Между тем Лидия Васильевна развернула целую компанию целью которой было получение муниципальной квартиры. Ту конуру, а иначе домишко, где они жили, назвать было трудно, дали еще когда был жив ее муж, отец Родиона и Эсмиральды. Его и всю семью вместе с ним перевели из одной из южных республик по работе. Как выражалась Лидия Васильевна «Партия и Правительство нуждалась в ответственных работниках именно в этом городе», а ее муж как раз и был тем ответработником, которых бросали туда-сюда восстанавливать разрушенное войной хозяйство.
Каким был его отец Родик толком не помнил, когда он умер Родиону было всего 10, и в памяти сохранились лишь отрывочные воспоминания. Да еще он помнил рассказы о том, как в могилу его, молодого и полного сил свела жена (Лидия Васильевна). О ее коварстве вообще ходили легенды, а история замужества была некрасивой и скрывалась от детей.
Начало тут
… Будучи еще совсем ребенком, 13-летней девчонкой она, как говорится, положила глаз на подающего надежды вчерашнего комсомольца, которому прочили большое будущее на политической арене. Недавно вступив в ряды Партийной организации, он занимался различной деятельностью, призванной улучшать жизнь небольшого городка в одной из Социалистических республик.
Перспективы были огромные, вот на них и нацелилась ушлая Лидка, и приписав себе в метрике 2 года пошла с жалобой в Горком Партии. Кое-как, неразборчивыми каракулями она написала заявление об изнасиловании. Молодого коммуниста вызвало партийное начальство и предложило выбор: либо его карьера закончится не начавшись, либо он женится на Лидке и создаст «крепкую ячейку общества».
Иван (так звали будущего отца семейства) лично знаком с Лидкой не был и весьма удивился странному предложению. Начальство разбираться не захотело, доводы его не слушало, и вскоре счастливая Лидка поселилась в комнатушке у Ивана. Учиться она не желала, решив, что 3-х классов вполне достаточно покончила со школой навсегда. Но и работать в силу возраста и отсутствия профессии ее никто не брал.
Так и слонялась она целыми днями по улицам, промышляя мелким воровством, не с голоду, а ради интереса. Родители у Лидки конечно были, даже имелись старшие брат с сестрой, у которых Лидкиных замашек не было, и они ничем не огорчали маму с папой. Мама была отличная портниха в очередь к которой записывались все видные дамы города, а отец был кожевенных дел мастером.
Семейная жизнь Ивана протекала странно. Придя вечером домой, он находил пустую комнату, в доме не было никакой еды, а Лидка бегала где-то с какими-то подружками. Только через три года он стал воспринимать ее как жену. Карьера Ивана шла в гору, он получил небольшую должность и периодически пытался пристроить жену к какому-нибудь делу.
По просьбе Ивана ее принимали на работу, но спустя 2-3 недели увольняли, причиной было безудержное воровство. В конце концов Иван оставил попытки приучить Лиду к труду, к тому же она как раз забеременела и на правах беременной капризничала по каждому поводу и без повода.
Первенец прожил несколько недель и умер, потом были еще беременности и дети, которые умирали один за другим, пока в 1932м не появился на свет Эдуард, в 1934м Эсмиральда и в 1937м Родион. Жили плохо, голодно, Лидка о детях не заботилась, предпочитая гулять, а то и вовсе уходила из дома на несколько дней. И тогда Иван, схватив в охапку мелюзгу носился по всему городу разыскивая гулящую жену.
Начавшаяся в 41 война никак не коснулась той местности, где проживала семья. У Ивана была бронь и его, как занимавшего приличную должность на фронт не брали, пока не наступил 43 год. Мобилизация коснулась всех, и Иван тоже должен был отправится с первым эшелоном, но накануне как-то внезапно и без видимой причины слег. Его хворь продолжалась до тех пор, пока не ушли на фронт все мобилизованные.
Причину своего недуга Иван объяснить не смог, его охватывали приступы головокружения, частые обмороки, временная слепота. Лидка пыталась его лечить какими-то настоями и отварами, которые добывала у местной знахарки, но от них у Ивана наступало лишь кратковременное улучшение, а потом приступы повторялись.
Конец войны Иван встретил на больничной койке. От некогда здорового, крепкого мужика остались кожа и кости. Лидка между тем казалась довольной и даже перестала бегать к знахарке за настоем. Поговаривали, что она специально опаивала мужа чем-то, что вызывало такие приступы, чтобы его не забрали на фронт, да, видно, перестаралась.
Через год Ивана перевели из южного городка в одну из автономных республик СССР поднимать идеологический настрой, упавший в связи с послевоенным голодом и разрухой, и поддерживать в народе рабочий энтузиазм. Вот тогда и получил он ту конуру, которая была построена на отнятой у людей земле. Домишко втиснули между двумя участками, отрезав от каждого немалую часть, за что жильцы дома получили вечную ненависть владельцев урезанных территорий.
Иван продержался еще два года, из них полгода уже не вставал, организм был окончательно подорван и прошел ту точку, которая могла бы стать началом восстановления здоровья. После смерти мужа Лидка быстро обежала все нужные инстанции и выбила себе пенсию по потери кормильца, став уважаемой вдовой с тремя малолетними детьми и величалась теперь Лидией Васильевной.
Она делала неоднократные попытки улучшить жилищные условия, но они не увенчались успехом, и семья жила в домишке, похожим на конуру вплоть до начала 60-х. Звездный час наступил тогда, когда на 23-х кв.м. оказалось прописанными 6 человек: сама Лидия Васильевна, Эмма с мужем, пропавший потом Эдик, Родион и Оленька, внучку по просьбе Лидии тоже прописали туда.
Такое перенаселение и стало поводом вновь ходить по всевозможным инстанциям и писать заявления. К тому же у Лидии Васильевны не без помощи знакомых докторов обнаружилось некое заболевание, при котором рекомендовано было селить больных на отдельную жилплощадь.
По проверке очередного заявления собиралась комиссия и в составе 5-6 человек выезжала на место, обследовать условия проживания. Желательно, чтобы на тот момент все проживающие были на месте, чтобы высокопоставленные члены комиссии лично убедились, что жить действительно негде.
Лидия Васильевна обставляла такие визиты с шиком. На середину комнатушки вываливались узлы с вещами, раздвигалась мебель, усаживались все живущие и прописанные, сама Лидия заходилась в бесконечном кашле и сиплым голосом призывала посмотреть, как им приходится тяжело.
После известных событий Люсенька наотрез отказалась участвовать в очередном спектакле.
- Я больше никогда не пойду к твоей матери, - заявила она Родиону.
- Люсь, да я и сам не очень туда хочу, но, ведь квартиру действительно могут дать, - Родион умоляюще смотрел на жену.
- А нам то что с того, - Люся была непреклонной.
- Как это что, если квартиру выделят, домишко то останется, забирать его не станут, это точно. Кто-то в нем жить будет. – Родион сделал еще одну попытку уговорить жену пойти к матери.
Перспектива жить отдельно от всех, пусть даже в такой дыре подстегнуло Люсю, и она решительно встала.
-Ладно, одевайся, пойдем, посмотрим очередное представление, - и она стала одевать дочку.