Зарина была маленькая и аккуратненькая. С довольно симпатичным, хотя и несколько простоватым личиком, круглыми, будто всегда немного удивлёнными глазами, вздёрнутым, подвижным носиком и радостно-восторженной улыбкой, на коротко подстриженной, но всё равно, как будто слегка взъерошенной голове. Вообще-то в традициях у этой малой народности Северного Кавказа, к которой Зарина имела честь принадлежать, не было принято, чтобы женщины ходили на людях с такой неприлично короткой стрижкой, равно, как и вообще с открытой головой, но Зарина на это чихать хотела. Мало ли что не одобряется их культурой. У них и в брюках замужняя женщина не имеет права ходить, и косметикой пользоваться, и молчать ей полагается в присутствии мужчины, да много чего ещё нельзя, с чем Зарина в корне не согласна, и по мере сил борется, начиная со средних классов их национальной школы и до настоящего времени. Уже тогда, лет в тринадцать-четырнадцать, юная Заринка яростно сражалась за женское равноправие, которое почему-то выражалось в основном, в том, что можно было наравне с отпетыми двоечниками прогуливать ненавистную алгебру, прямо на уроке краситься и шептать вполне отчётливо бранные словечки в адрес учителя, вызывающего её к доске. При этом она всё равно считалась одной из самых прилежных учениц, которую часто приводили в пример тем самым отстающим бедолагам, с которыми она совсем недавно придумывала занятия куда интереснее школьных уроков. Такая уж она была, эта Зарина. Никому бы и в голову не пришло заподозрить её в каких-либо неблаговидных поступках. Да, и как таковых поступков-то этих у неё было совсем немного. Каким-то невероятным образом, она умела ладить со всеми. Причём создавалось впечатление, что она не прилагала к этому ни малейших усилий. Казалось, что у неё нет не только врагов или завистников, но и плохого о ней никто и ничего не может сказать. Или так не казалось, может так оно на самом деле и было.
- Счастливая ты, Заринка, - говорили ей. «Я просто лёгкая, - смеясь, отвечала она, - и легко отношусь к жизни…»
Только прадедушка Беслан, который даже сам точно не знал, сколько ему лет, громко на родном языке кричал, постукивая в такт своей речи, самолично изготовленной резной палкой, что таких правнучек надо топить в близлежащей реке Малке. И никто, включая саму Заринку, не сомневался, что такое решение старейшинами рода было бы непременно принято, если бы упомянутая речка практически полностью не обмелела ещё до рождения строптивой девчонки, тем самым как бы наперёд оправдывая своё название. Этот факт считается ею, да и всеми остальными, как дополнительное свидетельство её, Заринкиной, исключительной везучести и невероятной удачливости.
Сейчас Зарине - 30 лет, и она работает медсестрой в своём родном садике, с того самого дня, как закончила медучилище, за вычетом небольшого времени, когда она, выражаясь её языком «вышла ненадолго замуж в Абхазию». Да, такой опыт у неё тоже имелся. Некоторые утверждают, что и в этом случае Заринка продолжала весьма своеобразно бороться за права кавказских женщин и вышла замуж назло, за случайно подвернувшегося абхазца лишь бы только сделать по-своему и ещё больше досадить своей родне, требующей соблюдения национальных обычаев. Один из которых как раз и заключается в том, что жениться и выходить замуж, нужно исключительно за представителя своей национальности. Хотя тот, кто знал Заринку получше, утверждал, что она вполне могла это сделать по причине возникшего у молодых людей взаимного чувства и при этом не строить никаких мстительных козней, воображая себя Кларой Цеткин или Розой Люксембург в одном лице.
Когда они, наскоро расписавшись, уезжали в солнечную Абхазию, прадедушка Беслан довольно бодро доскакав до калитки и грозно размахивая вслед молодым своей сучковатой палкой, шумно, к радости всех соседей, выражал надежду, что родственники её свежеиспечённого мужа-иноверца, наконец, воплотят в жизнь его давнюю мечту и утопят-таки непокорную в бурных водах реки Псоу.
