Донбассе, вы помните, наверное, этот момент, когда шахтёрам не давали зарплату несколько лет, забастовки были… Мы ехали и думали, что там концерты, видимо, отменили – у людей денег не было. Мы летели и говорили, что, похоже, - зря летим… А там – оказался полный зал! Только цветов не было – обычно-то их много… И вдруг - поднимается на сцену женщина с одной гвоздикой. Подошла к микрофону, что у нас стоял, такое иногда бывает во время концертов – выходят зрители, начинают что-то говорить…Простая женщина, лет под пятьдесят: «Я, - говорит, - вазу продала старую, чтобы купить билет… Как вы думаете, Вахтанг Константинович, дадут нам зарплату?..»
- Мда-а-а… - только и смогла протянуть я - комок в горле никак не сглатывался.
- Меня – аж в жар бросило! В зале – сперва замерли, потом гул пошел. Зрители поняли, что я их обязан защитить – людей, которые бедствуют, но верят в мою песню…Понимаете? Они мне верят, потому что я пою про маленького человека. Про жизнь, про любовь. А ещё я никогда на плохие стихи не пел. Выбирал всегда скрупулёзно - Евтушенко, Мандельштама, Окуджаву… Совсем не то, что поют сейчас, - «отказала мне два раза, «не хочу» сказала ты»… Я никогда не пел про танки, атомные бомбы, про партию, флаги и комсомол. То, о чём я пою, близко всем людям, до слёз. И такая музыка – огромное счастье, огромное…
Еще помню, был такой момент. Приезжаем мы с женой как-то домой в Тбилиси. А через какое-то время вслед за нами приезжает женщина, с которой мы вместе в самолете летели из Краснодара, Нина Васильевна. Из-за погоды перепутались рейсы, и люди, что должны были её встречать в Тбилиси, не смогли догадаться, каким самолётом она прилетела, не встретили. «Я, когда вышла из самолета, говорю: «Единственная грузинская фамилия, которую я знаю, - это Кикабидзе!», - рассказывала потом она. – Обратилась к кому-то в аэропорту: «Я оказалась в таком вот неловком положении. Что мне делать?» И мне подсказали: «Берите такси. Вот вам адрес Кикабидзе!» Она у нас осталась, переночевала, утром мы позвонили в ту семью, что встречала Нину Васильевну, они примчались, забрали её, долго благодарили, что выручили… А она, когда уходила, спросила: «Что вам прислать из Краснодара?» «Да я слышал у вас там семечки хорошие, крупные!» - говорю. «Хорошо, - отвечает она, - пришлю!» Через месяц получаем посылку – целый мешок семечек! Отборных! Год всей семьей жарили и ели!
Ах, как легко, свободно мы хохотали над этой историей! Даже не верилось, что ещё совсем недавно у нас с собеседником была одна общая Родина, а теперь – две разные…
Сама собой отпала необходимость спрашивать, случались ли на концертах какие-либо курьёзы, достойные того, чтобы запомниться на всю жизнь. Почти бесшумно подошла горничная, забрала доверху наполненную окурками пепельницу, поставила пустую и чистую, в которую тут же упал очередной столбик пепла…
- Батоно, вы – уважаемы, вы колоссально востребованы. И многих ваших поклонников покоробило ваше появление в рекламе браслетов из циркония. Зачем нужна была всенародно любимому певцу та реклама, как вас соблазнили «целители»?
- Зачем – я и сам, по большому счету, не знаю. Просто менеджеры подобных компаний умеют находить людей для продвижения их товара. Я из лучших побуждений начал это рекламировать. Они предложили какую-то сумму, и она была не лишней, потому что содержу много людей. Друзья мне в свое время помогали — кто трешку совал в карман, кто десятку. Те из них, которые до сих пор живы, без работы сейчас. Я помогаю им, как могу. А это надо делать осторожно, чтобы никто не обиделся. Друзья даже шутку придумали: «Буба приехал, значит, будет зарплата». Если сейчас, не дай Бог, кто-то заболеет, а денег нет, — лучше сдохнуть. Много денег уходит на операции, больницы, иногда на похороны. Всё это необходимо. Кроме того, есть семья.
А еще изготовители браслетов принесли книгу, где было написано, как это всё помогает. У них была лицензия – официальная. Моему водителю, тоже гипертонику, такой браслет помог – я привёз. Мне – нет! – улыбается. -.Может, тут в самовнушении дело или зависимость какая-то формируется? Я уже и не помнил, что пропагандировал эти браслеты, но, когда мы были в Израиле, стояли в холле гостиницы, мужчина с женой подошёл: «Вахтанг, спасибо большое, приобрёл ваш браслет! И знаете, он мне так помогает!» Я открестился тогда: «Это, вообще-то, не мой браслет, а московского объединения-производителя!» А вскоре и фирма та пропала как-то вдруг…Но я из этой истории сделал вывод: зря никогда ничего не делается! То ли правда помогают эти изобретения, то ли твоё имя срабатывает, которому люди верят…
- Внушение – тоже лечит! – проявила солидарность с кумиром мама.
- Зато одной швейцарской фирме я категорически отказал в рекламе продукции! – тут же сверкнул в её сторону повеселевшими глазами собеседник. – Они очень большие деньги предлагали, любую сумму, лишь бы я взялся рекламировать их лекарство для мужчин. Алкогольный напиток - чача «Кикабидзе» - может существовать, поскольку застолья я люблю. А ассоциировать себя с импотенцией я не захотел!
- Но, может, нужно было? Тоже ведь – заболевание! – не осталась в долгу моя мамуля.
Выруливать с подобных тем, с дружного совместного хохота на что-то серьёзное, больное было непросто. Но пришлось:
- Вахтанг Константинович, вы - кавалер Международного ордена Николая Чудотворца за приумножение добра на земле, к которому были представлены от Украины, Международного ордена Константина Великого, к которому были представлены от России… Приумножать добро вы продолжаете, но орден Дружбы от России принимать по-прежнему – отказываетесь?
