В 1990 году был снят прекрасный фильм “Бакенбарды”, сюжет которого не только перекликается с сегодняшними реалиями, но и год от года становится все более актуальным. Учитывая, что это гротескная социальная сатира – не лучший знак. Давайте приглядимся к нему внимательнее. Это очень необычное кино, аналогов которому мы еще не встречали. Именно такой должна быть экранизация книги Эрика Хоффера “Истинноверующий”. Этот фильм рассказывает архетипическую историю возвышения и падения пророка, попутно вскрывая механизмы создания массового движения, одинаковые, по сути своей, во все времена.
ФАБУЛА
Можно смело сказать, что фильм рассказывает историю любой из существующих религий — от зарождения идеалов до втаптывания их в грязь. В начале картины на фоне Казанского собора главный герой Виктор читает толпе стихи Пушкина. Стихотворение выбрано не случайно — это “Пророк”. В конце его уводит милиция, и провожает толпа.
Это важный момент для любого пророка – инициация. Как горящий куст у Моисея. Он пытается склонить на свою сторону людей, а они не принимают его. Но без этой проповеди, без изгнания, без Хиджры, пророк не может стать собой в полной мере. Ведь нечто новое способно прорасти лишь на новом месте. Там, где человеческие души готовы принять семена учения.
Мы знакомимся с городком под названием Заборск через видеосюжет заезжего журналиста. Он прибыл, чтобы поговорить с представителями двух крупнейших молодежных группировок, нарушающих спокойствие обывателей. Первые – “Капелла” – золотая молодежь, напоминающая субкультуру хиппи. Они откровенно карнавальны и распутны: носят шутовские костюмы, вульгарно паясничают, проводят перфомансы и хэппенинги, типа “похорон невинности”, носят за собой огромный надутый презерватив, на котором написано “Долой СПИД”. Их лидер – Херц – внешне очень похож на Петра I, а сама “Капелла” – на устроенный им “Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший Собор”, в чьи задачи входил слом старой церковной культуры для замены ее на европеизированную. Разумеется, у стариков с медалями, бабок на скамейках и мужиков-работяг они вызывают резко негативную реакцию: “Расстрелять! На лесоповал!” Вспомните Pussy Riot и арт-группу “Война” и не ошибетесь.
Вторая субкультура – “Бивни” – тоже примечательна. Это отсылка к популярному тогда движению люберов. Парни с окраин, многие из которых готовились отправиться умирать в Афганистан или уже вернулись оттуда, резко противопоставляли себя необычно выглядящей и эксцентричной молодежи. Позднее, в 90-е они стали основным костяком многих криминальных группировок.
В начале фильма, когда показывают пойманных членов “Капеллы”, милиционер подчеркивает их социальное происхождение: дети местной интеллигенции и среднего класса. “Бивни” – явные пролетарии, особенно их лидер с невероятно аутентичным Журавлевым в этой роли. Кстати, похожая ситуация и похожее противостояние происходило в США, в конце 60-х и начале 70-х. Именно тогда движению хиппи противостояли те, кто воевал во Вьетнаме. Похожим образом в Британии появилось движение скинхэдов. Нельзя назвать “бивней” охранителями. Они просто выражали консервативные идеи, но их консерватизм отличается от того, что был у их родителей: он более архаичный, основанный на культе силы. Их кумирами были отнюдь не 28 панфиловцев или 40 бакинских комиссаров. В самодельных качалках висели много раз скопированные фотографии Шварценеггера, Ван Дамма и т. д. Таким образом, несмотря на реакционность, эта молодежь тоже была ориентирована на образы с Запада. Просто они чтили героев, которые в свое время противопоставили себя культуре хиппи. Эта война, начавшись по ту сторону океана в 70-е, неожиданно нашла свое продолжение в перестроечном СССР. Заметим, что милиционер, рассказывая журналисту о «Бивнях», оценивает их весьма негативно, считает их потенциальными уголовниками, хоть “Капеллу” ненавидит гораздо сильнее.
В другом культовом фильме того времени “Курьер” Карена Шахназарова этот конфликт красноречиво выражен в диалоге: “Я говорю <сыну>: «зачем тебе эти бицепсы, трицепсы, что ты хочешь добиться?» Он берёт банку, так её — ха — в лепёшку. И говорит: «ты так не сделаешь!» Ведь сама идея культуризма, то есть формирования своего тела, а не некого спорта, чужда советскому обществу. Впрочем, сами “Бивни” особо не рефлексируют, отвечая на вопросы журналиста неохотно и односложно, стараясь особо не думать. Их явная маргинальность, тренировки в туалете тоже говорят о том, что родителям плевать и на этих ребят. Город порядком устал от своих детей, отцам и матерям уже нет дела до «собачьего племени».
Но вот в городе объявляются гости. Прибывших двое. Первый – уже знакомый нам пророк Виктор. Вместе с ним его ученик и верный соратник Саша, для которого Заборск является родным городом. Важно, что их привез пароход. Эта метафора будет неоднократно обыграна в дальнейшем. Герои выглядят эпатажно, но при этом, скорее, соблюдают архаичные нормы пушкинской эпохи, чем нарушают ее: костюмы, шляпы, почти цилиндры, крылатки на плечах и – самое главное – трости в руках. Даже эксцентричные капелльцы сразу учуяли в них чужаков, авторитарных агентов нормы. Они смеются над приехавшими и называют их ” пуделями “. Они же первые – причем сразу – прозвали их ” бакенами ” за ношение бакенбард, подчеркивающих их сходство с кумиром Пушкиным даже на уровне внешности.
В доме Саши его дядя задаёт Виктору вопрос: почему Пушкин? Виктор, приводит две причины. Во-первых, Пушкин – наше всё, а во-вторых, Виктор считает себя двойником Пушкина и творческим наследником. Виктор считает себя не столько подобием Пушкина, сколько пророком, избранным нести его слово и «жечь сердца людей».
В это время Саша отправляется к “Капелле”, куда “в штанах приходить не рекомендуется”. Он планирует забрать свою двоюродную сестру, попавшую под их влияние. Молодёжь из “Капеллы” совершенно свободна и распутна, и Саша замечает, что вся эта мерзость и гадость очень притягательна для молодых людей. Одна из девушек даже пытается совратить его. Он находит свою кузину, и насильно уносит её домой. Это первый случай, когда с велеречивого пушкинского слога он сбивается на крик и бытовой скандал. По пути домой он встречается с “Бивнями”.
В драке Саша впервые показывает навыки боя тростью, её боевые возможности. Хоть он и пропускает удар от одного из противников, но явно демонстрирует им свое превосходство. Всех участников драки задерживает милиция, и тут Саша завоевывает и превосходство моральное, отказавшись писать заявление на своих обидчиков. Впрочем, на “Бивней” у пушкинистов большие планы.
В следующей сцене Саша встречается со своим другом детства Штырем, ныне состоящим в ряду “Капеллы”. Штырь разгуливает по городу с резиновым фаллоимитатором и крестит им прохожих. Происходит занимательный диалог:
Штырь: Обожаю смущать людей!
Саша: А не надоели тебе эти капелльские штучки?
