(Ручаюсь за достоверность, уральский акцент и кубанский говор. Так было 35 лет назад. Сравнивайте.)
Теперь хоть пой тут, хоть горлань,
но предстоит мне заново
перебираться на Кубань,
в жару пустынь банановых.
Жена тащИт меня на юг:—
Там мама на Кубани-то!—
Там юг —горячий, как утюг,
и бабам не до бани там.
Там веет ветер-суховей,
пески пуржат метелями,
там задохнулся воробей,
хоть был и не с похмелья он.
Там даже ночью вся земля
паяльной дышит лампою,
и липнет к носу простыня,
как будто черти лапают.
А днем —потничка, пупыри,
не буду даже выше гнуть.
Сотрёшь все тело, хоть ори,
и шаг шагнуть —не вышагнуть.
А счастье —ты поленом лёг,
берёсту-кожу солнцем бьет.
Сгорел, потух, как уголёк,
остался лишь один хребёт.
Ползёт, бывает, раз иной,
тарантул ли, фурункул ли,
тут схоронишься за женой,
кричишь: —Ату его! Коли!
И ведь возьмёт и уколёт,
истопчет до убитости.
Как птицу видно по полёт,
так жён —по ядовитости.
А знаменитый Краснодыр?
Базарная провинция!
Дельцам там нужен Мойдодыр,
отмыть —и всех в милицию.
Однако я люблю Тамань,
там радостно и боязно,
там даже чайки сквозь туман
кричат, как из-под поезда.
И есть Азовский водоем,
так море называется,
неплохо там, когда вдвоём
вам с кем-нибудь купается.
Чем привлекателен Сенной?
Что сена нет ни грамма там —
сгорает всё уже весной,
а почтальон —неграмотный.
Там в Керчь за харчем ездят все,
В Темрюк за пивом тянутся,
а пиво, как моча в росе,
нисколько мне не глянется.
И вот в такую тундру я
опять поехать вынужден,
я на крючке жены, друзья,
как ёрш из лунки выужден.
Перенесу, переживу
я все лишенья, тяготы,
вернусь —увижу наяву
смородинные ягоды.
…Я за супругой хоть на дно,
меня взять удалося ей.
Не говорите ей одно —
Я еду с удовольствием!