- Я похож на проститутку?
От такого встречного вопроса, помнится, и дух перехватило, и щёки полыхнули от стыда. За бестактность профессии.
- Нет! – резко и сразу выдохнулась из меня уверенность.
- Я собирался ехать за этим орденом. Телеграмма от президента Медведева о награждении орденом Дружбы пришла в Тбилиси на моё семидесятилетие – 19 июля 2008 года, - более чётко, словно чеканя каждое слово, заговорил и Кикабидзе. Было видно: он не отстаивает то, в чём безоговорочно убежден. Просто хочет, чтобы его правильно поняли. – И я ни от каких регалий не отказывался. Через полтора месяца, в сентябре, я рассчитывал быть в Москве, где в Кремлёвском дворце были запланированы мои юбилейные концерты. И там должен был получить орден.
А утром 8 августа я из Тбилиси поехал к семье под Батуми, где у нас маленькая квартирка…
- Ёлки-палки! Как раз – восьмого?!
- В чём и дело-то! Еду через Гори – он от Тбилиси километрах в сорока. А за 15 километров до Гори вдруг дочь моя звонит на сотовый: «Папа, вернись обратно! Там бомбят!» «Кто?! Что?! Где бомбят?!» «Папа, вернись, вернись!!!» Трудно представить, вообще! Не дай Бог – снова такое представлять!
Я подождал ночи, но к семье всё-таки проехал, прошёл. И застряли мы под Батуми почти на двадцать или тридцать дней. Первыми, кто смог ко мне добраться, стали три очень интересных парня из Москвы – журналисты телекомпании REN-TV. Они приехали на каком-то корабле, у кого-то тихо спали. Несколько дней снимали. Первое интервью моё было там сделано, на море. Что-то в нем пропустили, что-то вырезали… А потом приехала ещё… есть такая Сапожникова – журналист из «Комсомольской правды», ангажированная дама. Я знал, что она может… исказить слова мои, поэтому – смухлевал сам. Перед тем, как начать интервью, попросил знакомых ребят во время беседы побыть с нами с чёрной камерой на плече. Она удивилась: «А зачем вы снимаете?» «Чтобы потом сверить – что вы напечатаете, что – нет!» - отвечаю. А в камере и пленки-то не было…
Напечатали – всё. Но предисловие было – страшное! Гадкое. И я до сих пор не понимаю – за что? Любой нормальный человек при виде танков заговорил бы так, как говорил я! Взрослый мужик, я сидел и плакал. Я не мог представить, что танк российский может войти. Трудно мне было представить. Мой отец ушёл на фронт. У него было такое зрение, что его не брали. Он сам ушёл. Он же пошёл всех нас защищать. Я сейчас никого не буду называть, но интервью своё я давал читать многим людям, и никто из них особой крамолы не усмотрел. Это было моё личное решение, но я и предположить не мог, что оно так в России отзовется, честное слово!
- Да по большому счету - каждый из нас имеет право на свое мнение! – было отчего-то очень горько видеть, как этот цельный человек пытается… нет, не оправдаться – всего лишь объяснить свою выстраданную позицию даже годящейся в дочери девчонке, которую видит первый и, возможно, последний раз в жизни…
- Вот и я по-другому поступить не мог! У меня внуки растут, мне было бы неудобно им в глаза смотреть, понимаете?! Потом многие писали, что «Буба пиарит себя!», всё такое… В Интернете было очень много неприятных высказываний моих друзей – сейчас они в один голос утверждают, что ничего подобного не говорили, что это всё «придумал Интернет»… Спрашивали, почему, мол, я сам участия в событиях не принимал… Когда всё это происходило, я не скрывался, находился дома. Машина во дворе дома стояла. Можно было поехать в самую гущу. Но, если знаешь, например, что происходит захват поезда, надо ли там обязательно быть? Надо быть гражданином, прежде всего. Иначе – копейка тебе цена. А это – личное дело каждого.
Я единственное знаю: 98 процентов населения России не подозревает, что на самом деле произошло в Грузии. Потому что идёт однозначная дезинформация. Капают на эту маленькую страну! – по губам говорящего тенью скользнула печальная усмешка. – Нас, народу во всей республике, меньше, чем всего населения грузинского района Москвы! Какие мы можем быть враги – две православные страны? Вот, у меня крест на груди есть! – в скупом жесте - прижатой на миг к груди руке - не было и намёка на актёрство. – Вот так. А у нас за два дня около двадцати грузинских деревень были стёрты с лица земли. Вообще! Ничего не осталось. И люди не хотят строиться: говорят, будет вдвойне обидно, если подобное второй раз произойдёт…
Россия – богатейшая страна. Огромная, но неухоженная. С умными людьми, для которых создаются все условия, чтобы они поскорее уехали оттуда – кто в Израиль, кто в Америку. Одно время евреи были не оприходованы – всё их жидами называли. Азиатов – «чернозадыми» называли,, «чучмеками». «Лицо кавказской национальности» - что это за выражение? Что это за «лицо» - той национальности, другой национальности? Моя мама всегда говорила: «Буба, национальность – придуманная вещь!» Умная была… Сейчас вот в России к таджикам претензии, говорят: «Одного пусти, он всех родственников перевезёт!»…
Смешком собеседник постарался смягчить жёсткую справедливость своих слов. А мне в тот миг стало вдруг отчаянно неловко за собственную первую университетскую контрольную. В которой «комсомолка и отличница» безапелляционно утверждала, что «национального вопроса в СССР не существует», что осталась лишь общность «советский народ»…
- В Крыму войну, которую вы называете русско-грузинской, всё-таки, в силу особенностей нашего полуострова, считают и называют грузино-осетинской… Поэтому, я, наверное, могла бы объяснить и появление «бегущих строк», и многое другое… - извиняющийся за всё и всех сразу, робкий лепет «прессы» звучал, по-видимому, настолько жалко, что его поспешили по-отечески деликатно прервать:
- Я всё знаю! Я всё знаю! Я когда выступал в Керчи, у меня было ощущение, что это - брошенный город. Брошенный на произвол судьбы. Люди сидели с грустными глазами. Сердце до сих пор болит, до чего анархия способна город довести. А ведь там в свое время какие заводы работали! Там подводные лодки строили в свое время! Корабли знатные! Город-герой… А нынче – люди без работы. И никому до этого дела нет… Я ведь не для пиара - в Крыму! Я потом подумал для себя: «Если бы я сюда не приехал, я был бы сволочью, наверное…» Так же – и в России. Я-то Россию от начала до конца знаю. Как только ты из Москвы выезжаешь, ты попадаешь в другую страну. Москва сейчас – это отдельное государство, это не Россия, где люди заходят в супермаркет, а у них денег нет, чтобы платить в этом супермаркете…
- Да, Москва – это отдельное государство… - эхом отозвалась и моя абсолютно «пророссийская» мама.