Штырь: Надоели, а что делать, все равно кругом одна пустота. А когда пустота заканчивается, то все кругом обсосало. Все равно ничего другого-то и нет. Кстати, твой вид их смущает не меньше, чем мой.
Саша: Идеалами жить надо.
Штырь: Чего? Я чего-то недосек, а где их взять? Может, вот с этих плакатов?
Мы видим, что молодежь Заборска оказалась в той же самой ситуации, что и нынешние школьники и студенты, которых активно поругивают за участие в протестных митингах и около капелльских “монстрациях”. У них нет перспектив в этом городке, нет будущего – отсюда этот оголтелый протест у тех, кто поумней и более творческий. Или подготовка к будущему рэкетирству, как у “Бивней”. “Бакенбарды” – один из немногих отечественных фильмов (почти все они относятся к перестроечной эпохе), прямым текстом заявляющий, что молодые люди идут фриковать и конфликтовать с властями не от накопившейся дури, а по вполне объективным социальным причинам. Между миром взрослых и миром подростков отсутствуют доверие, взаимопонимание, как нет и адекватных механизмов интеграции молодежи в социум.
В доме у Саши главные герои снова завязывают спор со спившимися скульпторами. Кажется, будто Виктор невзлюбил их из-за внутреннего страха падения на самое дно. Неудивительно: скульпторы неглупы, талантливы, но они разменивают свой талант на унылое ремесло, год за годом ваяя статуи пионеров и пионерок для парков, бюсты различных деятелей, в первую очередь, Ильича, которого они иронически называют «куличом». Они не верят во все это, для них это просто заработок, свою же тоску по настоящей самореализации, они топят в алкоголе. Они – та пресловутая советская интеллигенция, которая, немного фрондируя для вида, в самом деле прекрасно встроилась в Систему, стала её верной служанкой, предала идеалы своих предшественников — революционных интеллигентов второй половины XIX — начала XX века.
Слово за слово Виктор спрашивает их, могут ли они сделать ему бюст Пушкина.
“А если я закажу?”
“Денег не хватит”
“Пушкин, говоришь” – отвечает, выпив, один из скульпторов и несколькими мазками заменяет один идол на другой. Ленин превращается в Пушкина. Фактически мы видим чудо – чуть ли не христианское пресуществление на новый лад.
Далее Виктор приступает к «спасению России», но ни один, ни вдвоём с Сашей, конечно, он это провернуть не может, поэтому приходится вербовать молодёжь. На членов “Капеллы” рассчитывать не приходиться, ведь никто так легко не станет отказываться от свободы. И Виктор идёт к легковнушаемым “Бивням”. Так как культуристы живут по принципу “сила есть, ума не надо”, стать их идейным вдохновителем Виктору проще простого. Для этого нужно лишь продемонстрировать им свое превосходство. Здесь мы видим самое сильное подтверждение тому, что Виктор – пророк, который черпает силы из своей веры. Щуплый коротышка, которого “Бивни” называют “стариком”, в одиночку уделывает тростью всю банду качков. И ни тени страха – лишь азарт и веселье.
“Я маленький! Зато с этой штучкой я великий! Кто еще сомневается в силе маленьких людей?!”
Завоевав авторитет у “Бивней”, вооружив их тростями, сделанными в отличие от тех, что у Виктора и Александра, уже из металлической арматуры, пушкинисты начинают активную пропаганду своих идей. Мы видим, как от непонимания и недоверия, члены молодежной банды проникаются истинной верой. Ключевой сценой здесь является представление, устроенное Виктором и Сашей: они выразительно читают стихи Пушкина, показывают трюки с тростью, подобно фокусникам, заставляют их летать.
“Капелла”, в принципе, занимается тем же самым, но ее карнавал – это процесс ради процесса, действие ради действия. Здесь же карнавал лишь средство в достижении цели. Людям зачастую недостаточно просто развеяться, подобное быстро надоедает. Потому лучше изначально указать некую цель, сформировать образ очередного Града Божьего, куда всем нам нужно прийти. И пушкинисты дают этот образ уставшим и потерявшим надежду душам. Также помимо карнавала новая организация не забывает об упорных тренировках, о координации бойцов. Таким образом, мы видим, как пушкинисты взяли самые сильные стороны от обеих противоборствующих организаций. Взяли карнавальность “Капеллы”, упорные тренировки “Бивней”, дали новую, неизбитую мечту. Противоречие снимается синтезом противоположностей.
Очень интересна речь Виктора, в которой его фантазии о Пушкине переплетаются с жаждой власти (и полным ресентимента, извращенным пониманием ее природы):
“А как стрелял?! Как стрелял?! Ведь за сто шагов попадал в горлышко “Мадам Клико”. Ну, это вино такое было. А наездник был какой?! Шляпу натянет, с каждого боку по пистолету и полетел… Никого и ничего не боялся. Пятнадцать дуэлей! Вы что думаете, этот козел Дантес, ушёл бы от него? Да никогда и ни за что! Тогда Пушкин стрелял первый и попал ему прямо в сердце. Но этот хмырь заморский жилет пуленепробиваемый нацепил! Потом это всё нашли. И сюртук, и жилет, и вмятины на нём, но поэта уже не вернуть! Солнце русской поэзии закатилось – писали газеты. Вся Россия тогда рыдала и не случайно, потому-то он действительно был “наше все”. Сам государь Николай Палыч его боялся! Любил и боялся… Его все любили и боялись…”
Следующий эпизод очень важен для понимания веры Виктора. Мы видим, как Саша и Виктор, сидя на природе, обсуждают свободу и мораль. Фактически единственная сцена, когда эти двое общаются друг с другом, а не с окружающими. Это тем более важно, чтобы понять, что Саша нашел в пророчествах Виктора, почему решил примкнуть к нему на правах первого апостола. Саша ругает “Капеллу”, но признает, что “есть что-то привлекательное в ней… для молодежи… какая-то свобода” . Но Виктор утверждает, что нет никакой“свободы-равенства-братства” , а есть только голые девки, на которых Саша насмотрелся, пока вызволял сестру. Разворачивая эту тему, он полагает, что “держать страстишки в кулаке надобно… Сам ли Александр Сергеевич не от этого ли погиб? Сколько сил на баб извел, а ведь мог посвятить их России” после чего фактически призывает к онанизму. Однако в этой проповеди можно углядеть прославление аскетизма, отказа от плотских удовольствий, которыми так славится “Капелла”. Очевидно, Саша поддерживает его именно по этой причине: он верит, что Виктор очистит Заборск от мрази и грязи, установив диктат высокой культуры.
Затем камера отъезжает, и мы видим, что этот диалог происходил не на идиллической полянке, а среди зарослей на пустыре, куда герои присели, чтобы опорожниться. Это, безусловно комедийный момент, осуществляющий профанацию всего вышесказанного. Впрочем, на эту хохму можно посмотреть и с другой стороны. Как в том анекдоте, все зависит от постановки вопроса: можно ли курить во время молитвы – нет, можно ли молиться во время курения – да. Так и здесь, наши герои, даже присев по большой нужде, не перестают обсуждать судьбы России, что указывает на полное смирение плоти и подчинение идеалам.
