- Потом может случиться все, что угодно. Тебя могут изнасиловать, убить или ограбить. А теперь посмотри туда.
Она вновь послушно повернула голову, и ее взгляд остановился на высоком парне, который танцевал под ритмичную музыку в окружении нескольких девиц.
- Нравится? – спросил я. – Правда, красавчик? Смотри, девицы так и вьются вокруг него. Что скажешь?
- Да, хорош, - вынуждена была она согласиться.
- Любая с радостью отправилась бы к нему домой, не так ли? А теперь на миг представь, что он выбрал тебя, очаровал и предложил тебе провести с ним романтическую ночь. Давай, закрой глаза и включай свое воображение на полную катушку. Пусть заработает твой основной инстинкт. Посмотрим, что он из себя представляет.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Просто доверься мне и слушай то, что я скажу.
- Зачем?
- Говорю же, проверим, какой инстинкт у тебя основной. Правда, за результат не ручаюсь - лучше проверять на практике. С другой стороны, еще лучше до этого не доводить. Ты готова?
Она недоверчиво взглянула на меня, точно что-то взвешивая в уме, потом закрыла глаза и послушно погрузилась в грезы.
- Да.
- Тогда представь себе того красавчика. Представила? Ты рядом с ним. Вот он берет тебя за руку и выводит на площадку. Вокруг оглушительно гремит музыка, кружатся десятки разгоряченных танцем пар, но вы с ним - лучше всех, существуете только друг для друга. Ритм музыки меняется, он берет тебя за талию, вы погружаетесь в медленный танец. Он что-то шепчет тебе на ушко, какие-то глупости, которые приводят тебя в трепетный восторг. Ты счастлива, тебе с ним хорошо, и ты смеешься каждому его слову. Ты чувствуешь на себе его сильные руки, близость его крепкого мускулистого тела манит тебя. Тебе трудно дышать, потому что тебя переполняет желание. Чувствуешь, как внутри тебя разливается тепло?
По-прежнему не открывая глаз, она выдохнула:
- Да…
- А теперь представь, что красавчик уходит. Ему надо зайти за угол, где он оставил свою машину. Он скрывается, и ты остаешься одна. Всего на несколько минут, но этого времени хватает тем двум отморозкам. Ты их еще помнишь? Отвратительные типы, способные на что угодно. Настоящая шпана. Они уже рядом с тобой. Они тоже трогают тебя за руки и шепчут на ушко какие-то слова. Знаешь, что они тебе говорят?
- Нет, что они говорят?
- Они говорят, что им обидно. Если ты поедешь с красавчиком, то завтра в отместку они плеснут тебе в лицо кислотой. Но у тебя есть выбор: ты с ним не едешь, и они оставляют тебя в покое. А еще они тебе говорят, что обращаться к красавчику за помощью бесполезно, что он все равно не сможет быть рядом с тобой неотлучно и не сможет тебя защитить, уж они-то найдут момент, когда ты останешься одна. Ты в раздумье, ведь ты избранная, ведь ты очень, очень хочешь красавчика. Буквально несколько минут назад ты сгорала от желания, а теперь оно стало еще острее. Итак, прежде чем ответить, подумай хорошенько, представь себе эту ситуацию так, словно она произошла наяву. Представь красавчика, его мускулистое тело, представь отморозков и то, что может с тобой произойти, если ты их ослушаешься. А теперь открой глаза и ответь: что ты выберешь? Какой из двух инстинктов окажется сильнее? Полетишь, как мотылек на огонек свечи или забьешься в щель, как потревоженный таракан? Ответь, только честно. Что возьмет в тебе вверх: страх или желание?
Она открыла глаза и вновь впилась в меня изучающим взглядом. Затем тяжело вздохнула, посмотрела на красавчика, на отморозков и повернулась ко мне. Выбрав в вазочке маслину покрупнее, меланхолично отправила ее в рот.
- Так ты ему позвонил?
- Кому?
- Своему приятелю.
- Да, позвонил и попросил сделать все анонимно. Он, оказывается, ждал моего звонка и совсем не удивился. Пригласил приехать к нему в субботу, когда центр официально не работает. Я собрался с духом и поехал.
- Пересилил страх.
- Во-во, пересилил. Только в дороге в душе висело какое-то тревожное чувство. А когда приехал, отпустило. Наверное, приятель помог. Он хорошо меня встретил, словно мы лучшие друзья. В какой-то момент я даже пожалел о том, что в школе мы не так уж много с ним общались, хотя, наверное, могли бы стать друзьями. Не стали, но он помогает мне, как другу. Не знаю, сумел бы я так же отнестись к нему, поменяйся мы местами.
- И он ничего не почувствовал? Не сказал?
- А что он мог сказать? Нет, ничего он не сказал. Знаешь, по-моему, он давно привык к чужой боли, и теперь ему все равно, кто ложится к нему на стол. Это его работа.