- Вахтанг Константинович, а есть ли надежда, что российские ваши поклонники когда-нибудь снова услышат вас вживую? – словно пазл, лег в картину разговора последний в списке «шпаргалки» вопрос.
- Не дай Бог, чтобы её не было! Мне много писем приходит из России. А сколько было звонков, когда то нашествие началось! До слёз доходило, когда мы читали: «Вахтанг Константинович, это – не мы! Это – политики!» Ну, конечно, - политики! Народ – не при чем. Я обожаю российского слушателя. Сапожникова, кстати, та самая, написала в предисловии к интервью: «Я была уверена, что он скажет в начале: «Я очень люблю российского слушателя», - «хмык» был добродушнейшим. – Но что делать, если это правда? Вы поговорите с обычными людьми на улице. Ни один человек не скажет вам, что не хочет дружить с Россией. Ни один. Не найдете вы такого человека. Мне, например, очень грустно. Я всю жизнь пел и по-грузински, и по-русски. У меня огромные программы на русском языке. И где я их пою? Дома. И с удовольствием слушают все.
Культура должна быть. И в политике, и в понимании. Я не только про Россию говорю. Сейчас вы Грузию не узнаете – абсолютно другая страна! Абсолютно! Например, в один прекрасный день мы проснулись утром и обнаружили, что наш молодой президент освободил от занимаемых должностей всех прежних гаишников! Это чревато было. Я представляю, если такое в России сделать – там очень много крови прольётся. У нас – всё тихо-мирно. Теперь ходят новые красавцы – молоденькие, аккуратные, вежливые. Случись что – помогать бросаются. Вон моей соседке, женщине в возрасте, не повезло: упала случайно на улице, ногу сломала. Тут же примчались полицейские, отвезли её в больницу, подождали, пока гипс тётеньке наложат, привезли домой… Она рассказывала – слезами благодарности захлебывалась! Вся страна уже знает номер экстренной помощи – 822. Ты звонишь в любое время, и тут же три машины приезжают – охранники, медики. Всё – абсолютно другое!. Грузия – строится, красивеет! Магазины, сады… Из Батуми сделали Лас-Вегас!
Оказывается, капитализм – это неплохо! Я, как и моя мама, никогда не был комсомольцем, в партии не состоял. Не потому что из-за происхождения не принимали, - сам не хотел, просто мне не нравилось всё это. Так вот мама еще говорила: «Буба, плох капиталист, если даёт работу человеку, который её не тянет! Хороший каменщик, хороший плотник должен хорошо делать свою работу – тогда будет строиться и страна! А когда, шваль, неуч хочет министром стать…» Может быть, я кого-то оскорбляю этими словами, извините, но ведь это – факт! Вот я – артист. Говорят, что я – талантливый человек. Я знаю, что за месяц я могу стать хорошим плотником. А этот плотник – никогда не споёт! Ну, может быть, из тысячи – один… Всё это нужно понимать, согласны? – вот когда в спокойном голосе интеллигента до мозга костей глухо заклокотал темперамент горца, оскорблённого в лучших своих чувствах.
- Такие вещи ещё нужно научиться понимать! - практически одновременно вздохнули мы с мамой: тема бездарей, прорывающихся и усаживающихся под покровительством власть имущих не в свои сани, из-за затянувшегося «царствования» Щербаковой в кресле редактора «ЕЗ», была на тог момент самой злободневной в нашем доме…
- У нас же вот…Ещё в советское время мы ездили по всему миру, - слегка «сбросил обороты» собеседник. – И нам разрешалось менять… тридцать рублей. А что купишь за тридцать рублей, если жена тебе список пишет: у нас нет обуви, нет колбасы, того, сего… И анекдоты по этому поводу ходили. Куда ни зайдешь - даже жалость какая-то звучала: «Ой, вы какая страна?» «Советский Союз!..» И… Я всё думал: «Почему они сразу глаза отводят в сторону?» И сейчас не понимаю, почему такая огромная, красивая, богатая, умная страна, как Россия, а рисуют медведя – страшного, зубастого? Во всём виновата политика! Больше ничего! Серп и молот никогда красивей Иисуса не был. Ну, не был же?.. – будто ища поддержки и одобрения, он снова вскинул глаза на маму.
- К сожалению, это так!.. – согласие ей далось нелегко, ибо процесс прощания с иллюзиями детства и юности в сознании советской школьницы начала 50-х тогда только начинался.
