ИНТЕЛЛИГЕНТ, НЕ БОЯВШИЙСЯ КРОВИ
Один из наиболее ярких и авторитетных представителей Группы «А» призыва восьмидесятых годов — подполковник Игорь Орехов. Скончался 6 сентября 2008 года после тяжелой и продолжительной болезни. Ушел из жизни на 54-м году.
В тот военный год, вошедший в историю Пятидневной войной в Южной Осетии (с режимом Саакашвили), ушел из жизни не просто человек — ушел из жизни солдат, патриот России и, конечно же, патриот нашего подразделения — Группы «А» КГБ СССР. Вместе со своими товарищами я хочу рассказать об этом уникальном человеке и офицере.
Для чего? Страна и спецназ должны знать своих настоящих героев, а не мнимых «звезд» и прожигателей жизни. Они, в конечном счете, ее «соль», ее защита, честь и слава — они останутся с Россией навсегда, и наша задача заключается в том, чтобы донести их образ, в контексте совершенных дел, до самой широкой общественности.
Родился Игорь Владимирович 15 августа 1955 года в Москве. Окончил среднюю школу № 104. Срочную службу проходил в 1973-1975 гг. в Пограничных войсках КГБ СССР. После окончания службы поступил в Московский институт электронного машиностроения. С 1980 года — в Комитете госбезопасности СССР. Занимал различные должности в комендантском отделе и Оперативно-техническом управлении.
В подразделение Игорь Орехов пришел в мае 1982 года. За его плечами боевая стажировка в Афганистане (1986 г.), специальные операции по освобождению заложников и нейтрализации особо опасных преступников, в том числе знаковые — в Тбилиси, Уфе, Саратове и Сухуми.
НЕФОРМАЛЬНЫЙ ЛИДЕР
Юрий Горкин (сотрудник Группы «А» в 1982-1992 гг.):
— «Я был зачислен в подразделение в 1982 году, попал в отделение, которым командовал Виктор Николаевич Зорькин. Первое впечатление об Орехове: человек жизнерадостный, заводной, компанейский. С большим внешним и внутренним обаянием. В процессе профессиональной учебы в подразделении он поражал нас своими знаниями. Не знаю, откуда он их черпал: или из «вышки», или это являлось следствием его самообразования. Например, мы занимались подготовкой к различным операциям. Так вот на тренировках он импровизировал: то больничные халаты надевали, то униформу ремонтников. Общаться с Игорем было очень интересно не только в личном, но и профессиональном плане».
Владимир Елисеев (сотрудник Группы «А» в 1985-1996 годах):
— «Я познакомился с Игорем Владимировичем в мой первый день в подразделении, в июле 1985 года. Владимир Петрович Самозванцев встретил меня у метро «Фрунзенская» и привел на базу в Н-ском переулке. В это время двадцать восемь человек из первого отделения Группы «А» КГБ СССР находились на боевом дежурстве, и когда я появился, все, кто не был занят по службе, собрались в учебном классе. Среди них был и Игорь.
Командир отделения Виктор Николаевич Зорькин сказал, что появился новый сотрудник, на что Игорь ответил: «По виду вроде бы нормальный, нам подойдет». Его улыбка и добродушное лицо вселили в меня уверенность, что я попал в здоровый коллектив, где тебя не отторгают, а сразу принимают. В последующем на протяжении долгих лет, пока мы вместе служили, все это подтвердилось. Нам с Игорем посчастливилось совместно участвовать в двух серьезных операциях по освобождению заложников».
Василий Леонов (сотрудник Группы «А» в 1982-1992 гг.):
— «Хорошо помню оценку, которую дал Игорю Зорькин. Сидя однажды в бане после напряженного дня, Виктор Николаевич произнес такую фразу: «Игорь Орехов для меня воплощает интеллигента Москвы». Она, эта фраза, очень хорошо характеризует Игоря. Очень общительный, добропорядочный. Он никогда не вступал в конфликты. Если возникала какая-то напряженность, пытался найти мягкий выход из ситуации, чтобы не обидеть ни одну из сторон. И помирить их. И это у него всегда получалось».
Александр Михайлов (сотрудник Группы «А» в 1982-2005 гг.):
— «Игорь был по квалификации снайпер. Что для снайпера нужно в первую очередь — хорошая маскировка, терпение, удобно выбранная позиция: крыша, чердак или подвал, чтобы произвести по террористу прицельный выстрел. Василий сказал «интеллигент». Однако этот интеллигент никогда не боялся грязи и крови во время учебного процесса. Лучше пот и грязь на тренировках, чем кровь во время проведения боевых операций».
Валерий Бирюков (сотрудник Группы «А» в 1984-1992 гг.):
— «Я пришел в подразделение несколько позже, чем ребята, в январе 1984 года. Попал в третью десятку, и Игорь в ней был лидер. Хотя он не занимал никакого руководящего поста. На момент моего прихода — рядовой сотрудник, оперуполномоченный. Хорошо помню свой первый день, Игорь заступает помощником дежурного офицера. Ждешь всегда в таких ситуациях каких-то команд, действий. Ничего такого не было. Мы вышли во двор — нужно было мыть машины, Игорь совершенно спокойно вышел вместе со всеми. Это было мое первое впечатление о Группе «А». И о том, как в ней строятся взаимоотношения. (До этого я служил в Пятнадцатом управлении, там были другие порядки.)
Потом это стало совершенно привычным, банальным. Никто черновой работы не чурался, работали вместе. У Игоря были потрясающие интеллектуальные задатки. С ним интересно было общаться практически на любую тему. Не зря его выбрали секретарем нашей партийной организации первого отделения».
Александр Михайлов:
— «Пост секретаря партийной организации непростой и ответственный. Игорь был в числе тех, кто не боялся высказывать свое мнение и отстаивать его, говорить правду человеку в лицо. Озвучивать перед руководством вопросы, касающиеся нашей профессиональной деятельности, подчас и нелицеприятные. Однако, говоря о недостатках, проблемах у кого-то из сотрудников, Игорь всегда предлагал пути выхода из той или иной ситуации — и, конечно же, помощь».
