– Позвольте присесть?
Слышать такие вопросы в парке вовсе не редкость, особенно если скамейка оказалась занята чуть раньше. Но именно сегодня Ольга была, что называется, не в духе. Она смерила взглядом стоявшую напротив женщину и холодно, на грани грубости, сказала:
– Не частная собственность. Хотите — садитесь.
Дама, устраиваясь поудобней на окрашенных брусьях, осмотрела Ольгу, ничуть не скрывая любопытства.
– Прохладное утро для середины лета, не находите? - задала вопрос она.
Ольга не отреагировала, надеясь, что женщина поймёт всю тщетность попыток завязать беседу.
– Вот, даже шаль пришлось накинуть, – кончик серого полотна встрепенулся в пухлых руках, - а ведь синоптики обещали жару. Вечно они так, обещают одно, а на деле...
Девушка сжала зубы от злости. Болтливых пенсионерок она терпеть не могла. А сегодня просто ненавидела. Перед глазами ожила картина, виденная час назад дома. Дома, в постели, её Костик тихо похрапывал, обнимая другую. Руки, сложенные на груди, сами собой напряглись.
– А в том году, в это же время, – не унималась пожилая женщина, – было двадцать градусов тепла. Представляете? Сейчас десять, а тогда — двадцать! Уму непостижимо. Видно, природа совсем обиделась на нас.
– Помолчите, пожалуйста, – дрожащим от напряжения голосом попросила Оля, – или идите отсюда.
Женщина хмыкнула:
– Я каждое утро на этой скамейке отдыхаю. Вот уже лет десять как.
– И? – нагло, с вызовом, сказала девушка, решив, что сейчас сама встанет и уйдёт.
– Без и. – неожиданно жёстко заявила женщина. – Я всяких повидала здесь. И бухих школьников после выпускных, и наркоманов на грани передоза, и психов с ножами. Много чего...
Ольга закатила глаза, мол, бла-бла-бла, и поднялась со своего места, одёргивая подол плаща. Уже на ходу, поправляя тяжелую сумочку, она услышала брошенное вдогонку:
– Но убийц ещё не доводилось!
Каблук, как назло, покачнулся, угодив на камень. Неуклюже взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, Ольга остановилась. Мимо неё, обдав потоком прохладного воздуха пробежал спортсмен. Испуг, что он тоже слышал слова женщины, заставил сердце сжаться от страха, но, удаляющееся вместе с бегуном цикание наушников, немного успокоило: он не слышал.
Медленно оборачиваясь, она прижала локтем сумку.
– Ты, девочка, присядь, – ладонь похлопала по зелёному брусу, – я ведь зла тебе не желаю.
Эти несколько метров были пройдены словно во сне, где полноватая фигура, укрытая пушистой шалью, казалась чем-то противоестественным. Неправдоподобным.
«Откуда она знает?» – спрашивала себя Оля, но ничего не могла объяснить. – «Этого никто не может знать! Никто не может! Никто не видел!»
Пристальный, но растерянный взгляд девушки скрестился со спокойным и уверенным взором пенсионерки.
– Как Вы узнали? – чуть сипло спросила она, сев на прежнее место.
– Я много чего знаю. – размыто ответила пенсионерка, приподняв нарисованную бровь. – Даже то, что ты ещё не успела сделать это.
– Но, как??? – теперь девушка была удивлена. – Откуда Вы знаете, что я...?
Пенсионерка прервала её, ухающе рассмеявшись:
– Да у тебя, милочка, на лице всё написано. Прям, как в книжке – бери и читай.
Слова сопровождал жест сведённых вместе ладоней, имитирующих раскрытые страницы.
– И я прочла. – довольно закончила она, навалившись на спинку и выжидающе разглядывая девушку.
Та, с подозрением прищурившись, совсем не по-женски хрустнула пальцами, и негромко, но требовательно произнесла:
– Кто Вы такая? И что Вам от меня надо?
– Кто я такая? –переспрашивая, женщина сделала такое лицо, будто и сама не знает, кто же она есть. – Кто я такая? И чего мне надо-то? Хм. А действительно?
– Вы издеваетесь?! – возмущённо воскликнула Ольга.
На краткий миг ей захотелось достать пистолет Кости и снести этой старухе её наглую голову или хотя бы плюнуть в ее наглое лицо. Но пенсионерка неспешно склонилась к ней и, почти мужским голосом проговорила с хрипотцой:
– Ведьма я.
Сказано это было так, что возникшее было желание плюнуть в близкую физиономию, разом как-то притихло.
