Между строк

Тишина в больничной палате была особенной — густой, насыщенной запахом антисептика и отчаяния. Антон смотрел, как капельница отсчитывает секунды жизни его лучшего друга. «Острый панкреатит, состояние стабильно тяжёлое», — говорили врачи. Стабильно тяжёлое. Как и его собственное состояние последние десять лет — с того дня, как он ушёл от Лены. Дверь приоткрылась, и в палату вошла она. Не изменилась. Нет, это была неправда. Она изменилась. Исчезла та нервная дрожь в уголках губ, которая была там всегда, в последние месяцы их брака...

Ветер с моря пахнет одиночеством. Таким же, как двадцать лет назад. Катя стоит на краю обрыва, сжимая в кармане ключ от дома, которого боялась все эти годы. «Белый маяк» — когда-то это название звучало для неё как сказка. Теперь — как приговор. Отец. Его похоронили вчера, в городе, под мраморным памятником, который он бы возненавидел. А сегодня она здесь, чтобы выполнить его последнюю волю — продать Маяк. Продать своё детство. Продать память. *** Дверь скрипнула, пропуская внутрь запасы пыли, соли и времени...

Тишина в столовой была такой густой, что звон хрусталя раздавался, как выстрел. Алиса смотрела, как искры в бокале мужа играют в такт люстре Swarovski. Пять лет. Пять лет назад она, студентка-искусствовед, стояла в этом же зале, поражённая блеском мира, в который её привёл Сергей Петров. Теперь она видела потёртости на позолоте и усталость в глазах служанки, подававшей десерт. «За нас, дорогая», — голос Сергея был ровным, как биржевой график. Он поднял бокал. Его взгляд скользнул по её новому платью — оценка активов...

Дмитрий Морозов стоял у панорамного окна своей новой квартиры на двадцать втором этаже и с чувством глубокого удовлетворения смотрел на ночной город. «Жемчужина» — именно так назывался этот элитный жилой комплекс, и Дмитрий мысленно примерял это название к себе. Сорок три года, владелец успешной IT-компании, и теперь — апартаменты в самой престижной новостройке города. Жизнь удалась. Его размышления прервал звук въезжающего в соседний паркинг автомобиля. Дмитрий вздрогнул. Тёмно-синий Mercedes G-класса был до боли знаком...

Звонок раздался в три ночи. Марина, ещё не до конца проснувшись, услышала в трубке голос, которого не слышала полгода — ровный, холодный, отточенный годами светской беседы. — Мне нужны деньги, — сказала Алиса, без предисловий, как будто обращалась к банковскому клерку. — Триста тысяч. До конца квартала. Марина приподнялась на локте, глядя на спящего мужа. За окном лил осенний дождь, стуча по подоконнику их хрущёвки, как назойливый сосед. — У нас нет таких денег, — тихо ответила она. — Ты же знаешь...

В тихом переулке, куда не доносился шум города, находилась мастерская «Время и Слово». Вывеска была настолько старой, что буквы сливались с потрескавшимся деревом. Внутри пахло маслом, лавандой и чем-то неуловимо горьким — как будто сами стены впитали аромат несделанных признаний и невысказанных извинений. Мастер Артём, мужчина лет пятидесяти с сединой у висков и глазами цвета старого серебра, заканчивал работу над карманными часами. Это был не просто механизм. Это была ловушка для мгновения. Часы...

Пыль танцевала в лучах закатного солнца, пробивавшихся сквозь треснувшее окно фойе. Сергей Леонидович медленно шёл по знакомому маршруту: вестибюль с осыпавшейся лепниной, зрительный зал с бархатными креслами-инвалидами, сцена, где когда-то рукоплескали Шаляпину. Теперь здесь царила тишина — тяжёлая, насыщенная эхом былого величия. Он был не сторожем. Он был хранителем. Хранителем последнего вздоха умирающего искусства. В проекционной его ждал старый «Кинопрок-5» — единственный, кто ещё помнил голоса этого дома...

Тишина в подвале была особенной — густой, вековой, пахнущей пылью, желтеющей бумагой и несбывшимися надеждами. Леонид Петрович, главный архивариус городской библиотеки имени Чернышевского, передвигал по полке стремянку с привычным скрипом. Ему было шестьдесят три года, и тридцать пять из них он проработал здесь, в этом храме забытых слов и утраченных смыслов. — Опись фонда «Неоприходовано», — пробормотал он себе под нос, снимая с верхней полки картонную папку без маркировки. — Что же вы тут затерялись, несчастные? Папка была необычно тяжёлой...

Городской дождь застилал лобовое стекло жирными разводами. Игорь щёлкнул дворниками, на мгновение очистив вид на почти пустой ночной проспект. Он любил это время — между тремя и пятью утра, когда город выдыхал и принадлежал лишь ночным призракам и таким же, как он, таксистам. — Заказ на Тихую, 15, — проговорил женский голос из рации. — Клиентка ждёт у подъезда. Игорь хмыкнул. «Тихая» — старинная улица в центре, которую три года назад снесли для строительства бизнес-центра. Рация иногда глючила, передавая старые заказы...

Словно удар грома среди ясного неба — именно так прозвучало для Марины сообщение от брата: «Сестренка, я познакомился с девушкой своей мечты. Кажется, это она. Хочу сделать предложение». Она сидела в своей гостиной, в уютной квартире, которую сама купила пять лет назад, и смотрела на эти слова, пока они не поплыли перед глазами. В горле встал ком. Не от злости, нет. От страха. Глупого, иррационального страха, что всё рухнет. --- Испуг Марины был родом из детства. Из того дня, когда их отец, уходя к другой женщине, бросил на прощание: «Маринка, ты у нас старшая, умная...

Библиотека имени Григорьева была не просто библиотекой. Это был заповедник тишины, затерянный остров в бурном океане города. Сюда не заходили случайно. Сюда приходили. Ирина Витальевна, заведующая вот уже тридцать лет, была душой и стражем этого места. Высокая, суховатая женщина с седыми волосами, убранными в строгий пучок, и внимательными серыми глазами, которые, казалось, видели не только корешки книг, но и корешки душ. Она знала всех своих «постоянных». Не по именам — имена были здесь лишними...

Дождь барабанил по подоконнику моей новой, слишком тихой квартиры. Одиночество висело в воздухе тяжёлым, затхлым покрывалом. Мне только что стукнуло сорок семь, дети разъехались по университетам, а брак, длиною в двадцать пять лет, рассыпался в прах, как подгнившая ткань. Я осталась одна с котом, ипотекой и оглушительной тишиной, в которой отдавалось каждое щелканье хронометра моей жизни. Казалось, всё кончено. Главный сериал завершился, а я осталась сидеть в пустом зале перед гаснущим экраном....