Валерий Бирюков:
— «Игорь входил в костяк наиболее авторитетных людей первого отделения, это абсолютно точно. Он задавал тон, был застрельщиком. Стержневой человек. И таким он оставался везде. Его интеллект, нежелание конфликтовать… хотя при определенных обстоятельствах он действовал решительно и жестко. Его жесткость не была показной».
МАСТЕР ИМПРОВИЗАЦИИ
Александр Михайлов:
— «Первая боевая операция, в которой принимал участие Игорь, — освобождение в аэропорту Тбилиси пассажиров самолета Ту-134, захваченного 18 ноября 1983 года бандой вооруженных террористов. Когда наши сотрудники ворвались в салон, там было уже жуткое задымление. В принципе, все наработано: каждый знал, кто и куда выдвигается, кого захватывает. Насколько я знаю, первым внутрь проник Игорь Орехов. Группа Зайцева (В. Н. Зайцев — Ред.) шла через кабину пилотов, но застряла — там лежал труп террориста, мешавший открыть дверь. При всей мощи Володи Зайцева им потребовались лишние секунды, чтобы расчистить себе проход… и ворваться в салон самолета.
Вот тоже парадокс. У Орехова квалификация — «снайпер», но он оказывается в боевой группе, непосредственно осуществляющей захват террористов. В этом заключалась специфика сотрудника Группы «А» 1980-х годов. Сотрудник, обладая квалификацией снайпера, проходил подготовку рядового бойца, чтобы при необходимости слаженно работать в группе захвата».
Юрий Горкин:
— «По поводу взаимозаменяемости, присущей сотрудникам Группы «А» 1980-х годов. Мы ездили в Полевой учебный центр (ПУЦ) Погранвойск, что в Ярославской области. Во время тренировок снайперы входили в условную группу захвата, а «боевики» осваивали навыки снайперского искусства. Не знаю, как у других, но подобное являлось практикой и нормой первого отделения в 1980-х. Мы старались делать не только то, что положено по программе, но и сверх того. Во время «военных игр на свежем воздухе» Игорь предлагал разные штуки, чтобы было интереснее развивать профессиональное мастерство».
Василий Леонов:
— «Помните, как мы на Беговой проводили «задержание»? Переоделись в униформу ремонтной службы, каски достали… Короче говоря, действовали на виду у всех на троллейбусной остановке».
Александр Михайлов:
— «На учебных сменах процессу творчества не было предела. Один из примеров. Проигрывается ситуация: «агент» садится в автобус, машины ведут его. Где брать? В троллейбусе тебя расколют, поскольку знают в лицо, т. к. «агента» изображает наш же сотрудник из Группы «А». И вот тогда кто-то, может быть, и Игорь, предложил переодеться в строителей или ремонтников. В Москве копай, долби асфальт — и тебе никто слова не скажет. Когда «агент» сошел на остановке, он был тут же задержан. На лицах у прохожих и случайных очевидцев читалось изумление: что происходит? кого берут? Не пора ли «собирать чемоданы?»»
Валерий Бирюков:
— «Действительно, эти «агенты» нас всех в лицо очень хорошо знали. Этим-то, как вы помните, ситуация всегда и была сложна! Нужно было найти такое решение, чтобы задержание стало для «агента» полной неожиданностью. Как-то нас нарядили в медицинские халаты — это, насколько я помню, была идея Виктора Александровича Лутцева и Игоря Орехова. Причем нарядили немаленького Шеногина — метр девяносто ростом, косая сажень в плечах. Навстречу нам шел сотрудник «Альфы» Витя Мочалкин. Объект. Когда в подъезде его «арестовали», от неожиданности он даже говорить не мог какое-то время. Шок».
Юрий Горкин:
— «У Игоря вообще проявлялся живой интерес ко всему. Не помню моментов в деятельности Группы или коллектива, где Игоря не было бы. Неформальный лидер. Заводила, душа коллектива. Оптимист».
Александр Михайлов:
— «Каждому отделению давалась задача — разработать операцию по тому или иному виду штурма, первое отделение работало по воздушному транспорту. «Разложили» самолет, все вроде бы нарисовали — как зайти в него, что открывается, что блокируется. Игорек, по-моему, вдруг предложил: «А давайте вводные проиграем, создадим модель захвата самолета. Начнем с самого простого. Где террористы возможно будут находиться, как передвигаться? Если в этом месте, то как мы будем действовать?» Не один Игорь, конечно, — все думали, все предлагали свои варианты. Шумели, спорили… Но всегда находили разумный вариант, компромисс выполнения поставленной задачи».
«БОЕВЫЕ СЛОНЫ». АФГАНИСТАН. 1986 ГОД
Из рассказа Игоря Орехова об Афганистане:
«Мы не испытывали иллюзий по поводу того, что ожидало нас в этой командировке. Мы были далеко не новобранцами. Побывавшие в Афганистане до нас сотрудники делились опытом. Обучали всему, начиная от тактических примеров и заканчивая тем, как правильно сшить «разгрузку» для автоматных магазинов.
Своей супруге Наталье я, как обычно, сказал что-то успокаивающее, нечто вроде «не волнуйся, мы едем на горную подготовку». Но, как «чекистская» жена, она обо всем догадалась. Помню, впервые попытался ее успокоить после возвращения из Тбилиси. Сказал, что был в Полевом учебном центре. Во время штурма самолета получил ожоги и порезы: «Не беспокойся, это в Центре на колючую проволоку случайно напоролся».
У жены была подруга, муж которой работал в наградном отделе. И когда пришли документы на мое награждение, все стало известно. Всякий раз, отправляясь в подобную командировку, я придумывал очередную легенду. Тем более что писать из Афганистана нам запрещалось — как и фотографироваться.