Процесс формирования новой идеологии и религии завершается. Есть Символ веры, есть бюст, есть легенда о том, что Пушкин не только поэт, но и несостоявшийся спаситель России, пророк, погубленный во цвете лет жуликом Дантесом.
Бивни одеваются в костюмы, как у Виктора и Саши, и словно преображаются. Инициация почти закончена, осталось самое важное – первое совместное дело, первое сражение. Таким делом оказывается защита дома, где окопалась “Капелла”. О том, что дом собираются снести, они узнают у бывшего одноклассника Саши, комсомольского функционера Кузина, который еще со школы пошел по правильной, с точки зрения обывателя, линии, и успел занять место в Системе.
Милиция легко оттесняет капелльцев, давая дорогу бульдозерам, но внезапно перед техникой встают пушкинисты. По их словам, дом является важным историческим объектом, связанным с Пушкиным. Они отказываются вступать в переговоры с милицейским начальником, проигнорировав его предложение “поговорить приватно” . Виктор хочет увидеться с городским начальством. Ему удается добиться встречи с представителями обкома. Сперва Пушкинисты ведут себя дерзко, бросая вызов властям, но в какой-то момент Виктор, теперь уже сам, предлагает секретарю обкома “поговорить приватно” . Отойдя в сторонку, Виктор говорит, что дом необходимо сохранить, чтобы вернуть потерянное поколение: ведь “Бивни” и “Капелла” впервые делают что-то вместе – нельзя разочаровывать их пробуждающуюся ответственность. А Пушкин – ну, Пушкин действительно никак с домом не связан, но это неважно. В конце концов, Виктору удается уговорить начальство. Бульдозеры отступают. Капелльцы возвращаются назад, но теперь их не пускают пушкинисты. Виктор лжет, что дом удалось отстоять ценой выселения эксцентричных неформалов. Так движение обретает штаб.
Начинаются первые трения. Причем прежние распри бивней с капелльцами знать о себе не дают, зато возникает старый добрый антисемитизм. Новоявленные пушкинисты не хотят признать молодого еврея Файнштейна своим. Но Виктор как опытный медиатор выходит из ситуации, обращая типичные стереотипы о уме, прилежании и эрудиции евреев на пользу общему делу. Правда, в момент кульминации, когда он показывает, что Файнштейн знает историю России гораздо лучше иных русских, Виктор говорит, что национальность Файнштейна не его вина, а его беда. Таким образом, мы видим, что даже наш пророк подвержен всеобщему заблуждению.
Похожим образом происходит ассимиляция девушки Валентины, которую все называют Валькирия. До появления пушкинистов, Валькирия была единственной женщиной среди “Бивней”. Крупная и физически сильная, она очевидно не чья-то подруга, а “свой парень” в этой компании недалеких качков. Кстати, несмотря на то, что она персонаж второстепенный, её образ очень важен для развития сюжета. Впервые в ней пробудились чисто человеческие чувства, когда она заплакала, слушая как Виктор с Сашей декламируют стихотворение Пушкина, и с этого начинается окончательная ассимиляция “Бивней” в новую организацию.
Второй раз речь идет о ассимиляции её самой. Начинается тут тоже все с Файнштейна, которого теперь политкорректно называют “южанином”. У него бакенбарды растут лучше и быстрее, чем у многих других членов клуба, что вызывает зависть. Бывший глава “Бивней” находит выход, распотрошив старый стул и наклеив себе на щеки набивку. В этой сцене мужчины чисто архаично меряются котеками, и тогда вновь появляется Валькирия, которая просит разрешения носить бакенбарды. Виктор, у которого всегда есть, что ответить, неожиданно теряется, но Кузин перехватывает инициативу и разрешает ей. То, как Виктор постепенно утрачивает свой небесный мандат и магическую силу, и власть, отдавая её Системе, мы поговорим чуть позже. Что касается Валькирии, то мы видим, что её ассимиляция проходит по тому же сценарию, что и Файнштейна: никто не хочет признать в ней равную со всеми личность, ей просто навязывают определенный образ. Ее, несмотря на то, что она остается полноценным боевиком, явно начинают насильно вписывать в шаблон пушкинской дамы. Даже в сцене, где она хочет наравне со всеми носить бакенбарды, она явно кокетничает и говорит, что они похожи на локоны, то есть отсылает к прическе тех времен.
Вот мы и добрались до середины фильма. Виктор раскрыл пророческий дар в полную силу. Ассимиляция “Бивней” и захват здания – это кульминация его подвижничества. Здесь же начинается его падение. И пусть официальные власти дают ему все больше ресурсов, его мана и харизма тают на глазах, по мере того, как он нарушает собственные заповеди. Сейчас мы уже можем сформулировать Символ веры пушкинистов:
1) Облик Пушкина свят и непогрешим ( “А еще скажите бабник был! Сифилисом пол-России перезаразил! Сами Россию пропили-прогадили, а теперь последнюю святыню залапать хотите! Не выйдет у вас Пушкина превратить в скота!” )
2) Отказ от алкоголя (Саша и Виктор воротят носы от настойчивых предложений спившихся скульпторов)
3) Вера в свою неуязвимость (Виктор сражался один со всей бандой “Бивней”)
4) Отказ от секса (бабы погубили Пушкина)
5) Желание окультурить и защитить простой народ (главное, что привлекло Сашу)
6) Смирение (несмотря на ростки мегаломании Виктор называет себя “маленьким человеком” и своими деяниями прославляет силу слабых)
7) Куртуазность и рыцарственность (манерность, “барышень не бьем” )
Падение начинается с провокации, устроенной для того, чтобы легитимно объявить войну “Капелле”. Зайдя к Виктору, Саша застает его рисующим огромный плакат, на котором у Пушкина вместо лица – жопа. Он пытается поговорить с пророком, ждет от него Слова, но Виктор по-быстрому выгоняет его. У него нет времени на отдельных верующих – он занят политическими играми.
Грех заключается не в том, что этот плакат будет использован для подкрепления лжи и поклепа. Нет, дело в том, что Виктор своими же руками изуродовал лик Пушкина, десакрализировал божество. Какие бы цели ни преследовал пророк, он не может без трепета относиться к той силе, что возвысила его.
На следующий день дорисованный плакат появляется на здании пушкинистов (очевидная аллюзия на поджог Рейхстага), после чего Виктор объявляет “Ночь длинных тростей”. В ходе облавы на “Капеллу” пушкинисты превращаются в “Бивней”: избивают всех подряд, насилуют девок, бьют стекла в квартирах гражданских. Однако даже эту бойню граждане одобряют. Когда в частную квартиру вваливаются девушка из “Капеллы” и пушкинист, тот сует ее голову под кран и говорит набежавшим жильцам:
-Не бойтесь, мы не воры, мы порядок наводим.
-А не надо было мазаться – набрасывается на девушку одна из бабок.
Итак, после разгрома “Капеллы”, АСП (клуб “Александр Сергеевич Пушкин”) бесповоротно поглощает, как “Бивней”, так и “Капеллу”, кроме ее лидера, удравшего на горящем корабле в Прибалтику, символизируя то ли “Философский пароход”, то ли классический “Корабль дураков”. Хотя тут уже в дело, наверно, вступили сложные ассоциации, ведь мы помним, что пушкинисты сами некогда прибыли в город на пароходе. В любом случае, большая часть молодежи сосредоточилась в новой организации.
