​​В русской классической литературе полно героев, основное качество которых — полная неопределенность. Каждый из них — этакий человек без свойств: он ни красив ни дурен, ни толст ни тонок, без своего мнения, с невзрачной фамилией, которую остальным никак не запомнить, и в тех летах, когда трудно угадать возраст. В общем, «ни кожи, ни рожи, ни ведения», как ругался обломовский Захар. Джеффри Лебовски, кажется, из их же числа: во вступлении закадровый рассказчик пытается дать ему хоть какое-то определение, но спотыкается и не может подобрать слов.