Как бы то ни было, года через три, Заринка снова объявилась в родных местах, и как ни в чём ни бывало, чуть ли не на следующий день, вышла на работу в свой садик, только теперь уже завхозом, так как должность медсестры была, понятное дело, занята. Зарина ничуть не изменилась, та же мальчишеская стрижка, та же улыбка и тот же задорный, с некоторым вызовом взгляд, словно говорящий: «Не кисни, ведь жизнь чертовски приятная штука!» Только два небольших изменения было замечено любознательными соседями и коллегами, касающимися личной жизни Зарины: в садик она пошла не одна, а вместе с прехорошенькой девочкой. Своей дочкой, при виде которой, как говорят вездесущие соседи, грозный прадедушка Беслан, отбросил в сторону свою палку, взял девочку за руку и повёл показывать сад. И вдобавок к этому, у Зарины теперь была невероятно красивая фамилия, немного напоминающая название королевской династии - Торуа. - Вот и всё моё абхазское наследство, - смеясь, говорила Зарина, - малышка Агнесса да благозвучная фамилия, - А что разве мало!? - с вызовом задавала она риторический вопрос, смеясь одними губами и двигая кончиком носа.
- Счастлив тот, кто не осознаёт всей глубины своего несчастья, - печально качали головами в тёмных платках её ближайшие соседки.
- А как же дедушка Беслан? Каково ему наблюдать перед собой этот семейный позор? - интересовались те, кто жил подальше.
- Он без памяти полюбил малышку, что он может сказать?
- Всё-таки, удача, видимо, раньше неё родилась… - соглашались, в конце концов, и те и другие.
Про замужество своё Зарина ничего не рассказывала, только обмолвилась как-то, что не смогла там жить, несмотря на горы и море.
- Муж у меня был замечательный, - улыбалась она, - просто характерами не сошлись… Так бывает… А дочка - так вообще лучше всех! - заливалась она счастливым смехом, поднимая малышку Агнессу на вытянутых руках к солнцу и целуя в обе щёки.
- Вот счастливая, - вздыхали подружки, - всё ей нипочём, всё ей трын-трава. Работу свою Зарина тоже обожала, хотя в должности завхоза, маленькой и хрупкой Зарине, всё же было тесно. Она хотела быть нужной и шла в группы, где дети с радостным визгом бежали к ней навстречу. Обнимая их всех вместе и каждого в отдельности, Зарина чувствовала, что живёт своей настоящей, а не придуманной кем-то жизнью. Поэтому она всегда с радостью подменяла заболевших воспитателей, к большому, признаться, удовольствию детей и их родителей. Правда, выходившие с больничного педагоги частенько бывали недовольны тем, что после Зарины, по их выражению, «детей невозможно собрать»:
- Что вы делали, что дети носятся, как угорелые, не реагируют на замечания и вообще ведут себя, как дикие люди из дикого леса?
Зарина, верная себе, хохоча, ответствовала:
- Мы просто радовались жизни…
Однажды у них на работе заболела Мадина с пищеблока, которая испокон века занималась закупкой продуктов для сада. Зарина и тут предложила свою помощь. Заведующая с сомнением посмотрела на неё:
- А ты справишься? Смотри, продукты необходимо закупить на десять дней, на 140 человек.
- Конечно, - возмутилась Зарина, - Что ж я, не понимаю? Давайте список и деньги.
Зарине не понравился унылый вид круп, а у овощей не понравился запах.
- Не удивительно, что дети так плохо едят, - сделала она вывод. И накупила на все казённые деньги продукты по своему вкусу, ориентируясь, в основном на то, чтобы пришлось бы по душе её дочке. Зарина ехала назад с их водителем Азаматом и душа её пела от предвкушения детской радости и удивления. - Ещё бы, - рассказывала она шофёру, - Я ж накупила ни какой-то там скучной перловки с сухофруктами (бр-р-р, даже название ужасное, правда, Азаматик?), я купила то, что дети точно будут есть: йогурты и печенье с начинкой, шоколадные батончики и вафли, кукурузные хлопья и апельсиновый сок… Ну и там ещё кое-чего по мелочи… Азамат удивлённо качал головой:
- Надо же… А то, что ты помимо списка, это как, ничего?
