День первый
Спал неважно, грезилось чёрт-те что… Буквы какие-то на меня сыпались… Потом прояснилось. О — Объединённый, И — институт, Я — ядерных, И — исследований. Ничего страшного. Я дома…
День второй
Голова болела ужасно! Скорее всего, открыли новый трансурановый элемент. То-то пробочки посыпались. Ничего, хорошо. Найдём им применение.
День третий
Голова как болела, так и болит. Высунулся взглянуть на приборы. Так и есть: максимальная напряжённость магнитного поля — 13 000 эрстед, время цикла ускорения — 3,3 секунды. Ну, понятно… Чего ещё от них ждать.
День четвёртый
Выполз из Ускорителя, ориентируясь по схеме противопожарной безопасности, вылез на крышу. Хорошо-то как! Волга! Течёт.
День пятый
Ничего
День шестой
То же самое
День седьмой
Ничего!!!!!!!!
День восьмой
Долгожданная записочка: «Константин! Ждём завтра к чаю».
Тут надо пояснить. В Ускорителе остались: я, да семейство Хрущаков. Антонина Павловна и Богдан Сергеич. Последнее время Богдан Сергеевич напирает на то, что он украинец. Очень может быть. Я на это не смотрю. Я смотрю за тем, чтобы ус мой вился! Чтоб Антонина Павловна… тут умолкаю, потому что… Тут и объяснять нечего!
День девятый
Всё-таки объяснения потребуются. В дубненском Ускорителе тараканы жили всегда. Некоторые их называли Лириками. Некоторые вообще считали их фактором, действующим на результат эксперимента. Но настоящие ученые, даже нобелевские лауреаты, обычно махали руками. Дескать, пусть их! Статистическая погрешность! И точно, тараканы знали своё место. Куда надо, а тем более куда не надо не лезли. Соблюдали, им нравилось это слово, нейтралитет. Жили себе и жили.
Со временем стали переселяться, конечно, в ЦЕРН. А куда деваться?! За своими, привычными, учёными поползли-поехали.
Ведь раньше как? Наберешь золотца. Это мы так фольгу называем, от конфетных фантиков, которые хохотушки-аспирантки разбрасывают. Свернешь из неё доспех и идешь себе прямо по трубе, где эти самые частицы летают. Шлёпнет в тебя протон, делов-то! Фольга — великая вещь! Хрен прошибёшь! Сейчас, конечно, реже запускают. И хорошо. И слава богу. Так и живём.
Дождался, стало быть, записочки, слазил в специальное место под трубу за букетом. Там в полной темноте растут мхи-мутанты. Листочки, лепесточки у них чрезвычайно хороши, чисто орхидея выходит!
Надраил об какую-то ветошку спинку до блеска. Закрутился в фольгу. Присел на дорожку и отправился. Честно говоря, путешествия такие я не люблю. Не то чтобы страшно, а тревожно как-то всегда. На сердце тяжесть и холодно в груди… Наши помнят, что говорил академик Векслер: жизнь наша — сплошная гипотеза!
Ползу себе, темнота, конечно, хоть глаз коли, но ничего, мы привыкшие. Наощупь, да доберусь. Лишь бы букетик не помять.
Ползу, значит, стараюсь думать о хорошем. Как будем с Богдан Сергеичем в шашки играть, а Антонина Павловна спросит тихонько так, нежно так:
— Костик, может быть, ещё чаю?
Вспоминаю, как в прошлом году, на Пасху, вылезали на крышу, как солнце в небе играло, потом закат над Волгой. Как от воробья в щёлочке спасались, как хохотали потом…
*****
Тут должны мы оставить Костика наедине с его приятными воспоминаниями. И вглядеться в окружающую его и нас тьму. Увидеть, ясное дело, мы ничего не увидим, а почувствовать — почувствуем. Что же? Ужас, конечно. Сердце наше как будто сожмёт кто-то ледяной рукой, онемение всех членов наших почувствуем… Не увидим, но вообразим, как мечется в этой тьме отставший от своих лихой релятивистский дейтрон. Не разбирая траектории несется неведомо куда, всё ускоряясь и ускоряясь…
Он-то и ударил Костика повыше пупка. С хрустом проломил хитин, прошёл навылет и умчался равнодушный ко всему на свете.
— Эх, коротка кольчужка… — мелькнула в голове Костика фраза из давно забытого фильма.
И Костик перебрался во тьму внешнюю.
*****
Хрущаки, не дождавшись Костика, заволновались. Богдан Сергеевич сел сам с собой играть в шашки. Проиграв сам себе семнадцать раз, плюнул и бросил. Антонина Павловна украдкой утирала глаза и хрустела пальцами. Сели пить чай. Чай отдавал жжёной пробкой. Плохо было, нехорошо.
Жизнь их переменилась. Усы Богдана Сергеевича обвисли подковой. Он обзавёлся трубкой и действительно стал похож на украинца. Антонина Павловна, сидя за пяльцами, теперь частенько отрывает глаза от работы и напряженно всматривается вдаль. Всё в их жизни пошло как-то не так.
А чего бы ты, собственно говоря, хотел, дорогой читатель?!