– Ну и бред. – бросила Ольга, невольно отстранившись и стараясь раздуть затухающие угольки скептицизма в себе. – Вы взрослая такая, а несёте чушь. Самой не смешно?
Тут она хотела добавить, что смотреть на ТВ шоу про экстрасенсов - занятие как минимум бесполезное, но пенсионерка, прервала ее, устремив взор в редкие берёзовые насаждения:
– А я ж давно тут за тобой наблюдаю. – левая рука махнула в сторону другой скамейки. – Всё ждала, ждала...
– Чего ждали? – непонимающе спросила Ольга.
– Когда надумаешь решиться. – ответила пенсионерка, не меняя позы. – Сразу-то духу у тебя не хватило. Сидела тут видать, думала. А потом взгляд у тебя похолодел, исподлобья всё, да незряче так. И тогда я поняла, что можно.
– Что можно? – недоумение крепло вместе с мыслью, что бабка была, по меньшей мере, с приветом. Да только вот встать и уйти, почему-то не получалось. Откуда-то же она знала.
Пенсионерка снова заухала, как сова и, сцепив пальцы замком на животе, произнесла весело, будто её пытали о вещи очевидной:
– Что-что, убивать, конечно.
– Кого??? – локоть сильнее надавил на сумочку, от сумасшедшей можно было ожидать чего угодно.
– А ты кого убить хотела? -– вопрос влетел в уши, моментально родив ответ.
– Мужа и его суку! – выкрикнула Ольга и тут же испуганно умолкла, озираясь по сторонам.
Пенсионерка, загадочно улыбаясь, заговорила на выдохе.
– Ах, девонька моя. Да неужели ты думаешь, что можно вот так просто взять и убить?
Ольга вдруг поймала себя на том, что стало немного легче. Если раньше внутри всё кипело, а глаза подергивало поволокой ярости и обиды, то теперь всё это сместила в сторону усталость. Усталость от перелета, от недосыпа. А ведь так хотелось устроить сюрприз. Устроила. Больше не хочется.
– Не думаю. – сказала девушка, уставившись на парковую дорожку. – Знаю.
– Да ну? – пенсионерка оживилась. – Грохнула-таки?
– Да не. – отмахнулась та, с запоздалым удивлением отмечая, что секунду назад, относилась к женщине совсем иначе: с большей подозрительностью и менее терпимо.
– Я хотела, даже взяла из сейфа его... – секундное замешательство для решения: говорить, или нет, но всё же, сказала с облегчением, – его пистолет. Целилась в них, спящих, но не смогла.
– Не смогла, – задумчиво повторила женщина, словно смакуя слова, – не смогла она.
– А вы что, смогли бы? – вопрос был задан таким обиженным тоном, будто её уличили в слабохарактерности.
Пенсионерка, загадочно ухмыляясь, поправила шаль, надвигая её на покрытую морщинами шею и, заговорила, мельком глянув на давешнего бегуна, что завершил очередной круг:
– Смочь или не смочь – это пусть мужики страдают. Но я бы точно не торчала в парке и не накручивала себя до дрожи и бледности. Скажи вот. – женщина внезапно повернулась к Ольге и положила руку на плечо. – Вот вернулась ты, злая, готовая, а там уже никого. Что бы ты сделала? Опять сюда пришла бы?
– Не знаю, не думала как-то. – призналась девушка, её лоб нахмурился.
– И не пытайся, – посоветовала пенсионерка, убирая руку, – у тебя хреново получается, раз за ствол взялась.
– А что мне было делать? – казалось ещё немного, и Ольга взорвется и заплачет. – Он же мне говорил, что любит! Что жить не может без меня, и что...
– И что никто кроме тебя ему не нужен. – закончила за Ольгу пенсионерка.
– Да. – подтвердила та, собираясь продолжить, но тотчас осеклась, произнося с пониманием. – Они ведь это всем говорят, да?
Женщина молча одобряюще кивнула. Ольга же тяжело вздохнула и ссутулилась, опуская голову. С длинных ресниц сорвались первые капли. Пыльный и покрытый шелухой от семечек асфальт, тут же впитывал их.
– Я ведь его люблю. – сказала девушка невнятно, почти шепотом. – Как он мог? Разве я плохая жена?
– Дети есть у вас? – осведомилась женщина.
Ольга, содрогнувшись всем телом, уже себя не сдерживала и заревела в голос:
– Неэээ-кхэээ-кхэээ-кхэээ!
