Если расставлять в шедевре Звягинцева все смысловые точки, можно утомиться. «Левиафан» считаю одним из шедевров 21 века. В отличие от большинства выдающихся картин, его сверхзадача не формулируется для меня в коротком и емком тезисе. При понимании этого кино в голове конфликтуют две концепции: одна относится к религиозной притче, другая – к философии Томаса Гоббса.
Начнем с того, что «Левиафан», в отличие от фильмов типа «Дурака» Юрия Быкова и «Долгой счастливой жизни» Бориса Хлебникова, не имеет четко положительного героя. То есть, это не история про плохих и хороших, а про то, что «каждый виноват в чем-то своем», а «во всем виноваты все». Эти слова героя Владимира Вдовиченкова, сказанные героине Елены Лядовой, относят нас к Гоббсу, который при создании теории государства считал, что для людей типичны и нормальны состояния «Война всех против всех» и «Человек человеку — волк».
Это не только история о непорядочном отношении со стороны находящихся у власти коррупционеров и зарвавшихся церковников к простым гражданам, но и история, мягко говоря, нелюбви простых граждан к богатым и власть имущим. Это отношение деструктивно, пропитано водкой и каким-то тупым отчаяньем. И, по сути, добром так же не является. И началось это не вчера, и не позавчера. И окончится еще не скоро. Получается «прирожденное» презрение с одной стороны против «прирожденной» злости – с другой. И каждый виноват в том, в чем виноват.
Ролевая игра со зрителем
С другой стороны, все-таки Звягинцев отчасти снимал историю про библейского Иова. Это значит, что главный герой, по идее, должен быть реально хорошим. И все, что вокруг него происходит, должно быть действительно несправедливой и нездоровой канителью. Так, вроде бы, и есть. Николай, герой Серебрякова человек в целом приличный.
Бизнесмен честный, жену любит, друга любит, сына тоже, к парочке туповатых приятелей неплохо относится… Дом у него отобрали, как показано в фильме, действительно с нарушениями. Ну, и дальше уже – куча незаслуженных кафкианских проблем на его бедную голову. А не может понять, за что же это все, говорит, что всего лишь хотел мирно пожить на своей земле, как отец и дед.
Тогда возможно, что рассуждения «каждый виноват в чем-то своем» озвученные, кстати, не самым положительным героем, которого играет Вдовиченков, являются игрой Звягинцева со зрителями, которых как бы ставят в позицию тех самых библейских друзей Иова (и друзей героя Серебрякова), склонных допускать, что герой все-таки в чем-то накосячил, что не просто так на него свалился весь этот негатив. «Нет дыма без огня» и «просто так не сажают».
Возможно, рассуждая так, зритель оказывается предателем героя фильма, если следовать логике библейской притчи. Хотя, казалось бы, зритель не хотел для себя такой роли и такого развития сюжета.
Виноват или нет?
Иов исходно очень положительный мужик. А Николай, хоть и неплохой, но все-таки деструктивный. Он по-черному пьет, быкует на жену, снова по-черному пьет. Этот момент как-то не вяжется с концепцией напастей, которые на библейского Иова свалились с неба совсем ни за что. В него ведь не государственный монстр заливает водку литрами, правильно?
Его алкоголизм, разрушающий семью и приводящий отчасти к уходу жены и отстраненности сына, не равен внезапным инфекционным коростам Иова. Иов в своих коростах не виноват. А герой Серебрякова в своем саморазрушении во многом виноват сам. Все-таки сам.
И тут вот большой вопрос. До какой степени эту историю следует воспринимать как переложение истории Иова? Так ли уж в стороне от всего зла остается герой Серебрякова? Или все-таки «каждый виноват в чем-то своем», и «во всем все виноваты»? И не является ли герой Серебрякова в числе прочих виноватых частью не библейского, а гоббсовского Левиафана, тело которого состоит из множества тел простых граждан?
Или просто у Звягинцева история Иова не окончена? И у героя Серебрякова просто продолжаются проблемы, после которых еще наступит его время, а все, кто ему не верил, кто считал, что «просто так не сажают» и т.п., будут наказаны? Учитывая политические позиции Звягинцева, возможно, что так. Тогда «Серебряков» все-таки честный мученик и трушный Иов. Только вот не верится, что Звягинцев здесь столь прямолинеен.
Героя испытывает сама Россия?
Священник в фильме, пересказавший Николаю историю Иова, слегка исказил матчасть. Иов в книге вознагражден не за смирение (он с Богом разговаривал довольно дерзко), а как раз за то, что не признал за собой надуманных косяков и залетов.
И, кстати. У библейского Иова конфликт не со злобным Левиафаном, а с Богом. Вариант прямой теологии от Звягинцева даже не рассматриваем. Тогда что для героя Серебрякова стоит на месте этого Бога? Какой «бог» так попустительски к нему отнесся, отдав на мучение в лапы монстров?
У Николая есть икона. Это старинное фото дома, в котором жили отец, дед и т.п. Вероятно, его бог – это Россия – какая-то другая настоящая Россия, какая-то правильная, с другими традициями, с другими культурными кодами, которые хранили отец и дед. Россия, которая по каким-то причинам отвернулась от любимого дитя, отошла в сторону и отдала его на муки ради какого-то странного испытания.
Получается, это кино не про плохую страну (о чем говорили недовольные выдвижением картины на «Оскар»), а про некое отсутствие России, там, где она должна быть. Если продолжать следовать логике истории Иова, это отсутствие должно быть временным. Получается, Звягинцев, как автор, в это верит. При таком раскладе фильм никак нельзя считать упадническим.
