Каталония, известная своими демонстративными претензиями на независимость, трепетно относилась к искусству. Как и его творцы —к малой родине. Например, Антонио Гауди — тот самый безумный архитектор, который построил в Барселоне каталонскую версию модерна, — был откровенным шовинистом, категорически отказывавшимся говорить на каком-либо языке, кроме каталонского. Жоан Миро не был столь отчаян в национальном вопросе, но тем не менее при каждой возможности упоминал, какая земля его вскормила.
Искусствоведы привычно указывают на эту деталь биографии Миро. Но тут мы можем вспомнить, например, Сезанна, который был поглощен пейзажами родного Экс-ан-Прованса или Рембрандта, который дальше Голландии вообще не выбирался и писал современных ему фламандцев. И так далее. Другими словами, Миро — далеко не единственный пример. И потом, посмотрите, например, на каталонские пейзажи Миро — в них крайне сложно распознать географическую принадлежность.
Еще один факт биографии художника, о котором вы прочтете в любой статье, - его парижский опыт, знакомство с Пикассо, Дали, Бретоном и сотоварищами. Их влияние плюс голодные галлюцинации (денег не было вообще) — и вуаля, новая эстетика. Для сравнения - картина 1922 года («Ферма», которую в рассрочку купил Эрнест Хемингуэй, сказав, что ни за что не променяет ее ни на какое другое полотно в мире) и 1936-го (холст «Мужчина и женщина перед кучей дерьма» стал ответом на трагедию Испании того периода).
Сюрреалисты декларировали необходимость конфронтации «с этим тупым и скотским миром». А Миро наслаждался им, любил его. Картины его полны света. В отличие от того же Дали, образы из снов Миро не пугают, не выворачивают наизнанку и не плавят (все сейчас вспомнили часы Дали?).
Дали был агрессивным сюрреалистом, который зарабатывал на страхах людей и потаенных желаниях. Миро был мирным творцом, который и сюрреалистом-то себя не считал, просто пользовался их инструментами, но в целом был сам по себе.
И, пожалуй, третий действительно важный для понимания Миро факт - его отношение к искусству в целом. «Со времен пещерных людей живопись только деградировала», — утверждал художник. Свою мысль он пояснял так: первобытное искусство не знало никаких традиций, а потому было самым честным. Желая освободиться от эго, Миро ловил свои сны, в которых возвращался к себе истинному, и затем закреплял образы на холсте с помощью художественного языка первоначала.
«Мне удалось избежать абсолютизации натуры, и мои пейзажи не имеют ничего общего с внешней действительностью. — писал Миро. — Я знаю, что ступил на рискованную дорогу, что меня будет охватывать паника, паника путников, следующих тропой, где их подстерегает опасность; я все преодолею благодаря дисциплине и серьезности, с которыми работаю».
На выставки Миро приходили те, кто смело выкрикивал: «Если это живопись, то я Веласкес!» А вот Андре Бретон говорил, что Миро - «самое прекрасное перо на шляпе сюрреализма». И сегодня далеко не каждый готов признаться в любви к творчеству каталонца.
Надо понимать, что у каждого из нас своя реальность, свое «на самом деле» и свое «объективное». (Дело здесь не только в разнице образования, опыта и среды, но и даже в том, как мы воспринимаем мир физически: в деталях мы по-разному видим, слышим, обоняем мир.) По сути, все перечисленные категории — фантомы, которые помогают нам ориентироваться - очень сложно жить бессистемно, позволяя быть всему в его многообразии.
Представьте, что вы встречаете незнакомца и не можете никак его классифицировать, потому что у вас нет критериев для дихотомий «плохой —хороший», «добрый — злой», «опасный — безопасный». Вы просто принимаете его разным и отличным от вас. «Да я так и делаю!» — наверняка ответите вы. «А вот и нет», — парирую я.
Иначе вы сошли бы с ума. Без социальных шаблонов люди были бы в состоянии перманентного броуновского движения - и физически, и ментально. Сложно сказать, хорошо это или плохо. Видимо, чем гибче шаблоны, тем толерантнее человек.
Художники — как раз те люди, шаблоны которых не просто гибкие, а гуттаперчевые. Как Жоан Миро видел мир и что при этом думал, мы сказать не можем — это только у него в голове. Но то, каким он этот мир хотел показать, ясно из его картин. Ведь нет никакого закона, по которому кошка должна выглядеть на картине так, как ее видите вы. Фраза «я художник — я так вижу» (при всей ее заюзанности) — самый простой способ объяснить этот феномен.
Полотна Миро зрелого периода, когда уже определился его стиль, похожи на карты звездного неба. Словно художник старался проиллюстрировать будущие идеи, которые кратко можно обозначить как «we are all made of stars». Рассеянные по огромным полотнам архетипы при всей видимой хаотичности предстают в гармоничной взаимосвязи, которая напоминает нам о вечности. Смотришь — и успокаиваешься. Все проходит — и это пройдет. А вот космос останется.