Базировалась группа в Керкинском пограничном отряде. Действовать предстояло совместно с десантно-штурмовой группой этого отряда, а также с Мардианской и Шиберданской мотоманевренными группами. Наши предшественники отлично зарекомендовали себя. Офицеры-пограничники знали, кто мы такие, на что способны. Тем не менее, перед заходом на афганскую территорию провели для нас стрелковые тренировки.
В Керкинском отряде было отличное стрельбище протяженностью в несколько километров. Приходилось много бегать, но мы были отлично подготовлены. Помню, пограничников удивило то, что все учебные упражнения мы выполняли в бронежилетах и шлемах. За выносливость они прозвали нас «боевыми слонами».
Помимо обычных задач, группе предстояло участвовать в проведении так называемых чекистско-войсковых операций. Во время одной из них мне впервые довелось поучаствовать в общевойсковом ночном бою. Это случилось в районе кишлака Бармазиет, где была блокирована банда. В операции — помимо пограничников и нас — участвовали армейские подразделения. Бандиты были обложены плотным кольцом, но продолжали сопротивление. То и дело они прощупывали нашу оборону, выискивая стыки, пытаясь прорваться.
Погода была отвратительная: зима, холод, ветер с песком. Где-то срабатывала «сигналка», и тут же завязывалась перестрелка. В темноте мельтешили сполохи, проносились трассеры. Как человек военный, скажу: более красивого зрелища, чем ночной бой, я не видел. Поначалу, конечно, было чувство повышенной опасности, трудно было ориентироваться, хотя рядом находились боевые товарищи, пограничники. Но, разумеется, мы, «альфовцы», не сидели с раскрытыми от ужаса глазами — действовали, как положено.
Большинство заданий были связаны с контролем дорог и ниток газопровода, который «духи» то и дело норовили подорвать. При этом группа обычно действовала автономно, в отрыве от основных сил. Обычно в заданный район выдвигались пятнадцать бойцов «Альфы» и столько же пограничников на трех БТРах. Иногда в состав разведывательно-боевых групп включались афганские военные — царандоевцы или ХАДовцы, выполнявшие роль проводников и переводчиков.
Внешне от пограничников мы ничем не отличались, разве только шлемами немецкого производства. Никто не должен был даже подозревать о нашем пребывании здесь. С собой брали до 50 килограмм снаряжения: боеприпасы, вода, продовольствие, даже валенки, ибо ночи в Афганистане очень холодные. Это особенно ощутимо, когда приходилось действовать в пешем порядке. Тогда бойцы самого элитного спецподразделения страны ничем не отличались от матушки-пехоты. На технику особой надежды не было — старенькие БТРы были совершенно разбиты и могли выйти из строя в любой момент.
Во время поиска каравана с оружием приходилось часто перемещаться, не давая возможности засечь свое расположение. Это походило на игру в «кошки-мышки», но скрытность была залогом успеха. Днем группа находилась в засаде, а на ночь подыскивала подходящее укрытие. Обычно это была полуразрушенная кошара, коих здесь было немало. В укрытии занимали оборону: БТРы выставлялись «звездочкой», а в центре размещался миномет. Всю ночь посменно велось дежурство: наблюдатели с НСПУ (ночными прицелами) на броне, остальные — у бойниц. За ночь удавалось поспать не больше двух часов.
Война — тяжкий труд. Здесь выпадает много испытаний не только для души, но и для тела. Нам довелось пройти в Афганистане подлинную школу выживания. Приходилось находиться в сложнейших условиях: жара, холод, всепроникающая пыль и грязь, отсутствие пищи и воды. Помню, как при блокировании одного поселка «духи» отрезали нам воду. Банда засела в кишлаке. Наши подразделения обложили его кольцом. Вода по единственному арыку текла из кишлака, его-то они и перекрыли. Пришлось довольствоваться оставшимися лужами. Нам досталась лужа в том месте, где мы умывались. Оттуда брали воду и тщательно ее кипятили. Но у чая, приготовленного на этой воде, все равно оставался привкус зубной пасты «Арбат».
Меня всегда поражала стойкость и выносливость русского солдата в этих немыслимых условиях. Несмотря ни на что, он был способен выжить, приспособиться и победить. Как-то раз на одном из постов пограничники угостили нас пирожками, приготовленными на костре из консервированного конфитюра. Сколько же полезного и необходимого мы, представители одного из самых элитных подразделений в мире, переняли от простых солдат, тружеников войны! Это касалось даже бытовых мелочей. Позже мне приходилось встречаться с представителями иностранных армий и спецслужб. Так вот, с нашими солдатами им не сравниться!
Я не жалею, что прошел через Афганистан. Наша группа получила бесценный опыт, который нам пригодился в дальнейшем. Впереди «Альфу» ждали Сухуми, Баку, Ереван, Вильнюс и т. д.».
ШТУРМ В САРАТОВЕ. 1989 ГОД
Василий Леонов:
— «Мы — это второе поколение Группы «А», призыв начала 1980-х. Мы составляли азбуку, по которой нынешние ребята, внося все новое, продолжают работать. Как мы смотрели учебные фильмы и боевики? Все отвлеченные сцены — побоку, а вот то, что могло пригодиться в нашем деле, изучали по множеству раз: как поставлен удар, как водитель сидит за рулем, как стрелок изготовился к бою, как двигаться и т. д.»
Александр Михайлов:
— «Это был фильм про SAS, который мы раскрутили буквально по кадрам, чтобы понять, как работает британский спецназ, в чем «изюминка» их действий».
Василий Леонов:
— «У Игоря теоретический опыт был побогаче, и он вот эту практику, которую мы разрабатывали, компоновал в теорию. Не он один, конечно. В «Альфе» все были примерно равны. Но естественно, что в равном коллективе всегда находится человек, который чуть выделяется. В первом отделе таковым был Игорь Орехов. Но, выделяясь «чуть-чуть» в Группе «А», в другом подразделении КГБ он оказывался уже на порядок выше остальных.