- Да что ты, я же для детей! Я, Зарина Торуа, точно знаю, что им нужно...
- Красивая у тебя всё-таки фамилия, Зарина, - качал головой парень.
- А ты женись на мне, Азаматик! - подмигивала обалдевшему водителю Зарина, выпрыгивая из машины возле детсадовского пищеблока, - А что? И бери на здоровье фамилию мою, сейчас это в порядке вещей…
- Гляди, - кричал ей в окно, едва пришедший в себя от такой наглости водитель, - прадедушка Беслан обещал недавно при свидетелях утопить тебя в Череке…
- А, - беззаботно отмахивалась та, - пока он соберётся, Черек тоже обмелеет…
- Чёрт, а не баба, - хмыкал Азамат, выезжая за ворота.
Зарина оказалась права, её продукты пришлись детям по вкусу гораздо больше, чем традиционные. Завтраки и обеды, не говоря уже о полдниках, превратились в удовольствие, напоминающее предпраздничное радостное волнение: А что нас ждёт сегодня? Жаль только, что они так быстро закончились. На третий день, повариха пришла к заведующей и доложила, что завтра детей кормить нечем. Продуктов нет и денег тоже. Заведующая сначала пришла в ужас, а потом рассмеялась:
- Ну, вот знала же, что нельзя было ей это поручать… Ладно, сама виновата. А дети были довольны?
- Не то слово… Только теперь они вообще откажутся есть кашу.
- Тогда пусть Зарина их и кормит с ложки… Каждого!
Коллеги снова шушукались:
- Вот же везучая Заринка! Любому другому человеку на её месте уже бы выговор светил, или вообще запахло бы увольнением с полной компенсацией, а её даже «на ковёр» не вызвали.
Хотя не всё так уж сходило с рук, «легко» шагающей по жизни Зарине Торуа. Однажды она не очень удачно, (хотя, как абсолютно справедливо заметила Зарина, это смотря с какой стороны посмотреть), подшутила над пожилым, но крепким сторожем их садика и тот едва не привёл в исполнение давнишнее обещание прадедушки Беслана. Дело в том, что этот сторож Казбек, который представлялся не иначе, как «ночной директор» не умел писать по-русски, и поэтому обратился за помощью к Зарине. Он продиктовал ей заявление с просьбой о санаторной путёвке по причине пошатнувшегося здоровья. Звучало оно так:
Прошу Вас ходатайствовать о предоставлении мне путёвки в пансионат на черноморском побережье Кавказа или, на худой конец, в местный санаторий «Голубые ели». Зарина всё так и написала и по его просьбе отнесла заведующей, только по пути сделала ксерокопию. Оригинал остался у начальницы, а на копии, Зарина, в окружении хохочущих сотрудниц, размашистой рукой руководителя, накатала резолюцию:
С худым концом, уважаемый Казбек, делать тебе в санаториях совершенно нечего. Даже в «Голубых елях».
После того, как Казбеку растолковали, что к чему и прочитали «резолюцию», он отчаянно призывал все кары небесные на голову «этой несчастной» и даже несколько раз караулил её на всех выходах из садика, пока всё же, как говорили, с лёгкой руки Зарины, не укатил в санаторий лечить вконец расшатанную нервную систему.
И неприятности покрупнее, даже если они напрямую касались Зарины, отскакивали от неё тут же и чуть ли не с извинениями. Однажды она по хозяйственным нуждам поехала с Азаматом в город. В старом грузовичке плохо закрывалась дверь со стороны пассажира, и на каком-то крутом вираже, Зарина просто выпала из него и откатилась к ближайшему дереву. Побледневший водитель на ватных ногах подошёл к ней и тронул помертвевшей рукой за плечо. Зарина приоткрыла карие глаза, слабо улыбнулась и томно спросила:
- Азамат, посмотри, я красиво лежу?
Когда малышка Агнесса пошла в школу, Зарина снова собралась замуж.. На этот раз за русского парня, вчерашнего студента, проходившего у них в школе практику. Она просто потеряла голову от любви. Ей говорили:
- Ты что делаешь? Он моложе тебя на пять лет!