- ...Людей никогда ни о чем не спрашивали! – приободрился её кумир. – Я был в одной маленькой республике, не буду называть – в какой, вы сами догадаетесь. Где очень много алмазов копают… У мэра города вечером был ужин, застолье было – ветчина, колбаса…Так тот мэр говорил: «Мы на алмазах спим, а людям есть нечего! Хоть все алмазы забирайте!» Богатейшие Сибирь, Урал – и такой бедный народ! Ну, я не знаю, что ещё сказать! Страна, где жили Лермонтов, Чехов, Толстой, Пушкин, - с такой классикой, такой литературой! У нас, в Грузии, кстати, все памятники им – стоят! Но Ленина – сняли наши. Когда были по случаю в Казахстане, я Назарбаева спросил «А у вас - почему ещё Ленин стоит?» «Кто поставил – то пусть и снимет!» - отвечает. Почему бы России не заняться своими внутренними проблемами? А то всё время куда-то спешат и только народ обрабатывают: «Вот грузины, грузины…»
- Я считаю, неправильно делают, что людей друг против друга настраивают! – опять негромко подала голос мама. – Грузия для меня, например, - красивые горы, гордые люди…
- Если бы вы через всю республику тогда проехали и своими глазами увидели то огромное количество танков и ракет, тех плохо одетых, несчастных солдатиков, которые даже не понимали, где они, были уверены, что вошли в мусульманскую страну… Это была прямая оккупация! Потом, когда я смотрел саммит, мне даже жаль Медведева стало: руководители почти всех стран подходили к нему с одним и тем же вопросом: «Почему? Зачем?» Даже канадский премьер, дружащий с Путиным, который на тот момент тоже был премьером, даже он сказал: «Зачем нужно было это делать? Одна из самых больших стран в мире. Металл, нефть – там всё есть, всё!» Только у населения ничего нет..
Как я представляю, государство в первую очередь должно заботиться о людях. Как-то приезжали корреспонденты из Москвы, брали интервью у простых людей на тему, как в Грузии сейчас народ к полиции относится. Так 87 процентов во время опроса сказали: «Да мы обожаем нашу нынешнюю полицию! Были они все… С животами, неулыбчивые, в магазинах женщинам хамят… А сейчас зайдет – и кажется, что ты куда-то в другой мир попал! Вообще, приятно всё, что сейчас в Грузии происходит: дороги строятся, дома строятся, бассейны строятся. Обидно лишь, что столько времени зря ушло. Я хотел бы увидеть финал, когда Грузия станет по-настоящему цивилизованной страной, детей в школу одних не страшно будет отпускать…
А почему в России не должно такого быть? Или, к примеру, в Керчи? Чем все мы, бывшие советские люди, хуже американцев или англичан, что ли? Мы же намного образованнее всех их, вместе взятых! Вот недавно опять передали: двое пацанов, выходцы из России, получили Нобелевские премии! Там, на Западе, Потому что из России – убежали. А ведь они на этом пьедестале стояли не только во славу себе! На Западе, в Штатах, куда ни сунешься, то говорят: «А у меня бабушка русская была!», то: «А у меня там, в Батуми, родня…» Почти вся элита – русскоязычная по происхождению!
У нас же в СССР как было? Ты поёшь? Пой только это, другой репертуар не проси – его будет петь Вася! Уравниловка в оплате, во всем. Плох артист, хорош – неважно. Насчитали бюджет – и вперед. Ставка на серость. В Союзе эта уравниловка и презрение к личности убивала интерес ко всему И в России это продолжается. Вот сейчас, в частности, всем разрешили писать. Кто хочешь, журналистом может стать. А разговаривать-то, беседовать с большинством из них – мне неинтересно, понимаете?! «Что вы любите есть?» «Я – жареную картошку!»
- Да уж, коллеги вопросы иногда задают замечательные просто! – не упустила я случая съязвить в адрес «форматного» примитивизма. – Вахтанг Константинович, но один примитивный вопрос и я вам задам, можно?
- Да ради Бога!
- Вы довольны своими детьми и внуками? – улыбаюсь заговорщицки.
- Очень даже! – тут же просияла на усталом лице ответная улыбка.
- А чем они занимаются?
- Вот сейчас мой сын со мной приехал сюда, в Крым. И занимается тем, что следит, чтобы я вовремя выпил лекарство. Специально приехал…
«Так этот красавец-крепыш – вовсе не секъюрити?! Надо же, как здорово!» - промелькнуло в моих, уже изрядно отягощенных обилием интереснейшей информации мозгах.
- … Константин - художник, окончил Академию художеств, три года работал по контракту в Москве в посольстве Грузии. Он – гражданин Канады. Живет в Торонто. Приезжает каждый раз, когда я ему звоню. Приехал и в этот раз – сопровождать меня на гастроли, - собеседник с затаённой гордостью мельком взглянул на симпатичного парня с ноутбуком на коленях, прикурил очередную сигарету. – Я недавно был в Израиле, у врачей. Поставили диагноз не очень хороший, связанный с почками. А я – человек не режимный. Постоянно забываю и путаю, что после чего можно пить, а что нельзя. Вот Костя и вызвался за порядком следить.
Дочка у меня старшая – Марина. Она - актриса Тбилисского академического театра имени Шота Руставели, снимается в кино, преподает в театральном вузе сценическое мастерство. Трое внуков.
- Тоже в Канаде? – почему-то решила уточнить мама.
- Не-е, они со мной! Не избалованные, нормальные ребята. Не было случая, чтобы кто-то из детей в нашем доме требовал: «Мама-папа, купи мне то или это!» Они знали, как я в детстве рос всё время голодным. Отголоски того голода до сих пор остались. Люблю, когда на столе много еды, а сам почти не ем. Жена шутит и ругает: «Буба, тебя опасно отпускать на рынок! Ты купишь и принесёшь в дом всё, что там есть!» Но дети росли в здоровой среде. Начитанные, прекрасно говорящие по-русски.
Георгий, сын дочери, окончил колледж в Зальцбурге и Международный университет Шиллера в Лондоне. Это очень дорогое было удовольствие, я на него работал почти шесть лет. Он защитил диссертацию в Торонто. Ему предлагали остаться за рубежом, но он вернулся в Грузию: «Хочу жить для своей страны!» Сейчас работает в серьезной нефтяной компании. Женился недавно. У Константина два сына. Вахтанг учился в Американском университете болгарского города Благоевград, сейчас он диджей, музыку очень любит. Иван учится в английской школе в Тбилиси. Хорошие ребята. Честные, порядочные. Наверное, единственное, что я хорошее в жизни сделал, - это они! - ах, сколько нежности, какая гамма чувств звучала в смешке этого невероятно трогательного в своих принципах чести человека!
