С именем художника Василия Сурикова в Москве связано много адресов. Именно в первопрестольной расцвел его талант и как отмечал сам художник, Москва дала ему силы, вдохновение на создание своих лучших знаменитых полотен.
Родился в Красноярске 24 января 1848г. Не самое легкое детство, с трудами пробивался в Петербурге, но все-таки закончил питерскую Академию художеств и кое как перебивался заказами.
Приехал в Москву в 1877 г., выполнять заказ на роспись фресок Храма Христа Спасителя, постройка которого завершалась. Буквально сразу же после приезда женился на Елизавете Шарэ и перевез ее из Питера в Москву.
С любовью всей своей жизни Василий Суриков познакомился еще в Санкт-Петербурге. Связал их органная музыка в Костеле, которую они оба любили ходить слушать, где и познакомились.
В Москве у Суриковых своего дома ни когда не было, так что кочевали по съемным квартирам. Пречистинка, Плющиха, Зубовский, Смоленский, Цветной бульвары, Долгоруковская, Тверская улицы все это адреса где жил и работал художник. Комфорта в семье тоже не наблюдалось. Картины рисовал исторические масштабные, студии не имел, так что выкручивался по-разному. То где-нибудь на лестничной клетке разместиться, то из комнаты в комнату перетаскивает, чтобы разные части полотна рисовать. Как говориться «голь на выдумку хитра».
Водил плотную дружбу с Репиным, который с Толстым его познакомил. Благо еще, квартира на Плющихе была не далеко от владения автора «Войны и мира». Толстой умные беседы с художником вел, много рассказывал, московский дух открывал, одним словом обоюдно увлекательно проводили время.
И все было бы ничего, да вот однажды жена Сурикова взмолилась: «Не пускай к нам больше это страшного старика».
Василий сначала и не понял о ком речь. Думал дворник, водовоз или булочник, который по утрам приходил о них речь. Нет, выяснилось о гениальном литераторе разговор. Каждый день повадился приходить, мягко, умаслисто разговаривал, все о душе выспрашивал, о самочувствии. А дело вот в чем. Жена Сурикова здоровьем была слаба. Порок сердца. Жила и чахла на глазах. Вот Толстой и выпытывал у нее, как она все это переживает. До того душеспасительные беседы о смерти довел, что бедная женщина его самого как смерти боятся начала.
Искусство искусством, а жизнь, жизнью, любовь, любовью. Суриков не то, что какой-то там Клод Монэ – жена умирает, а ты ее на карандаш берешь. Русская душа, казака сибирского, тоже страстная – накипело.
Когда на следующий день Лев Николаевич зашел как водится к Суриковым, Василий Иванович поджидал. И прямо сверху лестницы, не спускаясь в прихожую закричал:
«Пошел вон, злой старик! Чтоб больше духу твоего здесь не было».
С тех пор мастера не общались. А через некоторое время вышла повесть Толстого «Смерть Ивана Ильича», где описал он разные стадии умирания.