- Всего лишь на четыре года, это, во-первых, - в ответ хохотала Зарина. А, во-вторых, что вы понимаете?… А, в третьих, - вдруг переходила она на шёпот, - вы видели его глаза? Такие же голубые, как это июньское небо! Представляете, у моего сына будут глаза цвета небесной лазури! Да я самая счастливая, если хотите знать…
- Ненормальная, он мальчишка, студент, а у тебя дочь - школьница…
- Он уже дипломированный педагог и они с Агнессой обожают друг друга!
- Подумай, что сделает, когда узнает об этом прадедушка Беслан! Он уже не будет грозить тебе обмелевшими речками, он вполне сможет обойтись своей сучковатой палкой…
- Глупые гусыни! - запрокидывала голову и ещё звонче хохотала Заринка, - Да разве вы до сих пор не поняли, что так он выражает свою любовь… По-другому не умеет, по-другому не знает как.
Назначили дату свадьбы, съездили в Москву просить благословения у его родителей. Прадедушка Беслан вздыхая, проговорил Зарине на ухо: «Смотри, внучка, чтоб его родители тебя не утопили в Москва-реке! Я слышал, она достаточно полноводна».
Счастливые и влюблённые вернулись обратно. Практика была благополучно окончена. В конце августа он должен был выйти на работу. В разгар подготовки к свадебному торжеству, жениха вызвал телеграммой отец: «»Срочно приезжай. Мать в больнице».
- Я только туда и назад, мама же в больнице, ты даже соскучиться не успеешь…
- Успею, но, конечно, езжай, - ответила Зарина, улыбаясь, и поправляя галстук на его белой рубашке.
Обратно жених так и не приехал, а вместо себя прислал длинное письмо, полное извинений, раскаяния и сожалений.
- Ты как, Заринка? - сочувственно спрашивали коллеги и соседи, стараясь не смотреть на её округлившийся живот.
- Лучше всех! - отвечала она, как обычно лучезарно улыбаясь, - Всё правильно, он прекрасный человек, но просто я не его женщина… Так бывает…Но я счастлива, что у меня это было…
На новогоднем междусобойчике, Зарина снова была звездой программы, хотя и не могла, из-за своего положения, играть, как обычно, Снегурочку. Но она была великолепна в роли тамады: блистательна, мила и остроумна. Только, когда после очерёдного тоста, она снова выпила, заведующая сжала её руку и прошептала:
- Ты что творишь?
- Это, чтобы у моего сыночка точно были голубые глаза, - улыбаясь, ответила Зарина, - Так говорят…
В середине января Зарина родила сына с пронзительно-голубыми глазами… и синдромом Дауна впридачу. Когда знакомые встречали её на улице с коляской, боялись смотреть ей в глаза. И совершенно напрасно. Зарина снова была счастлива.
- Агнесса моя - умница и красавица, вряд ли надолго возле нас останется, а малыш Батик - всегда во мне нуждаться будет… Он ведь особенный, богом поцелованный… Вы только посмотрите, как он улыбается…- в её словах сквозило неподдельное восхищение. Потерявшие дар речи люди, с неловкими улыбками спешили ретироваться.
- Дедушка, - подходила она к сидящему на лавочке прадедушке Беслану, - твой праправнук он ведь действительно солнечный… Таких деток так называют, ты знал?…Он будет самым счастливым, как и я, правда? И они оба с нежностью смотрели на улыбающееся, раскосое личико с ярко-голубыми глазами.
- Правда, моя девочка, - хотел сказать, прадедушка Беслан, хмуро глядя вслед удаляющимся быстрым шагом от их дома знакомым, - а того, кто с этим не согласен, мы радостно и настойчиво будем приглашать на пикник к горной и очень опасной реке. Он хотел это сказать, но только не знал как. И поэтому смотрел на улыбающегося малыша Батика и сам осторожно и незаметно улыбался в свою густую, седую бороду, опираясь на самолично вырезанную деревянную трость. Уже седьмую по счёту.