- Хороший ребенок – лучший повод для гордости! Ну, что ж, батоно, пожалуй, я исчерпала свое любопытство! Спасибо вам! Было очень интересно! А автограф на память напишете? – всё это мы с мамой выдавали «в эфир» и хором, и поочерёдно. И было невероятно грустно сворачивать манатки, расставаться
- Да, пожалуйста! Как вас величать? – последний чинарик увенчал новую гору окурков в пепельнице.
- Татьяна. Вот ручка, Вахтанг Константинович! Если можно, прямо на этом листике…
- А в книжечку не хочешь? – вспомнила мама про верную мою записную с портретом Высоцкого на обложке.
- Да там пока свободное место найдешь! Уже столько хороших людей отметились! Я лучше потом листочек вклею аккуратно! – оплошность я объясняла больше самой себе, нежели собеседнику, который в это время молча мучился с никак не желавшей оставлять внятные следы на бумаге новехонькой гелиевой самопиской.
Пока усмиряли-расписывали «перо», пока артист сосредоточенно писал, мама старательно искала лучший ракурс для съемки, ибо сидели мы спинами к огромному окну. Я её уверенно подбадривала, давала не особенно и нужные-то «це у»: «Заинька, надо несколько особо качественных отдельных кадров!», послушно отодвигалась от собеседника по настоятельному требованию своего «фотокорра». Однако и не подумала сопротивляться, когда некрупная, но крепкая мужская рука мягко, отцовским жестом, вдруг приобняла меня за плечи, - столько доброты, дружбы было в этом естественном жесте, так стало уютно и хорошо…
- Вахтанг Константинович, вам можно будет куда-нибудь прислать это интервью? Электронная почта есть? Или давайте я вам свою визитку с адресом оставлю! Мамулечка, пожалуйста, у тебя в кошельке моя визитка была… Как – нету? Ай, а свою сумку я, как всегда, в машине оставила! – так не хотелось, чтобы прерывалась эта тоненькая ниточка только что совместными усилиями сотканного взаимопонимания, сердечного контакта
- Сегодня у нас…? Тринадцатое? – деликатно прервал огорченный мой щебет собеседник, собравшийся уже венчать автограф датой.
- Тринадцатое, понедельник – обратите внимание! Ну, надо же, и вполне симпатичный получился день! – листочек с заветным автографом на оборотной стороне «шпаргалки» захотелось принять как-то особенно бережно. – Спасибо огромное, Вахтанг Константинович! А это, с вашего позволения, - вам. На память, - очередной экземпляр скромного сборничка «Посвящение в любовь» перекочевал в руки своего нового владельца. И явно остался доволен – так бережно его приняли.
- Это ваши стихи?
- Да. И я буду очень рада, если вам хоть что-нибудь понравится…
- Спасибо. Спасибо большое. Я обожаю поэзию.
- А куда передать интервью? – слово «поэзия» прозвучало лучшей из похвал.
- Сейчас, минуточку! Олег все объяснит!
- Я непременно пришлю нашу беседу вам прочитать. Чтобы было всё так, как надо! А то, мало ли, имя какое или название неправильно услышу… - для себя я уже определилась: человека, который грузно поднялся с низковатого отельного дивана, я в мыслях теперь всегда буду называть только «Буба» - как зовут его друзья…
- А я и не сомневаюсь, что всё будет так, как надо! – улыбнулся на прощание он, с особым уважением, учтиво – настоящие мужчины не стесняются своей сентиментальности! - раскланиваясь и с мамой, - Здоровья вам! Оно вам нужно, как никому!
- Спасибо… - растроганно дрогнул и её голос.
- Олег, я попрошу: дай все координаты! – строго прозвенело металлом последнее распоряжение.
- Удачи вам! - долго провожать взглядом сухощавую, сутуловатую фигуру не получилось. Подсел продюсер с компакт-диском в руках:
- Вот этот альбом Вахтанг Константинович велел вам подарить…
- О-о, благодарю вас!..
- …Он подготовил его перед гастролями в Крыму – таким было последнее выступление в Москве. Там видео – весь концерт. А это календарик - миллионный тираж его совпал с будущим годом! И ещё хотелось бы попросить, чтобы вы обязательно написали…- по тому, насколько быстро он говорил, можно было делать вывод, насколько он взволнован.
- …Давайте, у меня как раз диктофон еще не выключен!..
- …Что продюсер Олег Толмачёв совершенно возмущен непонятной ситуацией, сложившейся вокруг этих гастролей! На концерте в Керчи был такой аншлаг, такой триумф! Люди из Севастополя, мои знакомые, мне говорят, что плакали в восторге от концерта. И тут вдруг идут какие-то звонки От кого – непонятно. Люди явно больные!
- Да провокация это просто наглая!
- Я сам - москвич. Я с кем только не работал! Был директором группы «Кино» незадолго до гибели Виктора Цоя. И с Вахтангом уже тринадцать лет. Но такого безобразия просто нигде не видел вообще! Если бы вы об этом написали – здорово было бы! Напишете – я тогда толчок дам, пусть и в России с этим беспределом разберутся. Ведь Вахтанга все искренне любят – и Медведев, и Путин! Кипы телеграмм ему каждый год присылают! И когда сложилась неловкость по поводу ордена, по поводу слов, которые он сказал, мне тут же, через три часа позвонили из администрации президента: «Олег, конечно, сейчас ни о какой награде не может быть и речи! Давайте замнём до лучших времен!» Так нет же – раздули огонь непорядочные люди в прессе! А народ – он верит во всё…
- Издержки демократии! – не умолчала, возмущенно фыркнула мама. И ох, как выразительно прозвучала в ее устах пресловутая «демократия»!
-…А почта у меня очень простая, давайте запишу. Вот телефон московский – и такой же адрес.
- Мой продиктовать? – решимость непременно предать огласке факт чьих-то грязных игр с именем действительно «самого народного артиста» окрепла во мне еще больше.