Когда после ранения в Сухуми Игорь временно перешел на другое место службы, то там он тоже пользовался большим авторитетом. И не потому, что пришел из Группы «А». И не потому, что был ранен, орденоносец, — а как человек, способный думать, принимать быстрые и правильные решения. Так было в Саратове, где операция разрабатывалась «на пальцах». Игорь, будучи снайпером, опять же находился в группе захвата — на острие атаки».
Александр Михайлов:
— «В чем разница между Группой того периода и нынешнего. В той, прежней, на выполнение боевой задачи по освобождению заложников отводилось определенное количество людей. Самолет — 32-35 человек, в зависимости от типа воздушного судна, и так далее. Так вот в Группе «А» советского периода нужно было так зарекомендовать себя во время учебно-тренировочного процесса, чтобы тебя взяли на операцию. Короче, быть одним из лучших. И это уже в 1990-е мы вылетали на Северный Кавказ отделами и даже всем подразделением, как это было, к примеру, в Будённовске.
Перед вылетом в Саратов Лопанов (А. М. Лопанов, ветеран первого набора Группы «А», командир минской «Альфы» — Ред.) нас выстроил в спортзале: «Ты полетишь, ты, ты…» А все хотят! Все готовы! Но приходилось выбирать, и Игорь попал в ту командировку как один из лучших».
Юрий Горкин:
— «Прилетели на место. План предстоящей операции начали обсуждать еще в воздухе. Однако точной информации не было. Мы были готовы к разным вариантам: или блокировать террористов на пути следования, или, что не исключалось, работать по зданию, а также по самолету».
Александр Михайлов:
— «Хочется отметить и подтвердить тот факт, что к тому времени, а это был 1989 год, сотрудники Группы «А» еще ни разу не штурмовали квартиру жилого дома. Ни разу! Мы были первыми».
Юрий Горкин:
— «В Советском Союзе штурм квартиры подобным образом был осуществлен впервые. По прилете поступила уже более конкретная информация: уголовники находятся в квартире, где удерживают заложников — семью Просфириных, включая маленькую девочку. Стали готовить группы захвата, наблюдателей, обеспечения… ну, как положено. Игорь был зачислен в группу захвата: ему предстояло спуститься с верхнего этажа в окно захваченной квартиры. Нужно понимать, что окно это было с двойными стеклами, а мы работаем в здании, как уже отмечалось, первый раз — рамы не выносили, стекла ногами не выбивали. Конечно, во время тренировок мы проникали в пустые оконные проемы».
Александр Михайлов:
— «Еще один момент. Им предстояло спуститься, бить стекла и делать шумовое оформление из автоматов, отвлекая внимание на себя, пока мы дверь вышибем. Однако при проведении боевой операции они еще и ворвались в квартиру, пройдя эти стекла. Но не все. Женя Первушин просвистел вниз с пятого этажа: неудачно, по всей видимости, был закреплен фал. После этого, к изумлению сотрудников милиции, находившихся внизу, он поднялся на ноги и побежал наверх, чтобы хоть чем-то помочь группе захвата.
После окончания операции, как я помню, Игорь оказался сильно порезан — руку и ногу повредил. Тогда мы еще не имели защитных перчаток и необходимых средств защиты. У Игоря был один ЛПС (форма летно-подъемного состава. — Ред.) и тельняшка на теле. В местной столовой я сидел с ним за одним столом. «Сейчас я отойду», — говорит. Смотрю, а он весь в крови. «Ты чего?» — «Наверное, о стекло порезался. Представляешь, только сейчас стал чувствовать боль». Мы тут же вызвали медсестру для оказания медицинской помощи.
Встречали нас в Москве заместитель Председателя КГБ Г. Е. Агеев и руководители нашего Седьмого управления. И девушки с цветами. Но вот что интересно — награды получили не все, кто участвовал в штурме квартиры. Принцип: этому дадим, у этого — есть, «отдохни», этот подождет, а ты молодой еще. Игорь имел уже орден за Тбилиси. Но Виктор Лутцев и Женя Первушин почему-то были вычеркнуты из наградного списка. Конечно, обидно за ребят. Пролетели. Зато опыта поднабрались, а это дорогого стоит в нашей суровой профессии».
Валерий Бирюков:
— «Это была практика. Если у тебя уже есть боевая награда, то не жадничай — поделись с товарищем. Мы так и считали».
Владимир Елисеев:
— «Это первая и пока, наверное, последняя операция, когда проникновение в квартиру происходило сразу с двух сторон: из подъезда через дверь и через окна с помощью подвесных систем. Квартира находилась на пятом этаже 6-этажного дома. Хотя на учениях этот способ тренируют разные спецподразделения, но мы единственные, кто им воспользовался на деле. Игорь тогда как раз спускался на подвесной системе и, когда влетал через окно, порезал о стекло руки и лицо.
Операцией руководил Виктор Фёдорович Карпухин (Герой Советского Союза, командир Группы «А». — Ред.). Местные руководители не взяли на себя ответственность по проведению операции по освобождению, а нам с момента прилета в Саратов потребовалось буквально три часа на то, чтобы подготовить операцию, освободить заложников, передать преступников в руки правоохранительных органов, прилететь обратно в Москву и вернуться домой после подведения итогов.
Все получилось настолько быстро, четко и организованно, что, наверное, эта операция в Саратове стала поводом для В. Ф. Карпухина опять взять наше первое отделение для проведения операции в Сухуми в августе 1990 года».
ЖАРКОЕ ЛЕТО В СУХУМИ. 1990 ГОД
Во время тяжелейшей операции, проведенной летом 1990 года в изоляторе временного содержания (ИВС) на территории Сухуми, капитан Орехов в составе штурмовой группы одним из первых ворвался в микроавтобус «Рафик», где находились террористы и заложники, и, несмотря на полученное огнестрельное ранение в шею, смог обеспечить успех операции на данном участке. В тот день ему исполнилось тридцать пять лет. Лучшего подарка на день рождения трудно и представить.
