"Я накрасила губы красной помадой и вышла из душа". "Люди нашей боли", часть 4

Photo by David Werbrouck on Unsplash

Предыдущая серия ЗДЕСЬ

Де­ри­ба­сов­ская. Я все рав­но про­ва­ли­ва­лась в свои ду­рац­кие мы­с­ли. Ин­те­ре­с­но, где ОНИ сей­час? Что Он де­ла­ет с Ней? Они уже были с утра близки или са­мое слад­кое при­па­се­но на ве­чер? Я дер­жа­ла Сла­ви­ка под ру­ку и ско­рее по­ни­ма­ла, чем чув­ст­во­ва­ла, что ря­дом со мной идет мо­ло­дой, кра­си­вый муж­чи­на. Что на нас за­гля­ды­ва­ют­ся, на не­го -- жен­щи­ны, на ме­ня -- муж­чи­ны. Я спро­си­ла се­бя: ты что-ни­будь чув­ст­ву­ешь? НЕТ! -- от­ве­ти­ло те­ло.

Слав­ка раз­вле­кал ме­ня как мог. Он ос­та­но­вил­ся у ка­ко­го-то до­ма и стал кра­со­ч­но, ми­нут пять рас­ска­зы­вать его ис­то­рию. Ко­г­да и кем он был по­стро­ен, кто в нем жил, сколь­ко раз он был пе­ре­стро­ен, чем зна­ме­нит. Про­рвав­ший­ся сквозь пе­ле­ну бо­ли ра­зум спро­сил:

-- Ты что, зна­ешь это на­и­зусть?

- Ко­не­ч­но! Я с ран­не­го дет­ст­ва знаю всю ис­то­рию Одес­сы на­и­зусть. Мое имя да­же за­не­се­но в Кни­гу ре­кор­дов Гин­нес­са… Ме­ня зо­вут ма­лень­кий Дюк. А вы что, не зна­ли?

-- Что, прав­да?

Об­ра­до­вав­ший­ся Слав­ка раз­вер­нул ме­ня ли­цом к до­му. На нем ви­се­ла ме­мо­ри­аль­ная до­с­ка. Он про­с­то за­чи­ты­вал мне текст, а я сто­я­ла спи­ной.

-- Ты под­лый об­ман­щик! -- Я, рас­сме­яв­шись, уда­ри­ла его по­лу­пу­с­той бу­тыл­кой ко­ка-ко­лы. Он под­прыг­нул и из­дал по­бед­ный клич:

–-- Ура! Я ук­рал ее у ее мы­с­лей! Это по­бе­да! Йоох!

-- Хо­ти­те, я вам кое-что рас­ска­жу? В мо­ей жиз­ни то­же та­кое бы­ло. Как у ва­ше­го му­жа. Вот с той, пре­ды­ду­щей де­вуш­кой Та­ней мы встре­ча­лись два го­да, а по­том -- бах, и я встре­чаю ЕЕ! Ну та­кая тя­га бы­ла, с ума сой­ти. Все был го­тов бро­сить и бе­жать к ней, толь­ко бы уви­деть, ус­лы­шать. Че­ст­но все ска­зал Та­не и убе­жал. И что вы ду­ма­е­те? Два ме­ся­ца это про­дол­жа­лось, и все. Дев­чон­ка та­кой пу­с­тыш­кой ока­за­лась. Да еще и с пре­тен­зи­я­ми. В об­щем, при­шел к Та­не, по­ка­ял­ся, на­врал, что ничего у нас ней бы­ло, она по­ве­ри­ла, про­сти­ла. И по­том еще два го­да. Так что, та­кое бы­ва­ет… Не все еще по­те­ря­но. Вы зря на се­бе крест ста­ви­те. Вы ду­ма­е­те: вам тут ху­же все­го, а у них там все в шо­ко­ла­де? Да они, мо­жет, ру­га­ют­ся с ут­ра до но­чи? Мо­жет, она у не­го уже же­нить­ся пря­мо зав­т­ра тре­бу­ет. Или еще че­го-ни­будь. Вы та­кая взро­с­лая, а та­кая смеш­ная, ей-бо­гу…

На Мор­ском во­кза­ле мне ста­ло пло­хо. Мы дош­ли ту­да, и я вдруг вспом­ни­ла, как муж фо­то­гра­фи­ро­вал ме­ня, сча­ст­ли­вую, с мо­ро­же­ным, на па­ра­пе­те, во­к­руг ле­та­ли на­глые бе­лые чай­ки, а на зад­нем фо­не уп­лы­ва­ли ог­ром­ные бе­ло­сне­ж­ные ко­раб­ли.