- А зачем? Пришлете текст вычитать – обратный будет. Присылайте – будем общаться! Вас проводить до машины?.. – не зря считается: «С кем поведешься – от того и наберешься». Предупредителен, корректен Олег Толмачёв был так же, как и его «звёздный» подопечный.
…Тогда, 13 декабря 2010 года, я убедилась раз и навсегда: пассивным курильщиком быть не менее вредно, чем курить самому. После часового пребывания в плотном облаке сигаретного дыма головы раскалывались отчаянно – и у мамы, и у меня. А с души – будто камень свалился тяжкий – настолько потрясающим, трогательным в своей искренности оказался новый знакомый. За водой – запить обнаруженный, слава тебе, Господи, в сумке спазмолгон -– маме пришлось топать аж в отельный буфет. Но в машину к дяде Саше мы всё равно неслись чуть ли не вприпрыжку и… с чувством выполненного долга. Было безумно жаль, что нельзя, неловко оставаться на концерт.
Первое, что сделала, едва тронулась с места любимая «Вольво« Марка Михалыча, - прочитала автограф:
Конечно же, было приятно такое читать. И единственное, что в тот день огорчило: за пирогами Максименко заехать так и не смог. Интересно, догадалась сидевшая на ресепшн турбазы «Таврия» девчушка заглянуть в коробку и съесть с чаем её содержимое?
Евгению Владимировичу я, разумеется, позвонила на следующее утро: «Как прошёл концерт в Симферополе?» И была безмерно рада услышать: «Блестяще! Великолепно!» И всерьёз настроилась дать бой анонимным (а значит – трусливым!) пакостникам.
Но…
Верно всё-таки: человек предполагает, а Бог располагает. Едва включила диктофон – оторопела: с помощью наушников, похожих на шлемофоны лётчиков, расшифровывать запись было просто невозможно! В абсолютно неразборчивую «кашу» смешалось всё: низкий, очень тихий голос собеседника, неизменная сигарета в его зубах, акцент, масса посторонних ушераздирающих шумов. От безысходности хотелось просто плакать…
Поплакала. Потом с упованием на чудо надела наушники на голову маме. Чаяние не оправдались: мамуля тоже оказалась неважнецким «слухачом». Позвонила подружке Светочке Остапенко: уж она-то скрипачка, слух абсолютный! Скрипачка моя замечательная, помаявшись минут пять, с недоумением «шлемофоны» сбросила: «Ничего не понимаю… Вообще!» Последняя надежда оставалась на верную Ксюшу Салину, которая не уставала повторять, что, находясь на четвёртом этаже своего дома, чётко слышит, о чём говорят соседи на первом. Она, приехав в очередной раз из Москвы, рьяно взялась за дело: «Татьян, не расстраивайся! Интервью с Калныньшем мы же с тобой распутали, а оно ого-го какое было по качеству записи!» Но и она сдалась: «Невозможно ничего разобрать!..»
Словом, задание газеты «Русский базар» полностью выполнить я тогда не смогла. А тут ещё обстановка в родной «Евпаторийской здравнице» накалилась до предела: события снежным комом покатились к финишу моего противостояния со Щербаковой и бесславному её увольнению. А тут ещё мама снова в больницу попала – и снова на операцию…
Два с половиной года висел над моей буйной головушкой этот дамоклов меч: не выполнила обещание, не помогла вовремя человеку, который отчаянно нуждался в поддержке… Я отслеживала жадно все скупые весточки о народном артисте СССР и народном артисте Грузии, лауреате Государственных премий СССР, лауреате многих международных песенных конкурсов и кинофестивалей, тончайшем своём собеседнике. В ступор пришла, когда в июле 2012 облетело весь Интернет известие о кончине знаменитого грузинского актера и певца Вахтанга Кикабидзе. Счастливым матом ругнула «брехливую Сеть», когда та, ничтоже сумняшеся, сообщила: «Вахтанг Кикабидзе опроверг информацию о своей смерти». Радовалась: «Хороша примета – долго жить будет Буба!» Жалела, что не воплотилась в явь идея известного грузинского политика Важи Лордкипанидзе, который в конце 80-х годов, когда в Грузии были популярны идеи монархизма и некоторые грузинские политики всерьёз предлагали вернуться к монархии и найти для Грузии царя, на общественном собрании, обсуждавшем разные кандидатуры, выдвинул кандидатуру Кикабидзе. «Зачем где-то искать, ездить, когда вот он – высокий, красивый, умный, хорошо поёт, отличный тамада, с чувством юмора, народ его любит, благородный. Что еще нужно для монарха?» – убеждал он. Но понимала: в этой характеристике, которая в полной мере определила несколько специфический набор качеств, необходимых для грузинского престолонаследника, Вахтанг Кикабидзе не нашел, однако, главного для себя. Можно быть либо монархом, либо всеми любимым артистом. Он предпочел царить там, где склоняют голову не перед властью - перед талантом.
А однажды, когда уже сбросила 25 лет тянувшую плечи лямку «ежедневной городской газеты», меня будто кто под локоть толкнул: «Попробуй-ка, еще разочек послушать фонограмму интервью Кикабидзе!» Попробовала. И – о, чудо! Совершенно невнятные прежде звуки вдруг начали проявляться, складываться в слова, те, в свою очередь, - в фразы… Сперва растерялась даже: как так получается? Потом осенило: я – не лодырь и не симулянтка. Просто «шлемофоны» свои за это время – выбросила. И обзавелась другими, более совершенными наушниками!