Владимир Елисеев:
— «Мы уже уходили с боевого дежурства, часть сотрудников уехала домой, но девять человек еще находились поблизости. Когда прозвучала боевая тревога, В. Ф. Карпухин велел дополнить первое отделение сотрудниками других отделений и вылетать в Сухуми, где в изоляторе временного содержания (ИВС) начался бунт. Все 14 августа ушло на подготовку к операции, 15 августа мы ее провели».
Александр Михайлов:
— «В Сухуми, по прилете, Виктор Фёдорович сформировал группу штаба, в которую Игорёчек, к сожалению, не попал — он как снайпер занимался другими проблемами. Было несколько вариантов нейтрализации бандитов. Один — уничтожение главаря во время переговоров снайперским выстрелом с тридцати метров. Когда мы прорабатывали этот сценарий, то стали думать: а как Игорю сказать, что он не идет в боевых порядках? Орехов считался одним из лучших снайперов. Грамотный, тот, у кого рука действительно не дрогнет, чтобы уничтожить бандита.
Когда с Виктором Лутцевым мы пришли к нему в домик на турбазе, чтобы ввести в курс дела, то понимали: просто так он не согласится. Так и получилось. Зашли: «Игорёк, на тебя возложена такая вот ответственная задача». — «Нет, ребята, так дело не пойдет. А если этот Прунчак не придет на переговоры, что тогда — так и буду с винтовкой лежать? Я пойду вместе с вами, я не подведу». Мы вняли его доводам, взяв в группу захвата, и нашли замену — Андрея Руденко. А Игорь во время штурма выполнил свою задачу на 120 процентов.
По ходу спецоперации нам пришлось бежать за «Рафиком», расстояние далекое уже было. Не сработал отвлекающий взрыв в передней части машины, водитель нажал на газ и проехал дальше положенного. Увидев нас, террористы открыли огонь. Но они не ожидали, что их будут атаковать и сбоку. Игорёк первым ворвался в микроавтобус и накрыл собой двух преступников, которые вели огонь. В общей сложности по нам было сделано двадцать четыре выстрела, но если бы не Орехов, то кого-то могло зацепить, кого-то могла пуля достать».
Владимир Елисеев:
— «Мы с Игорем оказались в разных боевых группах, освобождавших заложников в «Рафике». В момент самой операции мы с ним практически одновременно влетели внутрь: Игорь проник через дверь водителя и через его кресло ворвался в салон. Получилось так, что мы столкнулись по центру (я забегал через пассажирскую дверь). Игорь перевалился головой в сторону салона и, к сожалению, в этот момент получил пулю в шею от бандита, сидевшего на пассажирском месте.
Когда всех бандитов выкинули из «Рафика», Игорь некоторое время продолжал лежать. Он сказал, что его что-то ударило в шею, и он не может поднять голову. Потом потихоньку сам вышел из кабины. Его осмотрели, сделали перевязку. Надо отдать должное его мужеству и терпению: несмотря на боль, Орехов выполнил задачу до конца, не потерял присутствия духа и оптимистический настрой, был на подведении итогов и потом вместе со всеми уехал в Москву. 15 августа 1990 года был день его рождения. И сам Игорь, и мы посчитали, что он родился в этот день второй раз».
В материале «Жаркое лето в Сухуми», опубликованном на страницах «Спецназа России» летом 2000 года, Игорь Владимирович так вспоминал этот боевой эпизод: «Я выскочил из двери первым. Смотрю, рядом на расстоянии четырех-пяти метров катится «Рафик». Дверца на переднем сиденье открыта. В этой ситуации мне пришлось прыгнуть на водителя. В руке у него был пистолет. Ногой прижимаю его к двигателю, держу. Поскольку перегородки в салоне нет, то террорист, сидящий тут же, за водительским креслом, стал наводить на меня ствол. Мне пришлось не только столкнуть этого бандита в проход, к двери, но еще и прыгнуть на него.
Картина такая получается. Водителя держу ногами, а на этого урода навалился всем телом. Он упал, а я не могу дотянуться до его пистолета. У меня самого в одной руке пистолет, в другой молоток. Вот этим молотком-то стал я его долбить по руке, пока пальцы не разжались. Наши уже стекла бьют… Стал я подниматься на руках. Вижу, бандит с заднего сиденья целится в меня. Я это вижу, но сделать ничего не могу, т. к. на руке с пистолетом отжимаюсь. Упал. А когда чуть приподнялся, то в меня выстрелил «пассажир» (им оказался рецидивист Дзинзария — Ред.), сидевший через двигатель. Он развернулся и выстрелил в упор. Меня спасло то, что в правой руке у него был ТТ, а в левой — мелкокалиберный пистолет Марголина.
Садануло — будто шпалой по шее. Пуля попала между каской и бронежилетом и, не задев жизненно важных органов, застряла возле позвонка. Но сознание не потерял. Каска тяжелая, и одна мысль — подниму я голову или нет? Потом ребята, когда нейтрализовали бандитов, стали кричать: «Игорь ранен, Игорь ранен!» Меня стали вытаскивать за ноги. А я вижу, что голову могу поднять, и стал отпихиваться: «Я сам»!»
Владимир Елисеев:
— «Мы были в бронежилетах, тяжелых касках, плюс атмосфера штурма. В тот момент нельзя было определить, что произошел выстрел: стрельба шла внутри «Рафика», а перед началом штурма сработало взрывное устройство, и все эти события уложились в десятки секунд. Некоторые операции проходят часами, но здесь от открытия дверей до завершения секунд 20 прошло, не больше. То, что было наработано на учебных занятиях по освобождению заложников из транспорта, там сработало на автомате. И решения принимались мгновенно, и действия следовали за этими решениями быстро и четко».