-- Уве­ди ме­ня от­сю­да! -- по­про­си­ла я Слав­ку.

Он бы­ст­ро уса­дил ме­ня в та­к­си. Мы уе­ха­ли в отель.

-- Вы уле­та­е­те зав­т­ра или ос­та­е­тесь?

На са­мом де­ле, я не зна­ла. У ме­ня был би­лет на зав­т­ра, на днев­ной рейс. И бы­ли ка­кие-то де­ла в Мо­с­к­ве. Но де­лать их не хо­те­лось. Хо­те­лось ос­тать­ся, по­быть здесь еще па­ру дней, съе­з­дить в За­то­ку, по­ла­зить по ка­та­ком­бам. В то же вре­мя я зна­ла, что ос­тань­ся я, и уже к ве­че­ру вся ил­лю­зия за­щи­щен­но­сти, иду­щая от это­го го­ро­да и мо­е­го ан­ге­ла-хра­ни­те­ля Слав­ки, рас­се­ет­ся как дым, и ме­ня сно­ва на­кро­ет мое при­вы­ч­ное от­ча­я­ние, и я сно­ва бу­ду ис­кать ку­да убе­жать и ис­кать спа­се­ние ли­бо в ра­бо­те, ли­бо в таб­лет­ках, ли­бо в ал­ко­го­ле.

-- Я уле­чу зав­т­ра! Да­вай ус­т­ро­им про­щаль­ный ужин. За­ка­жи все­го, что там по­ло­же­но в Одес­се -- ба­лык, осе­т­ри­ну, конь­як, ик­ру, а я по­ка при­му душ, ус­та­ла не­мно­го…

Стоя под же­ст­ки­ми стру­я­ми про­хлад­но­го ду­ша, я рас­сма­т­ри­ва­ла в зер­ка­ло свое те­ло, про ко­то­рое мой муж ска­зал: «Я те­бя не хо­чу!». Оно бы­ло еще очень да­же ни­че­го. Грудь -- я три ме­ся­ца как су­ма­сшед­шая ма­за­ла ее ка­ким-то ге­лем -- при­об­ре­ла поч­ти де­ви­чью уп­ру­гость. Пло­ский (те­перь уже пло­ский) жи­вот! Я дей­ст­ви­тель­но очень по­ху­де­ла за это вре­мя! Длин­ные но­ги, кру­той из­гиб та­лии. Я за­ки­ну­ла ру­ки вверх и про­гну­лась по­смо­т­реть, как это все смо­т­рит­ся вме­сте. При­под­ня­тая грудь, ров­ная спи­на… Ни­че­го…

Пе­ред на­шим по­с­лед­ним от­пу­с­ком с му­жем («она» уже бы­ла то­г­да у не­го, я до­га­ды­ва­лась, но не зна­ла на­вер­ня­ка) я ку­пи­ла не­ве­ро­ят­но кра­си­вое об­тя­ги­ва­ю­щее чер­ное пла­тье в пол, на од­ной лям­ке, с по­л­но­стью от­кры­той спи­ной, от ка­ко­го-то жут­ко до­ро­го­го ко­ро­ля три­ко­та­жа. И к не­му яр­ко-алые туф­ли и та­ко­го же цве­та клатч. Я ни­ко­г­да не по­ку­па­ла се­бе та­ких до­ро­гих и кра­си­вых ве­щей. Я сде­ла­ла ма­ки­яж, на­де­ла все это, плюс очень от­кро­вен­ное бе­лье, и вы­шла к му­жу. Он по­смо­т­рел и ска­зал: «Ты кра­си­вая! Но я те­бя не хо­чу!»