Месяца полтора пришлось корпеть над расшифровкой 73 минут беседы. По 3, по 5 минут в день вытягивала (сверяя с Википедией, перепроверяя неоднократно), к вечеру превращаясь в «глухой труп». Это при обычной-то скорости работы «5 минут в час»! Иногда казалось: у человека сохранился рудиментом не только «третий глаз», но и «третье ухо»! Масла в огонь подлил и редактор газеты «Республика» Дима Жмуцкий: «Кикабидзе сразу в номер поставлю!» Торопилась успеть к 75-летию Вахтанга Константиновича, да завозилась…
Терпение, дотошность, упрямство («Как это можно – «пропустить непонятное»?!») были щедро вознаграждены. Интервью уникально обилием нерастиражированных в Интернете «вкусных» деталей и подробностей. Олег Акулов, друг и коллега, ставший свидетелем «творческих мук», поддразнивал беззлобно: «Ты такая наивная, думаешь, что твои «звёздные» собеседники тебя в душу пускают? Они говорят то, что считают нужным сказать, или то, что ты хочешь от них услышать!» А я все равно льщу себе, тешу себя надеждой, что собеседники говорят со мной более открыто, более доверительно, нежели с другими моими коллегами. Так, как Буба.
Всё. С чистой совестью и мысленной присказкой: «Чтоб запись такого качества получилась у меня последний раз в жизни!» 7 августа 2013 года я отправила эту главку на электронный адрес Олега Толмачёва. С покаянным письмом: «Здравствуйте, уважаемый Олег! Возможно, вы ещё помните, как в декабре 2010 года Вахтанг Константинович давал интервью в Крыму, в холле турбазы «Таврия». Как раз, когда вам пытались некие недоумки сорвать гастроли...Увы, не вышло у меня тогда сделать всё оперативно - по ряду многих объективных причин. Все они в тексте, который я сейчас подготовила для будущей книжки. Просит интервью и местная газета «Республика» - приличная, честная. Но, конечно же, без вычитки я дать не могу. Пожалуйста, по возможности, просмотрите с Вахтангом Константиновичем эти тексты на предмет возможных ошибок... Ещё раз простите за двухлетнее молчание. Очень хотелось сделать публикацию к 75-летию - и всё равно опоздала,.. С уважением, признательностью, благодарностью, Татьяна Дугиль, Крым».
Компьютер сразу показал, что указанный адрес существует – и я облегчённо перевела дух. И тут же нарисовала эсэмэску редактору «Республики»: «Дима, Кикабидзе готов. Засылать или подождём, пока он вычитает?» Незамедлительно пришёл ответ: «Ого!!! Классная новость! Татьяна, засылайте, пожалуйста!» Заслала с комментарием: «Димочка, засылаю всё, как есть. Там несколько больших тем. Смотри, что тебе больше по душе придётся. Много юмора и приколов - на фоне весьма серьезного. Главное, чтоб ошибка какая фактическая не проскочила. Будем надеяться, что они ответят. И быстро». «Спасибо! Читаю!» - мгновенно отреагировал этот неотмороженный, слава Богу, товарищ, к тридцати годам не растерявший способность удивляться, восхищаться и задавать вопросы миру. А на следующий день эдак робко позвонил: «Татьян, а сколько нужно ждать ответа?..» Договорились подождать с неделю. Дата – 5 лет российско-грузинскому конфликту – уходила, но на нее махнули рукой…
Долгожданный ответ от Олега Толмачёва таки пришёл. Аккурат в день выхода газеты с обкорнанным вчетверо, стопроцентно аполитичным, но всё равно оставшимся симпатичным текстом интервью. Пришёл забавно. В 8,39 утра поступила часть первая: «Здравствуйте, Татьяна, а в итоге где-то это вы выпустили?», три минуты спустя – часть вторая: «Здравствуйте Татьяна, а в итоге где-то это вы выпустили? Я посмотрел в еженедельнике «Республика». И мне пришлось склонять повинную голову, которую, как известно, меч не сечёт: «Да, Олег, сегодня частично это опубликовано в «Республике». Мы с редактором немножко подождали, а потом, на свой страх и риск, руководствуясь принципом «Не навреди!», напечатали то, что Вы видели. Очень надеюсь, что не навредили… С благодарностью батоно Вахтангу за ещё один преподанный урок: тема любви к Родине актуальна всегда».
Графический значок в письме «)», по умолчанию означающий в среде пользователей Сети улыбку собеседника, должен был, видимо, свидетельствовать, что нет, не навредили…
И от этого стало светлее на душе.
…А несколько лет спустя в Крыму наступила Русская весна. Перевернувшая всё и в конкретно моей, отдельно взятой жизни, но подарившая ей особый высший смысл. На смену нашей весне пришло огненное, пропахшее пороховой гарью донбасское лето. И уже по определению не укладывалось в голове то, что вскоре появилось в Интернете.
Не могу не процитировать (с грамматической, правда, правкой) одно из многих интервью уважаемого мной, умного, приличного человека.
«Всё течет, всё меняется, кроме русского шовинизма», – заявил актер Вахтанг Кикабидзе. В интервью украинскому изданию, «Високому замку», он рассказал, что думает про Путина, про грязь, которую выливают на Украину СМИ России, про захват Крыма и многое другое.
«Когда начали убивать людей, я не находил себе места. 24 часа в сутки был мыслями в Киеве. Хотелось всё бросить и быть на Институтской, Грушевского. К сожалению, возраст берет своё. Если бы сбросить лет 20, был бы на Майдане. Я руками и ногами за стремление к европейским ценностям, против лжи, коррупции, диктаторства. За свободную, богатую и равную среди равных европейских народов Украину», – заявил актер.
Кикабидзе рассказал, что «когда русские начали войну с нами (Грузией – прим. ред.) в августе 2008 года, нас защищали украинские сотни. Было их немало. Тогда погибли семь украинцев… Сейчас на Майдане за свободу и зависимость сражались грузины, один из них 33-летний Давил Капиани погиб. У него остался маленький сынок ... Грузины были на передовой, и им не раз доставалось от беркутовцев».
Актер также вспомнил история из жизни: «Несколько лет назад я поздно вечером возвращался домой и увидел двух людей возле памятника Тарасу Шевченко в Тбилиси (его открыли в 2007 году). Оба отмечали какое-то событие. Я подошел и воскликнул по-украински «Да здравствует свободная Украина!». Услышал неожиданный ответ: «Буба, давай к нам! Мы – грузины, но у великого Кобзаря решили поднять бокалы за Украину и украинцев, которые нас поддержали и защищали в войне с Россией». И что ты думаешь? Я был третьим! Вспоминая это, каждый раз плачу ...»