Словно крестоносцы со знамёнами, пушкинисты на велосипедах с флажками разъезжают по городу и разносят Слово Его. Точнее, развешивают. На свой лад они переиначивают реальность, превращая коммунистические лозунги в сочинения Пушкина.
Продукцию Заборска на мировой уровень! = Иль нам с Европой спорить ново? Иль русский от побед отвык?
Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи! = Здесь каждый камень Пушкина знает.
Коммунизм это молодость мира, его возводить молодым = Здравствуй, племя молодое, незнакомое!
Революционной перестройке — идеологию обновления = Россия, встань и возвышайся!
Всё, что намечено партией, выполним! = Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!
Как и с бюстом здесь происходит лишь смена оболочки, сама суть осталась прежней. Бог остался Богом, и заповеди не изменились. Как и красные слова говорят о молодости мира, о высокой морали, так и выбранные строчки Пушкина вторят им.
Разумеется, все имеет свою цену. За поток пряников от городской администрации приходится расплачиваться ответной лояльностью. Обком начинает использовать пушкинистов для обеспечения безопасности публичных мероприятий. Иногда надо оттеснить или поколотить излишне рьяных “экстремистов”, требующих ответа от власти. Да-да, это же слово было в ходу уже двадцать лет назад. При подготовке к одному из таких мероприятий, Виктор вновь идет против веры и надевает бронежилет, как поганый Дантес. Он возомнил себя очень уж важной фигурой, жизнью которой рисковать нельзя.
Что касается народных избранников, то чиновники никого не боятся: ни “Бивней”, ни “Капеллу”, ни АСП. Все это псевдопротестные, маргинальные движения. Единственная реально оппозиционная сила в этом фильме – простой народ.
Впоследствии АСП получает в награду за службу агит-вагон, почти как у Троцкого, и начинает разъезжать на нем по пушкинским фестивалям. На съезде в Пушгорах люди открывают рты от удивления, смотря на Виктора и его когорту. Хотя это место тесно связанно с Александром Сергеевичем, никто из пушкинистов не интересуется рассказами экскурсоводов. Чётким шагом они идут прямо к сцене, где Виктор отбирает микрофон у другого любителя Пушкина. Но есть любители, а есть профессионалы.
В средневековье люди часто сгорали на кострах из-за расхождении в вере, более малочисленные религиозные группы подвергались гонениям. Так и Виктор кричит со сцены, что «заставит всех любить Пушкина », а после натравливает свою свиту на любителей Лермонтова. « Кто здесь главный Мцырь? ». Довольно комичная сцена показывает агрессию фанатиков, их неприязнь к инакомыслию и желание вбить в другого свою правоту. Если в начале фильма, Виктор намеревался жечь словом, теперь он готов и палкой огреть.
Почему лермонтовцы проиграли? Потому что это чистые эпигоны, жалкие подражатели не способные предложить ничего нового. Даже о своей программе они отвечают: “Уж точно не хуже, чем ваша”. В них изначально не было сакрального зерна, только желание символической и реальной власти. Лермонтовцы – не более, чем плохие косплееры. Когда доходит до драки, то они не мушкеты достают, как это водилось за Михаилом Юрьевичем, а пытаются впечатлить оппонентов приемами кунг-фу. Немудрено, что пушкинисты забивают их тростями и скидывают в реку.
Казалось бы, это только начало. Но это начало конца. В город снова прибывает журналист, чтобы показать, как изменился за это время Заборск. И тут он становится свидетелем того, как пушкинисты утратили свою силу и витальность, потеряли мандат от неба на власть. Вроде бы даже городское начальство признает их силу, глава обкома говорит, что сейчас время решительных людей, с послушными каши не сваришь. Впрочем, в том диалоге есть и предупреждение зарвавшимся штурмовикам. На замечание, что пушкинисты скоро на голову сядут, представитель власти говорит, что голова у него ” крепкая, круглая, как сядешь, так и съедешь “. И мы увидим истинность этих слов в дальнейшем. Другое знамение – это эпизод, когда при попытке поднять идол Пушкина, тот застревает, предупреждая собравшихся о том, что небо ими недовольно.
Итак, журналист видит иной, преобразившийся Заборск – чистый спокойный город, повсюду патрули АСП. Сам лидер отныне уподобился Папе Римскому, сменив свой черный костюм на белый. Разъезжает он тоже не на обычном велосипеде, а на крытой велорикше, похожей на папамобиль.
Мы уже видели, как пушкинисты осквернили свой же символ веры в угоду политической конъюнктуре. Но давая интервью журналисту, они еще сильнее нарушают свои же установки. Виктор больше не скромен, он откровенно хвастается и демонстрирует силу и превосходство. Теперь у них есть свой кооператив, который зарабатывает на сувенирах с Пушкиным, что уродует и оскорбляет его образ, гораздо сильнее, того плаката с жопой. Во-первых, это те самые торговцы в храме, которых проклинал Виктор в начале фильма. Во-вторых, вся их продукция – пошлость, китч и лубок в худшем понимании термина. Например, в ассортименте производимых товаров есть серия трусов “Неделька” с Пушкиным и его друзьями. Если в сцене погрома капелловцев, они становятся “Бивнями”, то тут дает о себе знать “Капелла” с её эпатажными акциями. Но важнее другое. Начав свой путь с сотрудничества с властью, пушкинисты уже не могут диктовать ей свою волю, они крепко завязаны с ней и могут лишь выполнять ее приказы как часть Системы. Кузин, который теперь играет роль посредника, передает указание прийти на митинг и прессануть “экстремистов”, не стесняясь журналиста. Похожие вещи всегда происходили и происходят с теми, кто изначально нацелен на сотрудничество с режимом. Тот в итоге использует новоявленных пассионариев в своих целях, а потом избавляется от них. А зачастую перехватывает риторику: вспомним тех же нацболов, чьи стиль и идеи легли в основу нынешних проектов “Русского мира” и скрепобесия.
Тут же мы видим кульминационную сцену фильма, во время которой исполняется “Пушкин-блюз” в лучших традициях авангардно-карнавально театра Бертольда Брехта. Все это происходит на сцене, где висит посмертная маска Пушкина, напоминая знаменитые зловеще-мертвые лики Муссолини. Организация окончательно становится охранительски-фашисткой.
Приведем текст этого выступления:
“Он рос под сенью заботливых муз,
А мы прозябали в развале.
Его называли в Лицее “Француз”,
А нас называли – “подонок” и “трус”,
“Кабан” и “козёл”, “недоносок” и “гнус” –
Ещё и не так называли.
Мы тоже балдели и пили вино.
Но он стал – Пушкин, а мы – никто…
Напрасно мы рты разевали!
Ах, Александр Сергеич, Александр Сергеевич,
Ты русскую простую дал в уста нам речь.
Твоим глаголом будем сердце людям жечь
И память станем о тебе свою беречь.
А если кто не хочет – будем тростью сечь
И бакенбарды отрастим до самых плеч.
Ах, Александр Сергеич, Александр Сергеевич!
Сегодня ты снова родился на свет
Для новой, для истинной славы.
