Есть люди, которые регулярно соприкасаются с войной. Пусть не с ней — с тем, что принято называть «эхом войны». Это «копатели». «Черные» — те, кто относится к «эху войны» спокойно и прагматично. Они знают, что все имеет стоимость — даже то, что было оплачено ценой чьей-то жизни. «Белые» — те, кто пытается поставить точку в войне. Они считают, что пока последний солдат не похоронен, здесь только многоточия.
Михаил — тот, кого бы мы назвали «черным копателем», поспешил определиться в понятиях.
– Для того что бы понять, кто такие «черные следопыты», надо уяснить, что «черные» — это те, кто не «красные». То есть все, у кого нет официального разрешения на проведение поисковых работ, а оно мало у кого есть, автоматически попадают в категорию «черных следопытов».
– Миш, с чего лично у тебя началось увлечение искать, как это сейчас принято говорить, отголоски «эха войны»?
– Миш, с чего лично у тебя началось увлечение искать, как это сейчас принято говорить, отголоски «эха войны»?
– Что, прямо с восьми лет сразу начал копать?
– Да нет, конечно, но можно сказать, что те каски явились первыми «зернами», брошенными на благодатную почву. До моего первого выезда в леса, который состоялся лет 6 назад, я готовился, так сказать, теоретически. Копался в Интернете, искал интересующую меня информацию.
– А что, как правило, ищут «черные копатели»?
На самом деле, реально хардкорных «черных копателей», которые ходят «бомбить» немецкие кладбища, весьма и весьма немного. Просто потому, что такие нетронутые кладбища всегда считались лакомым куском. Только там погибший хоронился в форме, со всеми своими регалиями, кольцами, наградами, иногда с парадным оружием и прочими личными вещами.
То есть ты понимаешь, да? Гораздо проще найти такие вот захоронения, чем прочесывать места боевых столкновений, на которых практически все изрублено и перемолото артиллерийскими и минометными снарядами. Найти на таком поле что-то реально уцелевшее довольно сложно. К тому же германские офицеры имели четкие указания: своих убитых, по мере возможности, вытаскивать с поля боя для дальнейшего захоронения. Поэтому найти на поле боя останки немецкого солдата для нас, «черных следопытов», довольно редкая удача.
– А как же слухи о куче найденных в полях «шмайссеров» и прочем оружии, которое потом продается нечистым на руку людишкам?
– Брехня. Полная. За шесть лет практики я видел всего один найденный немецкий пистолет-пулемет МП-40, который почему-то у нас называют «шмайссером». Он был в таком состоянии, что мы вообще с большим трудом поняли, что нашли.
Повторяю, найти целое оружие на поле боя практически нереально. Ты представь, вот убили человека, выронил он оружие, а бой то продолжается, и снаряды рвутся, и мины градом сыплются. О какой сохранности чего-либо можно вообще говорить?
Все эти кадры из «Брата-2», где продают подобное «эхо войны» — чистой воды фарс. Какой нормальный человек пойдет на «дело» с полуржавым автоматом, винтовкой или пистолетом? С тем же успехом можно стрелять из какой-нибудь аркебузы.
Нет, не спорю, где-то может такое и бывает, но это скорее очень редкое исключение, чем правило. Могут торговать оружием, которое было во время войны припрятано, смазано и аккуратно хранилось в загашнике. Это да.