Отвечая на вопрос про безопасность Украины, Вахтанг Кикабизде ответил, что «такая большая страна, как Украина, должна иметь собственное ядерное оружие. Кто знает, сколько ещё будет править Путин в Кремле, который всех пугает и которому верить никогда нельзя. В жестоком мире, да ещё и с безбожниками при власти добрым оставаться сложно. А то и просто невозможно».
По его словам, «если этого не будет, снова произойдёт то, что произошло: придёт российский солдат, потом придёт российский танк, а потом – кирзовый российский сапог. Я не хочу российских сапог в моей родной Грузии. Не хочу их и в родной Украине».
Актер считает, что «план захвата и присоединения Крыма разрабатывался с первого дня украинской независимости. Путинские имперские советники размышляли над этим давно. Кремль испугался Майдана, который начался в невыгодное для них время, в период сочинской Олимпиады. Путин времени не терял. Только закончились Игры, в небольшом перерыве перед параолимпиадой он влез в Крым.
Что касается российского телевидения, то Вахтанг Константинович назвал его человеконенавистническим: «Не могу и не хочу смотреть тот маразм и ту человеконенавистническую ложь, которую показывают россияне. Россияне нас пугают всю жизнь. Это становится невыносимым. Я для Путина тоже бандеровец и фашист. Ведь поддерживаю Майдан и украинцев. И слава Богу. Горжусь и горжусь этим! Кстати, нельзя не подметить, как Путин говорит «бендеровцы», делает это с грубой ошибкой специально. Чтобы унизить фамилию великого Степана, умалить его значимость. С другой стороны, говоря так, считает украинцев молдаванами, ведь «бендеривец» – житель города Бендеры» .
Также он напомнил, что, «когда Россия ввела войска в Грузию, и я отказался от российского ордена Дружбы к моему 70-летию, много грязи на меня вылили российские СМИ. И прежде всего устами тех, кого всегда считал друзьями. С тех пор никому и ничему не удивляюсь. Нужно время, чтобы простить».
Отвечая на вопрос, что он думает по поводу письма ряда деятелей культуры России в поддержку действий Путина в Крыму, Кикабидзе констатировал: «Все мы разные, каждый смотрит на мир со своей колокольни. Не стоит на них обращать внимание. Те, кто имел мужество, ум и отвагу, те не согласились с позицией Кремля, зная, что им этого не простит система. Кто был человеком, то им и остался. Люди искусства не имеют права призывать к войне. Только – к миру, добру, любви, покою и взаимопониманию».
Вахтанг Константинович не мог не рассказать анекдот в тему: «Пришел Путин к гадалке и спрашивает: «Что из всего будет?"
– Война, – отвечает гадалка.
– Да я это знаю. А сколько после войны будет стоить пиво на Красной площади?
– Шесть гривен , – сказала женщина».
Кикабизде считает, что «всем украинцам надо взяться за руки и строить вместе ту страну, за которую не будет стыдно каждому. Не забывать, что за это пролилась кровь на Майдане. Нужно в корне изменить модель Украины. Навсегда отбросить все совковое и забыть его, как страшный сон. Сильного государства нельзя построить без последовательной культурной и информационной политики. Той, которая объединяла бы народ, давала бы ему чувство гордости за свое, за родное».
Также Вахтанг Константинович сказал, что мечтает дать благотворительный концерт в Киеве памяти Небесной сотни, и подчеркнул: «Возможно, что и на Майдане, чтобы его смогли увидеть и услышать как можно больше людей. Со сцены хочу сказать украинцам душевные слова признания их подвига. Жду этого дня с нетерпением».
Эх, Буба, милый Буба! Что же вы не договорили анекдот до конца? Не верю ведь, что не знаете! Гадалка-то, посмотрев на Путина, добавила: «Не пугайся, властелин (так твое имя трактуется) - вернётся старое название Контрактовой площади на Подоле в Киеве - Красной она раньше называлась (по-украински - Червона), и пиво там будет, и стоить оно будет столько, сколько я сказала. А раз вернётся старое название - то и всё вернётся на круги своя».
А ещё не могу не подписаться под каждым словом комментария, что к вышепоказанному интервью написала неведомая мне Lanka Lankina «Ну, что тут скажешь? Бесконечно жаль. Красавца-актера и певца Мимино-Вахтанга-Бубу любили искренно во всех республиках великого Союза. Уверена, что и ему было неплохо, этого не сыграешь. Во всяком случае, уж точно не было стенаний по поводу «русского сапога». Те, кто организовал или способствовал распаду Союза, не остановились на достигнутом, и в учебниках истории большинства постсоветских стран год от года всё громче стала звучать тема «все-наши-беды-из-за-России». Будто и не было общей страны, общей культуры, дел, трудностей и побед! Г-н Познер, например, не раз говорил, что дружба народов СССР - это картинка, декларация. Верю, что он так и думает, но я знаю, что это не так, просто этот журналист мало жил в Союзе или не чувствовал нас. Не забуду фотографию в «КП» (или в «Литературке»?) грузина, похожего на Булата Шалвовича Окуджаву, с корзинами фундука, и подпись под фото: «Грузия, не уходи!» Как вчера! И вот уже... Что же, Кикабидзе не переубедить, да и нет смысла, как нет смысла ненавидеть. Нужно только крепко понять, по-моему, что у руля страны не может быть нерешительный человек, верящий в свои и чужие «благие намерения», не догадывающийся, не просчитывающий, куда ведёт вымощенная ими дорога. Мы теперь всё это узнали в полной мере… И врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова, дорогая моя столица, золотая моя Москва».
Вот, точку поставила, а в голове рефреном: «Немного жаль моей любви… Немного жаль моей печали…»