Ты должен во имя великих побед
Помочь нам, отечеству давшим обет
Избавить Россию от внутренних бед,
Спасти от заморской отравы.
И пусть нам твердят, как твердили давно:
Вот, он стал Пушкин, а мы – никто…
Они, эти дяди, неправы.
Ах, Александр Сергеич, Александр Сергеевич,
Ты русскую простую дал в уста нам речь.
Твоим глаголом будем сердце людям жечь
И память станем о тебе свою беречь.
А если кто не хочет – будем тростью сечь
И бакенбарды отрастим до самых плеч.
Ах, Александр Сергеич, Александр Сергеевич!”
Все идеалы заменены ритуалом и голым политическим расчетом. У них больше нет будущего, что бы ни говорил Виктор. И подобно тому, как для перехода на новую ступень, нужно было сражение, так и теперь, чтобы окончательно закрепиться в новом качестве, пушкинисты вновь идут в бой. В этот раз против протестующих.
Виктор с балкона наблюдает за негодованием толпы. Оратор протестующих называет пушкинистов ” бакенами ” и ” цепными псами “. В то же время из толпы выбегает Саша и пытается докричаться до Виктора: “Неужели ты не видишь?! Это же провокация!”. Скорее всего, Саша в первую очередь не хотел, чтобы бывшие бивни пошли на народ с железными тростями. Но он то ли не считает, что Виктор услышит его гуманные воззвания, то ли сам уже не может сформулировать фразу как-то иначе. Долго колеблясь, Виктор не выдерживает, когда толпа начинает бить мемориальные стенды с Пушкиным и отдает приказ. Пушкинисты грозно надвигаются. Первой жертвой стал сам Саша, бесстрашно выйдя вперед, он и получил несколько ударов. Бакены бьют всех подряд, разгоняют тот самый народ, который сперва хотели защищать, поколачивают даже старух. Толпа в панике отступает, но на земле остается лежит Саша. Не исключено, что он из ударов оказался для него фатальным. Говорят, что режиссер Мамин снял эту сцену под впечатлением от разгона митинга в Тбилиси 9 апреля 1989 года.
“Просто бандиты” — так сказал один чин о газетчиках, которые, после этих событий, окрестили Виктора “фюрером в бакенбардах”. Двусмысленность этих слов Виктор прекрасно понимает и не сдерживает слёз. Все его мечты сгорели, и он сам зажёг спичку, он сам предал свои идеалы, продался этим самым высоким чинам, которые после шумихи в газете выгоняют его из своего круга. Он со своими бакенбардами больше им не нужен. Голоса депутатов сливаются в один монотонный, даже понять ничего нельзя. ” Нужно распустить клуб “. Для Виктора это невозможно.
“Да мы вас самих распустим, к чёртовой матери! Втянули нас в свои грязные игрища, а теперь ультиматумы предъявляете! Дешёвый газетёнки испугались, и сразу же дантесовщину разводить!…Уж нет, начальники! Не мы — для вас, а вы – для нас!.. Не советую с нами связываться! Растопчу!”
С этими словами Виктор уходит от депутатов, которые называют его сумасшедшим. После истерического припадка Виктор пошел на крайнюю подлость — он решает отомстить журналисту за его статью и посылает к нему Валькирию. Та в свою очередь, больше не одета в пушкинский наряд. Она накрашена, на каблуках, широко улыбается журналисту. Всё это что-то вроде камуфляжа или сияющих доспехов. Ведь журналиста нужно как-то поймать? И это срабатывает. Журналист следует за Валькирией и терпит поражение от её напарников. Виктор давно говорил, что заставит всех полюбить Пушкина, и журналисту выжигают портрет А.С. прямо на лице
Итак, все принципы нарушены, во всем что проповедовали ранние пушкинисты несоответствие, вплоть до запрета на алкоголь и аскетизм по отношению к женщинам. Ещё задолго до финала члены секты дружно упиваются ” пушкинским пуншем “, после клеймления журналиста, мы видим в дупель пьяным и самого Виктора. В поезде, по пути в Заборск, он спит с Валентиной, окончательно порывая со всем, что сам же проповедовал. Кстати факт клеймления журналиста ликом Пушкина, тоже своего рода нарушение собственных установок. Лик ведь священен, ранние пушкинисты с гордостью носили его на груди. А тут мы видим, как важнейший символ веры, используют для наказания, для клеймления врага позорным тавром. Мы в любой предреволюционной ситуации видим тоже самое – власть начинает отрицать саму себя, отрывается от реальности окончательно. Но в нашем фильме от реальности отрываются пушкинисты, власть вполне сильна и прекрасно осознает, что делает.
На вокзале в Заборске Виктора и его людей хватают солдаты внутренних войск с собаками. Виктора и других пушкинистов насильно бреют. Если остальные почти безропотны и растеряны, то Виктор визжит, вырывается, будто испытывает мучительную боль. Ему даже удается вырваться, и он падает, бьется в конвульсиях. Многие критики обращали внимание на символизм самой сцены сбривания бакенбард. Это аллюзия на утрату силы, на Самсона, преданного Далилой. Но тут смысл не сколько в этом, сколько в уничтожении главного символа и отличия пушкинистов от остальных. Одного из главных признаков идентичности. Важно и то, что это делается на глазах его сторонников. Они видят его слабым, видят побежденным, и это окончательно ставит крест на всем его учении. И это действительно смерть, смерть его как пророка. Отныне он такой же, как все, лишен благодати.
Если вы заметили, сам стиль пушкинистов довольно близок стилю молодчиков из “Заводного апельсина” Берджесса. В сценах, где члены АСП в шляпах и без рубашек – вообще визуальная отсылка к фильму Кубрика. Потому и финал вполне в духе Берджесса – Виктор нужен властям. Они осознали всю мощь и потенциал подобных молодежных движений. Они заинтересованы развивать эту идею, но уже под своим строгим контролем. Так в свое время поступил и Сурков, создавая организации типа “Идущие вместе” или “Наши”, заимствуя богатый опыт Лимонова в этом вопросе. Потому вскоре мы вновь видим Виктора и иных пушкинистов. Чисто обритые, в желтых кофтах, с тростями уже без набалдашников, они вновь маршируют, теперь под ликом Маяковского, скандируя его стихи.
Тут, как уже отмечалось в ряде рецензий, и аллюзия на отрицание прежней идеи, ведь именно Маяковский в свое время призывал скинуть классиков (в первую очередь Пушкина) с парохода современности. Если в контрреволюционерах, которыми были пушкинисты, еще присутствовал какой-то дух сопротивления и борьбы, какие-то пусть извращенные идеалы, то теперь это просто солдаты Системы, основа для будущего Вермахта. В реальности, скорее всего, Виктор был бы убит, а на его место поставлен кто-то более лояльный. Мы видели такое в гитлеровской Германии, с лидером штурмовиков Ремом. Видели и недавно на Донбассе, когда наиболее одиозные лидеры боевиков были ликвидированы и заменены проверенными людьми. Таков печальный удел всех, кто не готов идти к своей мечте до конца, веря в то, что он говорит и делает. Тех, кто готов ради чечевичной похлебки продать свое первородство. Тех, кто выменял свой меч или трость на сомнительные подачки от власти. Такова участь любого пророка, который вместо служения своему божеству выбрал путь служения земной власти.
ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ
Парадокс «Бакенбард» состоит в одновременной конъюнктурности и вечности сюжета. Сама идея снять подобный фильм родилась у режиссера под впечатлением от деятельности общества «Память». Напомним, что эта организация, которая появилась еще в позднем Союзе, стала предтечей и инкубатором для множества националистических и фашистских организаций, например Р.Н.Е. Был в их рядах, хоть и недолго, Дугин. Это сейчас мы привыкли к бритоголовым, евразийцам в черных плащах, казакам с георгиевскими лентами и хоругвями, нашистам и всем прочим. Тогда, на излете СССР это казалось какой-то дикостью, когда в стране, которая победила в свое время фашизм, могло появиться нечто подобное. На глазах людей разворачивалась история, которую все уже видели в Италии 20-х и Веймарской республике. Много говорили тогда, о том, что «Память» – креатура КГБ. Сами КГБшники утверждали, что они, наоборот, раскололи эту организацию на множество маленьких бессильных секточек. Как бы то ни было, сотрудничество, видимо, имело место: силовики смотрели на их акции сквозь пальцы, пока те давили их главных врагов — демократов.
Как же господин Мамин, режиссер фильма (кстати, сыгравший роль журналиста), придумал этот сюжет? Позволим ему высказаться самому:
“Я снял свой фильм «Бакенбарды» после того, как увидел в метро листовки общества «Память» такого содержания: «В день Х явиться по следующим адресам и потребовать всерьез ответа у людей, причастных к разрушению России. Далее стояли фамилии весьма известных людей, очень уважаемых, которых они считали иноверцами. Они призывали, по существу, к погрому. Я обратил внимание на этот факт, заметил, что милиция смотрит равнодушно, а власти не предпринимают никаких действий. И решил, что мы с Вячеславом Лейкиным, литератором и моим приятелем, должны на это ответить. Мы использовали эту ситуацию в сценарии фильма «Бакенбарды». Сценарий картины не очень полюбило начальство, фильм всячески пытались не показать. И сейчас показывают очень редко, потому что он им не нравится. Ведь мы откровенно говорим о возникновении националистических движений профашистского толка в России, которая совсем недавно воевала с фашизмом. Конечно, это никому никогда не нравилось, но сейчас приходится признавать факт, что это есть. Когда меня приглашают на телевидение, чтобы я говорил по поводу инцидентов, связанных с насилием, зверскими убийствами, терактами и погромами, я говорю: «Посмотрите фильм «Бакенбарды», я там многое объяснил еще 20 лет назад». Вот мое отношение. Да, националистические силы просыпаются и ищут повода для того, чтобы свою злобу, свою нерастраченную злую энергию направить на тех, кого считают иноверцами, людьми инакомыслящими”.
Интересно и то, как эта роль досталась Сухорукову. Сперва Мамин сомневался, брать ли “старика” на роль лидера молодежного движения, однако Сухоруков его убедил: “Это я староват? Это твой герой слишком молод. Он на самом деле должен быть с пятью образованиями и без возраста. Чтобы люди глядели на него и удивлялись: откуда этот урод взялся?”
“Бакенбарды” можно считать одним из немногих фильмов, дважды отложенных на полку. Фильм практически не имел широкого проката. Распространялся полуподпольно, на кассетах. В сети мы нашли такое высказывание: “Смотрел я этот фильм и сейчас и 20 лет назад. Марк Любомудров (Председатель Ленинградского отделения Всероссийского фонда культуры) правильно сделал, что закупил на него тогда все права через Российский фонд культуры и запретил дальнейший показ”. К сожалению, ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию мы не можем, но у фильма действительно нашлись влиятельные противники. Многие перестрочные фильмы, не прорвавшиеся через последние годы советской цензуры, впоследствии были показаны в девяностых или нулевых, однако с “Бакенбардами” и такой реабилитации не произошло. Более того, его часто исключают из сборников-анталогий, содержащих куда менее значимые фильмы.
Почему так? Сложно сказать. Возможно, из-за того, что фильм затрагивает тему обыкновенного фашизма. Единственный сопоставимый конкурент на этой стезе – “Россия 88”, посвященный уже скинхедам и неонацистам, претендующий на псевдодокументальность. “Россию 88” тоже постарались поскорее развидеть и забыть. В жанре гротескной сатиры есть переклички с “Алхимиками” Стоянова и Олейникова, особенно с финальной сценой, когда один из героев в духе Фауста пророчествует, что Россию захватят шуты, лжепророки и шарлатаны, которые способны управлять низменными страстями толпы. Однако, можно с уверенностью утверждать, что если кино не успели показать в сытые годы, то теперь уж точно это не светит, ведь история повторяется почти дословно, но уже в реальном мире.
АКТУАЛЬНОСТЬ
Многие комментаторы считают, что в фильме предсказаны Майдан и события на Украине. К сожалению, многие обыватели видят картину так: “Капелла – прямо калька с современной эстрады. Неважно, диджеи, рэперы, пающие трусi, шнур – суть одна, “хуй” со сцены, и потрясание сиськами-письками. Бивни – то же многострадальное простонародье, которому нужна сильная рука, чтобы думать за них. И есть все те же “серьезные люди”, которые вершат “большие дела”, кои суть делёж недоеденного. Но самое злободневное – вот вам майдан во всей красе. Замените Пушкина бандерой, “у лукоморья” – на “хто нэ скачэ…”, няню Арину Родионовну – на Арсения-яйцынюха. И вот сами бивни заменятся на нацбаты, а трости – на снаряды “градов”, сыплющиеся на Донбасс”.
Да разве это верно? Пушкинисты – не революционная, а контрреволюционная сила. Уместнее сравнить их если не с “Беркутом” Януковича, так уж точно с титушками-провокаторами. Всем комментаторам будто мозги и память отшибает: Виктор никогда не правил Заборском, ему лишь позволили стать фасадом и защитником прогнившей власти, чтобы при случае избавиться, повесив на него всех собак. Кукловоды остаются в тени, сохранив и власть, и капиталы.
Народ наш, нелепый, до сих пор боится свободы, видя в ней только балаган имени Кончиты Вурст и “сиськи-письки”. Ради гонений на современных капелльцев он готов поддержать любые ограничения, цензуру в интернете, урезание свободы собрания. Самое страшное в пушкинистах – не нацизм и фашизм, которые они возрождают довольно неумело и карикатурно. Настоящая их сила – в диктате морали, нравственности и забронзовелой классической культуры. В фильме сказано, что АСП срывал рок-концерты и выставки современных художников. Перед нами прототип молодчиков, которые закидывают зеленкой всех, кто им не нравится, прикрываясь некоей haute culture. Будто сам дух Пушкина велит громить фотогалерею Стерджеса или запрещать богомерзкого “Тангейзера”. Ну а дальше – больше, покончив с соперниками в культурном поле, они придут на поле политическое, где, подобно казакам и НОДовцам, будут искать “пятую колонну” и всех, кто не радеет за судьбы России. “Бакенбарды” показали нам не фашизм – а скрепобесие, которым до сих пор живет путинский режим, те самые скучные и тучные бюрократы и олигархи, стоящие за нашистами и МГЕРовцами, перехватившими повестку пушкинистов в наше время.