Александр Михайлов:
— «Из нашего отделения Орехов получил ранение — тяжелое, замечу, ранение. Судьба его тогда спасла. Если бы рецидивист выстрелил из ТТ, пуля разнесла бы весь шейный позвонок Игорьку… Честно говоря, парень был достоин звания Героя. Или хотя бы ордена Ленина. Что говорить, в советское время высокие ордена давали очень скупо. Но главное все-таки — это выполнение боевой задачи. Группа «А» еще раз доказала в Сухуми, что она лучшая. Хочется сказать громадное спасибо судьбе, что в тот день рядом с нами, плечом к плечу, шли бойцы «Витязя» во главе с Сергеем Ивановичем Лысюком».
«КРОВАВАЯ СВАДЬБА». ТБИЛИСИ. 1983 ГОД
Ноябрь 1983 года. Вооруженный захват пассажирского самолета Ту-134 бандой «золотой» грузинской молодежи, открывшей в воздухе стрельбу по пилотам и пассажирам. Штурм в аэропорту Тбилиси… Классика операции антитеррора на воздушном транспорте.
Из рассказа Игоря Орехова: «Выезжая по тревоге, не знаешь, будешь ли в группе захвата или поддержки. Когда сказали, что я вхожу в группу захвата, ощутил какое-то двойственное чувство: с одной стороны, радость и гордость за доверие, а значит, и признание как профессионала, с другой — волнение, желание не подвести.
Сразу же после объявления состава группы ребята стали помогать подгонять нам бронежилеты, вооружение. Здесь же, в самолете, обсудили первоначальный план действий, потом руководство собрало группу захвата, уточнили некоторые детали.
Когда мы прилетели в Тбилиси, все силы уже были приведены в готовность по плану «Набат». Аэропорт оцепили войска. Погода хуже не придумаешь: дождь, промозглый ветер, градуса два-три тепла. Темно. Вошли в здание аэропорта в касках, в экипировке, с кейсами. Вокруг полно людей, все таращат на нас глаза. Ведь в ту пору о Группе не писали ни слова, сверхсекретность. Мы тоже ни с кем не разговариваем, не общаемся…
Посадка самолета была очень жесткой, и при ударе о взлетно-посадочную полосу один из люков вывалился на крыло. Террористы его приподняли, прислонили. Этот люк мог в любую минуту упасть сам или его могли открыть бандиты. Теперь представьте, как «приятно» лежать у этого люка. Не успеешь ахнуть, как получишь пулю. Но такая yж, видимо, у меня судьба, по боевому расчету мне достался именно этот люк.
Когда была дана команда готовиться к штурму, заняли свои места на самолете. Не в самолете, а на самолете. Ползешь и каждую заклепку чувствуешь. И все-таки качание машины, видимо, было. Из салона раздались крики: «Не вздумайте штурмовать! Всех перестреляем!» Теперь, с годами, когда анализируешь свои действия, понимаешь: помогло то, что наше отделение в ходе учебных занятий так много внимания уделяло тренировкам на борту.
Не могу точно сказать, сколько мы пролежали на ноябрьском ветру — час, два, три. Напряжение огромное, а команды все нет и нет. Кажется, кожа уже примерзла к плоскости. Ведь у нас на голое тело были надеты бронежилеты и легкие комбинезоны. И все! Виктор Фёдорович Карпухин, который находился где-то между штабом и самолетом, как мог, подбадривал нас, успокаивал: «Ребята, не волнуйтесь!» А у меня свои, так сказать, индивидуальные проблемы из-за люка. Что делать, если он неожиданно откроется? Выход один: штурмовать, не дожидаясь команды.
Пока лежал у люка, продумал каждый свой шаг. «Сейчас я вскочу, выбью люк. У самолета Ту-134 два люка, которые выходят на крыло, значит, между ними салонная перегородка… Здесь я должен упасть, встать… Будут сложности с пассажирами, которые сидят у люка…» Но в жизни оказалось все по-другому. Пассажиров на этих местах не было, спинки кресел оказались опущенными вперед, и люк упал в другую сторону.
Падаю в проход, вскакиваю. Дым, ничего не вижу. Тут еще ребята со всех сторон пошли. Поднимаю забрало каски. Понимаю, что попал в начало второго салона, где были пассажиры. В салоне темно, небольшая подсветка. Крики, стоны. Мы тоже кричим: «Где? Где?» Пассажиры показывают: «Вот они».
Мне достался один из бандитов, раненный в шею. Он сидел в третьем ряду салона, у прохода, и контролировал ситуацию. А порядок такой: если кто-то тебе попался, работаешь с ним до конца. Вот я и работал…
Прошло столько лет, а все вспоминается тот штурм. Странно, как по-разному перед лицом опасности ведут себя люди. Наша группа поддержки должна была подъехать к самолету на аэродромном микроавтобусе, но водитель автобуса в самый ответственный момент струсил, отказался ехать. Пришлось ребятам в полной экипировке бежать через летное поле.
И противоположный пример. В самолете, рядом с туалетной комнатой, есть еще одна небольшая комнатка, гардеробная. Там несколько часов просидел врач, он на коленях держал женщину с пулевым ранением в спине. Несмотря на угрозы, выстрелы, он оказал помощь пострадавшей…»
«НЕ БУДЕМ ТЕРЯТЬ КОНТАКТОВ…»
За мужество и героизм, проявленные за годы службы в Группе «А», подполковник Орехов был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, медалями. Его отличали профессионализм снайпера и бойца антитеррора, высокие морально-волевые качества, стремление всегда прийти на помощь товарищам, честность, порядочность и огромное личное обаяние.
После полученного в Сухуми ранения Игорь Владимирович был переведен на другую работу, а в 1992 году вернулся в Группу «А» Главного управления охраны (ГУО) России. В драматическом 1993 году вышел в запас.
В последующем он состоялся как успешный предприниматель. Он был одним из тех, кто стоял у истоков создания Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» в октябре 1992 года, на протяжении двенадцати лет входил в Совет организации и Редакционный совет газеты «Спецназ России»; активно помогал бывшим и действующим сотрудникам.