Пенсионерка, видя как самоотверженно плачет девушка, потянулась к ней будто бы собираясь приобнять и утешить. Но вместо тепла и заботы, призванных успокоить, Ольга вдруг охватила мощную затрещину по затылку.
Надо отметить, что плач прекратился моментально.
– За что??? – гнусаво воскликнула пострадавшая.
Её удивлению не было предела, отчего широко распахнутые глаза с чуть смазанной тушью вокруг, казались дикими.
– А я сейчас объясню. – деловито и спокойно начала пенсионерка. – Во-первых, за то, что ты истеричка.
Ольга хотела что-то возразить, но та не переставая говорить, угрожающе замахнулась вновь. Подействовало.
– Во-вторых, ты притащила сюда его пистолет. Надо быть полной идиоткой, чтобы таскаться по городу с оружием в таком состоянии.
Завершавший очередной круг бегун, вдруг ускорился. Наверное, слова попали в паузу между треками. Ольга было вжалась в скамейку, но почти сразу вернулась в прежнюю позу.
– В третьих, ты совершенно ничего не знаешь о мужиках. Спать с ними научилась, а вот разбираться в них – нет.
– А с чего это вы решили, что я здесь с оружием? – дерзко поинтересовалась Оля, задрав острый подбородок. – И что, по вашему слёзы – это истеричность?
– То есть, насчёт мужиков ты спорить не станешь? – сказала пенсионерка лукаво.
Девушка умолкла, её взгляд стал твёрдым и уверенным. Чуть погодя она проговорила:
– Вы так и не сказали, кто вы. – голос тоже был ровным, хоть и не избавился от гнусавости.
А вот улыбка пенсионерки неожиданно стала грустной. Она, прежде чем ответить, опустила взор, словно уносясь куда-то далеко вглубь себя.
– В том то и дело, девонька, – услышала Ольга, – что я сказала правду. Меня зовут ведьмой.
Девушка ожидала и не меняла позы, в которой читалось требование к разъяснению.
– Причём, это так сказать, прозвище. А зовут меня Сановой Мариной, по отцу, Львовна.
– И что? Что же вы, Марина Львовна, знаете о мужчинах такого, чего не знаю я? – с вызовом поинтересовалась Оля.
Всё-таки, оплеуха – это хороший способ вправить мозги. Особенно, если умеючи.
Марина кивнула каким-то своим мыслям, и сказала:
– Вот ты говоришь "жена".
Оля слушала. Спина её держалась прямо, а губы были сжаты в тонкую полоску, отчего побелели.
– А детей, говоришь, нет. – продолжала пенсионерка. – Так вот знай, дорогая, что жена у мужчины появляется только тогда, когда он воспитывает ребенка. Своего. От тебя. Только тогда он понимает, что ты единственная. Не одна из числа других, в кого можно макнуть конец, а вообще, единственная. Да и то это не всегда происходит и всегда есть исключения в мелочах. Но такое всегда видно. Особенно в старости, когда идут, из задниц песок сыплется, а они за ручки и друг на друга, словно только что познакомились и первый раз поцеловались всего час назад. Видела такое?
– Нет. – призналась Оля, но она представила, от чего невольно улыбнулась.
– А я да. – сказала Марина Львовна, очень теплым голосом. – Игорюша у меня был мужем. Настоящим. Четвертым, правда.
Ольга хохотнула. Но пенсионерка не подала виду, что заметила смешок и всё дальше уносилась в воспоминания.
– Всегда знал, чего хочу. И никогда не делал так, как я ожидала. Но я всегда довольной была. И по-женски, и так, в бытовом смысле. Рукастый был мужик, с головой. Год назад похоронила. Сегодняшним числом. А тогда тепло было.
Неожиданная концовка речи Ольгу смутила, и на её бледных щеках вдруг проступил румянец стыда.
– Простите, я не знала.
Марина сурово проговорила на это:
– Ты мне тут брось извиняться. Это только вон, в киношках голливудских извиняются за смерть тех, кого не знали. Мол, простите, что напомнили о самом естественном, но неприятном процессе на планете. Не знала она.
Тут, женщина несколько театрально изобразила подозрительность, говоря:
– Или ты до сих пор думаешь, что люди не умирают?
– Нет. Не думаю. – ответила она, снова мрачнея. – Целилась же.
– Вот именно, – сказала пенсионерка, – целилась.
– Что мне теперь делать? – вопрос был задан тускло и больше себе самой, но Марина Львовна ответила на него.