Авторы фильма совершенно верно сделали ставку на гротеск, дух брехтовского театра, который зародился в Веймарской республике, довольно похожей на перестроечный СССР и Россию 90-х. Идеальным было решение превратить кино в остроумную притчу о том, что любая, даже самая безобидная идея может быть использована в самых нечистоплотных целях. Как тут не вспомнить Фромма с его мыслью, что в каждой идеологии заложено как гуманное, так и тоталитарное начало. Это и обеспечило фильму его актуальность как для того времени, так и для нынешнего, так и для грядущих времен. Он позволяет выделить нечто общее в большинстве протестов и революций.
Кстати, сама расстановка сил и финал этой драмы, заставляет вспомнить не только Италию с Германией, но и США в 70-е. Мы выше вскользь писали уже об этом, говоря о «Бивнях» и «Капелле». В США после революционных 60-х, среди молодежи наметились два фронта противостояния: дети среднего класса, богемы, золотой молодежи, которые стали сначала хиппи, а затем представителями множества разнообразных субкультур, им противостояла консервативная молодежь из глубинки. Отголоском этого противостояния, которое было в большем степени культурным, был феномен расцвета моды на боевики. Хорошим парнем, главным героем там всегда был тот самый консерватор и фундаменталист, участник войны во Вьетнаме, которого родина забыла и бросила, но в душе он остался патриотом и борцом за справедливость. “Рембо” со Сталлоне, “Смертельное оружие” с Гибсоном, многочисленные фильмы с Ван Даммом наиболее выпукло показывают идеологию этого противостояния. Как мы уже говорили, именно их герои вдохновляли люберов и скорее всего “Бивней” (хоть мы этого и не видим в фильме) на их занятия культуризмом. Вместе с видеокассетами, где были записаны боевики с Брюсом Ли, в СССР приходили и подпольные клубы для занятий каратэ, которые тоже долгое время прессовали власти.
Но в этой войне победили ни хиппи, не их враги. Одержала победу третья сила, агенты нормы в черных костюмах, и отнюдь не пушкинских времен. Речь о яппи. Именно эти молодые люди, которым были чужды как хипповские фенечки, так и архаичный варварский маскулизм, в конечном счете победили в этом противостоянии, опосредовали противоречия. Обе идеологии, как хипповская, так и фундаменталистская утонули в культе успешности и зарабатывания денег, в неолиберализме. Нечто подобное произошло и в СССР. Победу в противостоянии люберов с неформалами, одержали комсомольские работники, быстро ставшие чиновниками и бизнесменами, люберов они взяли себе в охрану и боевики, неформалов в разного рода – в обслуживающий персонал, и все вместе двинулись к победе мирового капитализма. Собственно, все согласно фабуле «Бакенбард».
В современной России агрессивные молодежные движения возникают стихийно. И все они, чтобы не выглядеть обычными гопниками, прикрываются некоей высокой идеей. Хотя бы раз в неделю по телевизору показывают столкновение между хамом-водителем и камерой самого активиста, или ролик, как молодые качки пытаются отобрать у женщины пакет с пивом. И каждый раз такой сюжет или статью в газете обыгрывают в плюс борцам за закон и порядок. Но если порыться в интернете, можно увидеть преинтереснейшую картину.
Конечно, пожар в мусорке, начавшийся из-за не потушенного бычка, – это плохо. Никто не хочет ехать вместе с пьяным мужчиной в одной маршрутке и дышать его перегаром. И конечно, каждый знает, что распитие спиртных напитков общественных местах и курение где-попало запрещено законом. Но так же противно и даже страшно смотреть на эту борьбу за ЗОЖ.
Среди яростных борцов за здоровую печень и лёгкие, например, присутствует движение “Лев против”. Достаточно известное своими рейдами прокремлёвское сообщество, получившее грант на 12 миллионов рублей, наверное за красоту глаз. “Лев против” действительно популярен, особенно на ютюбе, — множество видео избиений и массовых драк очень интересует публику. Возможно, кто-то из министерства любит драматичные бои и спонсирует «Льва» из любви к потасовкам… Ведь, чем активнее деятельность «львят», тем больше денежек достанется главе проекта Лазутину и его окружению.
Участники движения по-настоящему свободны — благодаря поддержке властей и прямо-таки священной миссии помочь людям стать здоровенькими, они чувствуют безнаказанность, верят в то, что вольны “вбивать” в людей свою правду.
В основном, ЗОЖевцы провоцируют нарушителей порядка, ходят с пульверизатором и остужают их пыл, выбивают из рук сигареты/бутылки, читают нотации, и, в итоге, избивают людей ради их же блага. Ведь наверняка, нарушивший закон гражданин больше не будет пить пиво в парке, опасаясь новых покушений.
Также несколько лет существует движение “Сорок сороков” — сокращённо СС — что-то вроде православного бойцовского клуба. Кто только не становился их врагами: и митингующие против строительства храмов, и геи, и евреи, атеисты и недовольные рейдерскими захватами РПЦ земель и общественных зданий. Священнослужителям не пристало распускать руки, они должны защищать церковь исключительно словом. А грязными делишками могут заняться и другие. Например, боксёры. Если за спиной попа будут стоять два бритоголовых качка, мало кто осмелиться пойти против церкви. А если и осмелиться, то гвардия Патриарха за церковь постоит.
ПУШКИН И ЛИТЕРАТУРОКРАТИЯ
Почему же именно Пушкин? Почему “наше все”?
Чтобы ответить на эти вопросы, надо понять, что в России установилась особая форма власти, тесно связанная со Словом – литературократия. В советские времена, когда были разломаны традиционные скрепы “народность-православие-самодержавие”, новой власти потребовалось создать культурное и символическое обоснование своего диктата. В первую очередь это касается Сталина, который, помимо того, что был кровожадным тираном, очень трепетно относился к литературе, достаточно вспомнить его странные отношения с писательской средой и знаменитый синий карандаш для редактирования новостей и повестей.
В общем, большевики решили сложить культ из любых писателей, кто хоть как-либо выступал против царского режима, сделать их эдакой предтечей революции. Отсюда началось возвеличивание Тургенева, Достоевского, Гоголя, Толстого, Лермонтова. Но над всеми ними разгоралось новое Солнце русской поэзии – А.С. Пушкин. Как не было победобесия на девятое мая до Путина, так не было и культа Пушкина до советских времен. Власть начала создавать литературный канон, который не только лег в основу школьной программы по всему СССР, но и до сих пор составляет ее основу.
Пушкин представлялся героем-революционером, декабристом. При этом христианские мотивы (коих полно, особенно в поздних произведениях) советская школа полностью игнорировала. Так что, это был уже не Пушкин, а некий голем, интерпретируемый так, как было удобнее власти. Впрочем, если Пушкин-атеист вдруг превратится в Пушкина-православушку – удивляться не стоит. Если у нас будут чиновники-каннибалы, то и они углядят в Пушкине каннибала, например, из-за его африканских корней. Пушкин никогда не был самим собой – но всегда становился вымпелом текущей культурной политики.