Хочу засвидетельствовать — как сотрудник и ветеран спецназа Игорь очень многое сделал для развития подразделения и его материального обеспечения. Большие средства были им вложены в материально-техническую базу нашего подразделения. Это было в «лихие девяностые»! Когда ветераны «Альфы» за счет своих средств снаряжали бойцов Группы «А» на войну. Так было… И об этом нужно знать и помнить, сравнивая то время и нынешнее.
Кроме того, Орехов был одним из первых, кто начал процесс увековечения памяти майора Виктора Воронцова (погиб в дагестанском селе Первомайское в январе 1996 года) — в гимназии № 7 в Воронеже. Это наше второе именное «альфовское» общеобразовательное учреждение. В январе 2018 года оно отметило двадцать лет сотрудничества с Международной Ассоциацией «Альфа».
При помощи Игоря Орехова и Виктора Лутцева создавался музей гимназии, много средств было потрачено на приобретение учебных пособий и инвентаря. И то, что было ими заложено, сегодня развивается уже другим поколением сотрудников Группы «Альфа». А гимназия № 7 сегодня является одним из ведущих учебных заведений региона.
Юрий Горкин:
— «На похоронах Жени Первушина в 1993 году Игорь предложил: «Ребята, давайте не будем терять контактов между собой. И давайте каждый год будем собираться у него на могиле». Помянули, выпили… Опять же он предложил на 9 мая ездить по местам, где нашли свой последний земной приют наши погибшие и умершие товарищи».
Александр Михайлов:
— «Юра, дорогой! Это было чуть раньше — после гибели Вити Шатских. Приехали к нему на могилу: Лутцев, Орехов и Молчанов с женами, вы были, ребята. Постояли, помолчали… Выпили. Так получилось, что мне не довелось быть на похоронах — выполнял «интернациональный долг». Перед майскими праздниками, это было 28 апреля (день рождения Виктора Шатских), мы решили: давайте в мае собираемся и поедем. Мотивировка — это День Победы. Да, в этой победе мы не участвовали. Так, сбоку припека. У нас были другие победы — в Тбилиси, Уфе, Минеральных Водах, Саратове, Сухуми… И мы решили к ветеранам Великой Отечественной пристроиться».
Юрий Горкин:
— «На сегодняшний день эта традиция продолжается восемнадцать лет. Сейчас поминальный список в «Альфе» насчитывает сорок восемь имен — погибших, умерших. Тогда было всего несколько человек, и мы умудрялись до обеда все наши кладбища объехать, а сейчас не хватает и всего светового дня. В связи с тем, что на 8 и 9 Мая кладбища перекрываются сотрудниками милиции и проехать на них не представляется возможным, мы выбрали 7-е число. Народу у нас бывает по шестнадцать-восемнадцать человек».
Валерий Бирюков:
— «Игорь был очень обязательный в отношении всего, что касалось Группы «А» и Международной Ассоциации «Альфа». Жил подразделением, он не являлся для него отрезанным ломтем. Был всегда в курсе последних новостей и событий».
Василий Леонов:
— «В период захвата заложников на Дубровке он прорвался через оцепление, чтобы помочь ребятам. Об этой ситуации Саша хорошо знает, как все было».
Александр Михайлов:
— «Ситуация складывалась примерно так. 25 октября я должен был улетать со своим отделом в командировку на Северный Кавказ. А 23-го, в пятницу, ребята — костяк первого отделения, как обычно, меня провожали. Вечер, одиннадцатый час. Игорь предложил: «Давай я тебя завезу домой». Около МГУ по пейджеру сыграла боевая тревога. Захожу в подразделение, дежурный доложил: «Срочно выдвигаться в район Дубровки с Вячеславом Гудковым. Приказ Андреева» (генерал Валентин Андреев, начальник Управления «А» ЦСН ФСБ России — Ред.). Я тут же перезвонил Орехову и объяснил ситуацию.
На Дубровке наш командир, Валентин Григорьевич Андреев, поставил задачу, и мы с Серегой Д. пошли на рекогносцировку. Возвращаюсь, смотрю — Орехов уже на Дубровке крутится среди наших сотрудников! Оказывается, как мне потом рассказали, он дождался первый отдел и вместе с ними поехал на место проведения операции. Старички-то, умудренные жизнью, бутерброды взяли, а молодые бойцы — все пустые.
И вот тогда Игорь по просьбе ребят забил полностью капот своей машины продуктами, кофе и прохладительными напитками. А скажи ему тогда: «Вперед, на Шепетовку!» — взял бы спокойно оружие, «сферу», бронежилет и пошел бы вместе со всеми на штурм ДК. Он был патриотом не только России, но и патриотом своего подразделения — Группы «А», ставшей для него родным домом. Чем мог, всегда старался помочь».
ОН ВЧЕРА НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ БОЯ
Болезнь Игоря Орехова дала о себе знать в день празднования 30-летия Группы «А». На протяжении последующих четырех с половиной лет Игорь Владимирович с исключительным мужеством боролся со смертельным недугом, работая в Совете Ассоциации «Альфа». Когда же силы оставили его, то в марте 2008 года на отчетно-перевыборном собрании он взял самоотвод. Под аплодисменты ему был вручен Почетный знак «За вклад в развитие Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа»», учрежденный в 2007 году.
Прощание с подполковником Ореховым прошло в Ритуальном зале при Центральном госпитале ФСБ на Пехотной улице. В тот день отдать дань памяти Игорю Владимировичу пришло очень большое количество людей, включая практически все руководство Управления «А» и Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», сотрудников Центра специального назначения ФСБ России.
Настоятель храма Софии на Лубянке отец Александр Миронов отслужил поминальную службу. После траурный кортеж отправился на Востряковское кладбище города Москвы.
Подполковник Орехов был погребен с соблюдением всех воинских почестей на одной из аллей среди высоких берез. После исполнения Государственного гимна и ружейного залпа мимо его могилы, утопавшей в цветах и венках, прошел взвод почетного караула Президентского полка.
