Однако идеальных преступлений не бывает. Или даже так, возможно кто-то и совершает такие гениальные преступления, но всегда найдется недовольный, тот, кто считает несправедливым наличие у тебя таланта и сообразительности больше, чем у него. Или, к примеру, им не дает покоя тот факт, что ты забираешь себе большую часть добытого.
Со мной произошло нечто подобное. Один из моих наводчиков попался сотрудникам наркоконтроля с «весом» на кармане в тот момент, когда его «закупал» прикормленный ментами наркоман. Он не был прожжённым барыгой, однако повелся на уговоры своего, как ему казалось, близкого знакомого и продал-таки ему злосчастный баш, один спрессованный комок из сухих листов конопли. Весь день, на плантации, он усердно собирал в мешок эти листья, чтобы ближе к вечеру пропустить их, предварительно растерев в труху, через барабан из плотной хлопковой ткани и небольшого тазика, чтобы на выходе получить приличный по размерам полиэтиленовый пакет с пылью. Он специально сделал себе пару башей, - один на пробу, второй парням с района в качестве угощения. Вот именно это угощение и стало вещественным доказательством в уголовном деле. А дело это принимало для него серьёзный оборот, потому что вес пыли оказался достаточным, чтобы уехать далеко и надолго. Мой наводчик как мог уговаривал оперов и следователя отпустить его на подписку о невыезде, да так перестарался, что на предложение поработать с операми из имущественного отдела, да госнаркоконтроля он был бесполезен, он с радостью согласился при условии, что эти имущественники поднимут с ним одно два преступления.
Я, со свойственным мне хладнокровием, сидя в ИВС, представлял его метания межу тюрьмой и запуском собрата по оружию, но понять, а уж тем более простить ему такого поступка я не мог. Меня замели, что называется, с поличным. Его наводка, многодневная засада, отличнейшее видео из заранее оборудованного подъезда и квартиры, заставили меня прикрыть свой рот 51-й статьей Конституции вплоть до вынесения приговора. Его я выслушал молча, с улыбкой на лице, потому как вспомнились мне золотые слова из широко известного фильма, - «Наш суд, самый гуманный суд в мире!». Три года условно. Такого счастья в глазах молоденькой адвокатессы, назначенной мне государством, я не видел никогда. Она обнимала меня и даже прослезилась.
Такой мягкий, по мнению государственного обвинителя, приговор сложился по причине моего совсем юного, шестнадцатилетнего возраста, отсутствия у меня судимостей и привлечений к уголовной ответственности. Плюсом стал тот факт, что, несмотря на то, что похищенное было у меня изъято, я согласился возместить еще и моральный вред, который я причинил потерпевшим.
Мой наводчик, одним чудесным погожим, летним деньком, находясь на отдыхе на берегу реки, периодически извиняясь передо мной, постепенно напившись до состояния, при котором не то чтобы ходить, лежать то трудно, совершенно случайно неудачно нырнул с обрыва и сломал себе шею. Лицо того нашего собутыльника, который видел, как наводчик неудачно нырнул, заверило меня, что он вообще смотрел в другую сторону и среагировал только на неестественный удар толи об воду, толи о камень, лежащий у подножья обрыва, и без того полумертвого, от алкоголя, тела. Участковый, опросив всех очевидцев и свидетелей, вынес закономерный для меня вердикт, списав все на несчастный случай.
Окончания условного срока наказания я, конечно же, ждать не собирался. Нашелся новый наводчик, новые квартиры, пьяные, припозднившиеся прохожие, легковерные девушки. С последними работа доставляла одно удовольствие. Наивная, молоденькая дуреха, принимая мои, отработанные до автоматизма, романтические порывы, за настоящие чувства, охотно верила в проблемы с бандитами, больную мать, голодных младших братьев и сестер, отдавая все, что прятали в закромах ее родители. С таким же рвением и бескомпромиссностью покрывали они меня, рассказывая своим предкам о том, что это только она и никто другой, не поддаваясь влиянию из вне, забирала деньги и ценности, накопленные годами, чтобы хорошо провести время с подругами и на прочие маловероятные, но с нелепым упорством доказываемые, причины.
Но такие возможности заработка опасны и чреваты последствиями, если обман вскроется для жертвы. Нет ничего опаснее обманутой женщины. Месть ее страшна и беспощадна. Я это понимал и в один из вечеров, прощаясь навсегда с очередной своей меценаткой, пуская скупую мужскую слезу, говорил ей о том, что мне нужно немедленно покинуть город иначе могу быть убит злыми презлыми бандитами, вечером этого же дня столкнулся нос к носу, уже будучи под мухой, с ней в одном из ночных клубов, куда она приехала разгонять тоску от расставания. Короткая перепалка, пощечина, обещание рассказать родителям и заявить в полицию, определили ее дальнейшую судьбу.
Мне уже почти восемнадцать. Я не хочу остаток условного срока заменить на реальный, поэтому нужно в кратчайшие сроки придумать, как остановить разгневанную от обиды и обмана подвыпившую девушку. Все попытки поговорить в клубе и за его пределами оказались тщетны, да и охрана заведения, зная ее богатенького папашу, технично оградила Ксению Викторовну от навязчивого присутствия нелепого гопника.
Выход один, дождаться ее возле дома и там, все-таки, убедить ее в моей искренней любви к ней, правдивости моих слов или решить вопрос иначе, не найдя более аргументов. И вопрос был решен. От злости на меня Ксюша приняла лишнего и решила перед домом прогуляться. Для этого она попросила таксиста высадить ее перед парком, за которым находился ее дом. Неровной походкой, сбивая набойки каблуков о вросшие в тропинку камни, Ксения Викторовна преодолела пространство парка, отделяющее ее от теплой кроватки, в которой, к слову, ей так и не суждено будет больше оказаться.