Почему именно Пушкин стал верховным божеством в этом пантеоне? Все очень просто, дело в сказках, вышедших из-под его пера. Пушкин стал “нашим всем” не за “Капитанскую дочку”, не за “Бориса Годунова”, не за “Евгения Онегина”. Сказки о золотой рыбке, Балде, Лукоморье и Салтане составляют, скажем так, пласт нашего единого, национального коллективного бессознательного. Пушкин – это тот автор, которого гарантированно в первых же классах прочтет и запомнит всякий ребенок. А потом еще закрепит материал небольшими повестями, типа “Выстрела”.
Эту тенденцию уловили несколько тонко чувствующих авторов. Среди них Цветаева, написавшая следующий стих:
Стихи к Пушкину
Бич жандармов, бог студентов,
Желчь мужей, услада жен –
Пушкин – в роли монумента?
Гостя каменного – он,
Скалозубый, нагловзорый
Пушкин – в роли Командора?
Критик – ноя, нытик – вторя:
– Где же пушкинское (взрыд)
Чувство меры? Чувство моря
Позабыли – о гранит
Бьющегося? Тот, соленый
Пушкин – в роли лексикона?
Две ноги свои – погреться –
Вытянувший – и на стол
Вспрыгнувший при Самодержце –
Африканский самовол –
Наших прадедов умора –
Пушкин – в роли гувернера?
Черного не перекрасить
В белого – неисправим!
Недурен российский классик,
Небо Африки – своим
Звавший, невское – проклятым!
Пушкин – в роли русопята?
К пушкинскому юбилею
Тоже речь произнесем:
Всех румяней и смуглее
До сих пор на свете всем,
Всех живучей и живее!
Пушкин – в роли мавзолея?
Уши лопнули от вопля:
– Перед Пушкиным во фрунт!
А куда девали пекло
Губ, куда девали – бунт
Пушкинский, уст окаянство?
Пушкин – в меру пушкиньянца!
Что вы делаете, карлы,
Этот – голубей олив –
Самый вольный, самый крайний
Лоб – навеки заклеймив
Низостию двуединой
Золота и середины.
Пушкин – тога, Пушкин – схима,
Пушкин – мера, Пушкин – грань..
Пушкин, Пушкин, Пушкин – имя
Благородное – как брань
Площадную – попугаи.
Пушкин? Очень испугали!
Иной подход выбрал абсурдист Хармс. Его “Литературные анекдоты” пародируют советскую школу литературоведения и откровенно глумятся над священными коровами забронзовелого литературного канона:
“У Вяземского была квартира окнами на Тверской бульвар. Пушкин очень любил ходить к нему в гости. Придет – и сразу прыг на подоконник, свесится из окна и смотрит. Чай ему тоже туда, на окно, подавали. Иной раз там и заночует. Ему даже матрац купили специальный, только он его не признавал. ”К чему, – говорит,-такие роскоши?”. И спихнет матрац с подоконника. А потом всю ночь вертится, спать не дает. Гоголь переоделся Пушкиным, пришел к Пушкину и позвонил. Пушкин открыл ему и кричит: “Смотри, Арина Родионовна, я пришел!”. Лермонтов хотел у Пушкина жену увести. На Кавказ. Все смотрел на нее из-за колонн, смотрел… Вдруг устыдился своих желаний. “Пушкин, – думает, – зеркало русской революции, а я свинья”. Пошел, встал перед ним на колени и говорит: “Пушкин,где твой кинжал? Вот грудь моя”. Пушкин очень смеялся.
+ + +
Пушкин шел по Тверскому бульвару и встретил красивую даму. Подмигнул ей, а она как захохочет: “Не обманывайте, – говорит, – Николай Васильевич, лучше отдайте три рубля, что давеча в буриме проиграли”. Пушкин сразу догадался, в чем дело. “Не отдам, – говорит,- дура”. Показал язык и убежал. Что потом Гоголю было…
+ + +
Гоголь (падает из-за кулис на сцену и смирно лежит).
Пушкин (выходит, спотыкается об Гоголя и падает): Вот черт! Никак об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут. (Идет, спотыкается об Пушкина и падает). – Никак об Пушкина споткнулся!
Пушкин (поднимаясь): Ни минуты покоя! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). – Вот черт! Никак опять об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает). – Вот мерзопакость! Опять об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь): Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). Вот черт! Опять об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Это издевательство сплошное! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает). – Опять об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь): Вот черт! Истинно, это черт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). – Об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает). – Об Пушкина!
Пушкин (поднимаясь): Вот черт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает за кулисы). – Об Гоголя!
Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость! (Уходит за кулисы).
За сценой слышен голос Гоголя: “Об Пушкина!”
З А Н А В Е С.”
В застойно-перестроечные годы, когда соцреализм доживал последние деньки, фигуру Пушкина деконструировали очень многие. Достаточно вспомнить “Прогулки с Пушкиным” Синявского. Да и в наше время труп Пушкина насилуют все, кому не лень. Вон, тот же Прилепин, гляньте, как он превращает “наше все” в икону “Русского Мира” и патриотизма:
“Знаешь, такие слова у Пушкина были. Он же был абсолютный империалист, «ватник». Нынешние Проханов с Лимоновым не ведут себя столь радикально, сколь вел себя Пушкин. И он сказал, что война гораздо более важное занятие, чем собачья свадьба нашей литературы. Чаадаев 9 лет отслужил. Он сначала был гренадер, а потом служил в гусарском полку у Дениса Давыдова. В каких боях участвовал, чем занимался, за что получил свои награды. Всю эту информацию я разрывал просто по крупицам. Эти люди были просто аномального мужества. Настоящие донецкие ополченцы. Кроме того, что они воевали, они еще и на дуэлях стрелялись, не переставая. Я сегодня таких литераторов в России, честно говоря, не очень знаю. Мы все больные дети Серебряного века, начала ХХ века. Наркомания, свальный грех, привычка отделять, типа Родину я люблю, а государство не люблю. Нам надо не в Серебряный век возвращаться, не к ахматовским сиротам надо, а в Золотой век. В век Пушкина. Потому что там у большинства людей были более чем четкие представления о Родине и любви… Если какая-то движуха начиналась, если война, тут же самый большой либерал, человек, придумавший словосочетание «квасной патриотизм» Петр Вяземский, сразу пошел на войну 1812 года. Потом война с Турцией. Они с Пушкиным оба Бенкендорфу пишут письмо, что хотим в действующие войска. Это 1831 год. А у них в 1825 году повесили пять декабристов – ближайших друзей. Огромное количество, двести человек уехали в Сибирь. Причем из них порядка 50 литераторов, поэтов. Сегодня эту ситуацию воспроизведите. Представьте себе Бориса Акунина условного или Дмитрия Львовича Быкова, которые пишут главе охранки письмо: «Хотим отправиться в действующие войска». Невозможно представить. Причем Пушкину и Вяземскому отказали. И Пушкин взял и самочинно отправился на Кавказ. Приехал на лошадке, в черной бурке, с пистолем, умчался на позиции. Казаки атакуют, он вперед казаков скачет. За ним офицеры мчатся: «Саша, Саша, не обездольте русскую поэзию!»
Чем это принципиально отличается от бредовых фантазий Виктора – мы так и не поняли.