В декабре 1944 года наша дивизия участвовала в окружении Будапешта. Погода была ужасная. Днём слякоть, идёт мокрый снег, а ночью температура достигала 20° мороза. Мы постоянно находились в окопах, нам негде было даже просушиться. До 14 января у нас на этом участке не было никакой возможности зайти в дом, обогреться или разжечь костры.
Потом нас сменила другая дивизия, и мы покинули окопы. Я зашёл в мадьярский дом обогреться, но едва разулся, ноги обожгло болью. Выяснилось, что я получил обморожение. Так в середине января я попал в госпиталь.
В середине февраля меня выписали. На формировочном пункте я получил направление в другую часть. Это была 86-я гвардейская стрелковая дивизия. Со мной в эту часть был направлен сержант.
В штаб дивизии мы прибыли ночью. Нас встретил адъютант, но все попытки устроить нас на ночлег были безуспешны. Все дома были под завязку забиты военными.
Тогда он собрался духом и привёл нас в хату, в которой отдыхал командир дивизии. Предупредил нас строго-настрого, чтобы мы не шумели, так как командир дивизии уже спал, показал нам закуток за печкой, который был завешан занавеской и ушёл
Утром мы проснулись от чудесного аромата, распространявшегося по кухне. Это повар готовил завтрак для командира дивизии. У нас от этого запаха аж в животах забурчало. Все продукты, что нам выдали, мы подъели ещё вчера, а в дивизии ещё не встали на довольствие. Сидим тихо, а у самих животы от голода сводит.
Тут ещё повар пирожки с мясом жарить начал. Мы вообще от запаха одурели. Я уже забыл, когда последний раз пирожки то ел. Повар пирожки нажарил, сложил их в глубокую чашку и поставил её возле занавески, рядом.
Потом пошёл генерала кормить, а сержант хвать пирожок из чашки и мне протягивает. Я ему маячу, что генерал нам за это «секир-башка» сделает, а если не расстреляет, то точно в штрафную роту отправит.
Напарник улыбается и шепчет: «Главное, Миша, чтобы, когда будут расстреливать, мы сытыми были».
Тогда и я навалился на эти пирожки: будь, что будет.
Пару штук всё-таки оставили генералу.
Тут слышим, генерал говорит:
- А что у нас к чаю, Ваня?
-Пирожки с мясом, Василий Павлович.
-Хорошо, неси.
Подошёл повар Ваня за пирожками, а на дне глубокой чашки, их всего-то парочка лежит. Отдёрнул он занавеску, увидел нас, «обложил в три этажа» и побежал генералу жаловаться.
Слышу голос генерала:
-Зови их сюда.
Мы зашли в комнату, доложили по уставу, вытянулись по струнке, стоим, ждём своей участи.
А генерал вдруг спрашивает:
-Откуда бойцы?
Объяснили, что из госпиталя, прибыли для пополнения вместо выбывших, а ночью нас сюда адъютант привёл
Генерал повернулся к повару и говорит:
Вот смотри на них Вася, каковы орлы! С такими бойцами можно смело в бой идти! Эти не подведут, если уж у своего генерала не испугались пирожки увести, то немца и подавно в бараний рог скрутят! А ты, Ваня, ротозей! Наверное, попади в окопы, в первый день бы в плен попал, если уж у тебя из-под носа пирожки увели.
Потом командует нам:
-Идите, бойцы! Там во дворе вас новый командир взвода ждёт
Так и отведали мы генеральских пирожков и даже не были за это наказаны. Правильным человеком оказался наш новый командир дивизии, с пониманием!
Ознакомившись с рассказом фронтовика, Морозова Михаила Михайловича, мне стало интересно, кто же был этим командиром дивизии, у которого они пирожки съели. Выяснилось, что в это время 86-ой гвардейской стрелковой дивизией командовал генерал-майор Соколовский Василий Павлович. Все, кто знал его, отзываются о нем как о требовательном, но справедливом командире.
Казалось бы, простая фронтовая история, но она как нельзя лучше характеризует этого генерала, как человека. Были у нас такие «военачальники», которые и за меньший проступок бойца могли подвергнуть суровому наказанию, а то и в штрафную роту отправить.
А тут бойцы ещё и похвалы от генерала заслужили, за находчивость!