От­ча­ян­ная и бо­лез­нен­ная мысль про­рва­лась на­ко­нец-то, как гной­ник на по­ра­жен­ном ку­с­ке ко­жи, в мо­ем моз­гу. Я из­ме­ню ему! Из­ме­ню ему пря­мо сей­час! Я ни­ко­г­да не из­ме­ня­ла ему за эти пять лет, но те­перь это не ва­ж­но, нас боль­ше нет, есть «она» и он и моя по­ру­ган­ная не­лю­бо­вью ду­ша. Я из­ме­ню ему, и мне ста­нет лег­че! И пусть мо­е­му лю­бов­ни­ку бу­дет 20 лет! Пусть он бу­дет быв­шим ба­с­кет­бо­ли­стом, а ко­г­да из мо­е­го му­жа уже бу­дет сы­пать­ся пе­сок, он ста­нет мо­ло­дым про­фес­со­ром и све­ти­лом в той ред­кой об­ла­с­ти зна­ний, ко­то­рой ну­ж­но бо­ять­ся, ко­г­да про­из­но­сишь ее в пер­вый раз…

Я на­кра­си­ла гу­бы кра­с­ной по­ма­дой, взби­ла пла­ти­но­вые во­ло­сы, вы­шла на сво­их вы­со­чен­ных алых каб­лу­ках, при­дер­жи­вая по­дол чер­но­го три­ко­та­ж­но­го пла­тья. Стол -- на­кры­тый как по­ла­га­ет­ся -- воз­вы­шал­ся по­сре­ди­не. Все, как я про­си­ла -- ик­ра, осе­т­ри­на, конь­як. Слав­ка си­дел на краю кро­ва­ти и по­тро­шил мои ус­по­ко­и­тель­ные таб­лет­ки. По не­ос­то­ро­ж­но­сти я вы­сы­па­ла их все в тум­бо­ч­ку. Он вскры­вал па­ч­ку, вы­сы­пал ее со­дер­жи­мое в па­кет, а па­ч­ку ак­ку­рат­но скла­ды­вал вчет­ве­ро и до­ба­в­лял к уже при­ли­ч­ной гор­ке та­ких же из­мя­тых ко­ро­бок. Уви­дев ме­ня, он ни­как не от­ре­а­ги­ро­вал ни на пла­тье, ни на по­ма­ду, ни на туф­ли, ни на что… Он ска­зал, очень же­ст­ко:

-- По­слу­шай­те, Ле­на! Я врач! Вы, ко­не­ч­но, мо­же­те ска­зать, что я не­до­у­чен­ный врач, все­го толь­ко на чет­вер­том кур­се, но это не ва­ж­но, я знаю, о чем го­во­рю. Вы пье­те все это -- я ви­дел -- гор­стя­ми и за­пи­ва­е­те ал­ко­го­лем. Вы не про­дер­жи­тесь так дол­го! Что-ни­будь -- или ва­ша пси­хи­ка, или ва­ша пе­чень -- от­ка­жут. Это со­в­сем не бе­з­о­бид­ные сред­ст­ва, да­же ес­ли их про­да­ют без ре­це­п­та! Вы гу­би­те се­бя -- а за­чем? От это­го бу­дет лег­че толь­ко «ей» и ва­шим вра­гам, ко­то­рые на­зо­вут вас су­ма­сшед­шей. Я за­би­раю все это. Ес­ли вы хо­ти­те вы­пить -- вы­пей­те, но хо­тя бы не за­глу­шай­те се­бя этим дерь­мом! Ес­ли вы не мо­же­те спать -- не спи­те, а чи­тай­те кни­ги, смо­т­ри­те ки­но, но не при­учай­те се­бя к сно­твор­но­му!

Я кив­ну­ла. По­обе­ща­ла, что боль­ше не бу­ду. Пря­мо как ма­лень­кая де­во­ч­ка! По­том мы се­ли за стол, раз­ли­ли конь­як, уда­ри­ли фу­же­ра­ми «за встре­чу» и раз­ло­жи­ли по та­рел­кам бе­лу­гу. А по­том, ко­г­да мне ста­ло уже поч­ти хо­ро­шо, я по­до­шла к ок­ну, по­то­му что зна­ла, что на его фо­не осо­бен­но хо­ро­шо бу­ду смо­т­реть­ся в сво­ем чер­ном три­ко­та­ж­ном пла­тье в пол, и ска­за­ла:

-- Сла­ва, да­вай зай­мем­ся лю­бо­вью!

Окончание ЗДЕСЬ. Подпишись на наш канал!

Еле­на Шу­би­на (с) "Лилит"