Через полтора года рядом с ним «лег» другой руководитель Ассоциации «Альфа» — Владимир Николаевич Ширяев, идеолог Содружества Группы «А» КГБ-ФСБ и шеф-редактор газеты «Спецназ России», скоропостижно скончавшийся летом 2010 года. Так и покоятся они теперь вместе, как и шли по жизни.
Василий Леонов:
— «Для меня Игорь живой. Может быть, потому, что мне не пришлось его хоронить. Память человеческая со временем притупляется, но для меня Игорь Орехов всегда останется парнем из Группы «А». Его сын Дмитрий пошел по стопам отца — несколько лет проработал в Управлении «А», а потом служил в другом закрытом подразделении ФСБ».
Юрий Горкин:
— «Если бы Игорь слышал нас сейчас, все, что мы тут наговорили — улыбнулся бы, махнул рукой: «Да что вы, ребята! Каждый из вас такой же». У меня в мобильном телефоне до сих пор его номер сохранился. Иногда по инерции думаешь: «Набрать Игорьку, что ли?» Нет у меня такого ощущения, что его нет среди нас, кажется — в очередной командировке. Вернется, и опять мы, по пятницам, в «клубе любителей пива» соберемся и поговорим о наших делах и проблемах. И поедем на очередную рыбалку».
Владимир Елисеев:
— «Орехов был эрудированным человеком, многое знал, и не поверхностно, а глубоко: с ним было интересно общаться на любые темы. Всегда, если он затевал дискуссию, то приводил увесистые аргументы, так что спорить с ним было невозможно. Иногда Александр Михайлов, с его «академическим» образованием выпускника МГУ, вступал с Игорем в спор, — но, как правило, этот спор кончался «ничьей». Или Игорь каким-нибудь аргументом убеждал Александра Владимировича в том, что он неправ.
Собирательный образ Игоря таков: это открытый, добродушный, справедливый человек, компанейский, то есть с ним можно было обсудить и решить любые вопросы. И даже если посмотреть фото тех времен, то почти везде он улыбается. Что бы в жизни ни было, даже тогда, когда он смертельно заболел, все равно ему всегда сопутствовал оптимизм. И являясь членом Совета Ассоциации, испытывая серьезные боли, Орехов все равно приходил, обсуждал необходимые вопросы, если нужно было куда-то поехать, он ехал. Человек отдавал самого себя делу, друзьям и семье».
Валерий Бирюков:
— «Игорь был настоящим патриотом — сначала Советского Союза, а потом и России. Мы с ним спорили: у меня был более критический взгляд на происходившие события, а он говорил, что страна обязательно возродится. Стержень в нем был всегда. Во-первых, глубокая интеллигентность настоящего москвича, во-вторых, жесткость в отстаивании своих принципов и, в-третьих, осознанный и устойчивый патриотизм. Не оголтелый, когда человек ради неких своих убеждений готов вырезать всех других, кто думает иначе. Впрочем, в Группе «А» все были патриотами. Да и невозможно, как мне кажется, находясь в таком боевом подразделении, исповедовать иные взгляды на общество и государство.
Все его начинания остаются с нами: поездки на 9 Мая и встречи на День чекиста 20 декабря, «клуб любителей пива»… Да и сама Международная Ассоциация ветеранов спецподразделения «Альфа». А человек жив в памяти и делах, которые он оставил после себя. Игорь не умер. Он никогда не уйдет. Рюмочка будет всегда стоять на столе. Он нас научил компромиссу во многих вещах, дипломатичности. Уберегал от излишних споров».
Александр Михайлов:
— «Игорёк был светлым, открытым и общительным человеком для всех, кто его знал, кто дружил с ним. Я вот постарше его, а по отдельным вопросам старался узнать его мнение, прислушаться к его советам. Жизнь есть жизнь. Одна голова хорошо, а две лучше. С ним вообще было приятно общаться, дружить. И проводить досуг.
Уйдя в отставку, Игорь не потерял связи с действующим подразделением, отслеживал, что происходит и какие изменения, новшества, чем может помочь. Будучи успешным бизнесменом, он помогал, и помогал очень серьезно, Группе. С его стороны я не слышал слов «нет», «не могу», «подождите».
…Мы, его друзья и боевые товарищи, хотели бы завершить нашу беседу об этом удивительном человеке четверостишием из песни Владимира Высоцкого:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
ЭПИЛОГ
Прошло уже девять с лишним лет со дня кончины Игоря, но у нас нет такого ощущения, что он ушел и находится где-то далеко. Настолько это был сильный, неординарный и солнечный человек. Если когда-нибудь в нашей стране будет создан Зал Славы спецназа, то Орехов, не сомневаюсь в этом ни на минуту, займет в нем почетное место. И хотя он не был удостоен звания Героя, мы, ветераны «Альфы» и «Витязя», воспринимаем его именно в таком качестве.
Нынешним молодым сотрудникам я бы пожелал знать историю подразделения так, как знал ее Игорь. А еще оставаться личностью… независимо от занимаемой должности и не заболевать «звездной болезнью». Такой же преданности делу и подразделению, в котором они служат — что отличало Орехова. И, конечно, освоения всех необходимых профессиональных навыков.
Хорошо знаю Дмитрия Орехова — сына Игоря — с первого класса, уже тридцать три года. Он вырос у нас на глазах, мы его привлекали к общественным делам с малых лет. Потом окончил пограничное училище и проходил службу в Управлении «А», но после смерти Игоря ушел и занимается теми коммерческими вопросами, которыми раньше занимался отец.
Дмитрий с честью несет звание ветерана нашего подразделения, участвует в соревнованиях по стрельбе, праздничных и траурных мероприятиях. Достойный сын достойного отца.
Есть такое ритуальное выражение: «память о нем навсегда останется в наших сердцах». В отношении Игоря Владимировича Орехова оно верно на все сто процентов, потому что забыть этого человека и офицера невозможно — его дела, как боевые, так и общественные, и его обаятельную, лучезарную улыбку.