- Но ты сам сказал, что он отнесся к тебе, как к другу.
- Да, в том смысле, что не поставил в общую очередь и не взял с меня денег, потратил на меня свой выходной день.
- Тогда понятно, хотя и не совсем, - кивнула она и через соломинку втянула в рот глоток джин-тоника из высокого стакана. – А что было потом?
- Он отвез меня в центр. Положил на какой-то стол и сунул в какую-то камеру. Сканировал голову. Не знаю, что он там увидел. Может, ничего. Может, то, о чем сказал. А может что-то, о чем, наоборот, не сказал. Думаю, что он мог ошибиться, ведь он – не большой профессионал в этой области. Хотя какой-то опыт у него, конечно, есть. Тебе неинтересно? Если хочешь, можем поговорить о птичках.
- Почему о птичках? – соломинка выпала из ее рта, и недоверчивая улыбка тронула ее губы.
- Потому что они красивые и поют, радуясь жизни.
- Нет, не хочу о птичках, хочу о тебе, - капризно надула она губки. - Так что он тебе сказал?
- Кто?
- Твой приятель.
- А, приятель… Ничего особенного. Сказал, что у меня, возможно, саркома. Где-то в левом полушарии мозга. Скорее всего, следствие ушиба.
- То есть, у тебя рак? – ее глаза расширились от ужаса.
- Нет, саркома. Это разные вещи, хотя суть, наверное, одна. И то, и то может лишить человека жизни. Но приятель в своем диагнозе до конца не уверен. Говорит, есть вероятность диагностической ошибки. Впрочем, это может быть и не саркома, а затемнение. Приятель сказал, такое бывает. За опухоль аппарат иногда выдает гематому или абсцесс, которые не так опасны. Вероятность того, что у меня саркома – процентов семьдесят. У них там и оборудование старое. Может и не показать, что творится в голове у человека.
- По-моему, никто и ничто не может угадать, что творится в голове у человека, - заметила она.
- Да, наверное.
- Нет, я сама, порой, не могу разобраться в том, что творится в моей голове, - с жаром добавила она. – А у тебя такое бывает?
- Редко.
- А сейчас?
- Что сейчас?
- Сейчас ты понимаешь, что происходит в твоей голове?
- Сейчас я на работе, там ничего не происходит.
- Ловко, - она одобрительно кивнула. – Ладно, не хочешь говорить – не говори. Вернемся к твоей саркоме.
- Я же сказал, что это не точно: вероятность саркомы – семьдесят процентов.
- Что ты все заладил: семьдесят, семьдесят. Неужели никто не может тебе точно сказать: или у тебя на сто процентов саркома или там ничего нет?
- Могут. Приятель дал мне адрес и телефон знакомого врача из другого центра, частного. У них там современное оборудование.
- И что он тебе сказал?
- Кто?
- Ну, этот доктор…
- Ничего, я к нему не обращался.
- Почему?
- Я же сказал – я счастлив, когда ничего не знаю. Не хочу ничего знать, вот и все, в этом причина.
- Странный ты, - задумчиво протянула она и глотнула новую порцию джин-тоника, что тоже на пользу здоровью не идет. – Знаешь, о чем я сейчас подумала?
- О чем?
- Может, было бы лучше, если бы ты его не узнал.
- Кого?
- Своего приятеля, тогда, на вокзале. Прошел бы мимо него и все, никаких проблем. Тогда бы ты к нему не поехал, не проверился бы, и не было бы никакой саркомы! А однажды ты попал бы под автобус и погиб, не догадываясь о том, что у тебя была опухоль.
- Да, наверное, так было бы лучше.
- Слушай, а как ты теперь живешь?
- Живу? Да так же, как обычно. Сплю, просыпаюсь, завтракаю и бреюсь, работаю и провожу время в твоем обществе.
- Я не об этом, - хихикнула она. – Тебе не страшно?
- А почему мне должно быть страшно?
- Ну, оттого, что ты умираешь.
- Разве я умираю?
- Да, ведь у тебя рак…
- Во-первых, не рак, а саркома, да и то не точно, а всего лишь на семьдесят процентов. Во-вторых, умирают все. Вот и ты сейчас умираешь.
Улыбка медленно сползла с ее побледневшего лица.
- Умираю? – удивленно приподнялись ее тонкие брови.
- Конечно, - усмехнулся я, пригубив свой стакан с минералкой. – Так же, как и другие, так же, как все, кто находится в этом зале.
Она машинально обвела помещение ночного клуба взглядом. Пробежалась по столикам, по фигуркам танцующих и вернулась ко мне. Страх в ее глазах сменился любопытством.
- Знаешь, ты не такой, как все, - удивленно повторила она. – Ты другой, необычный. Значит, так и живешь?
- Как?
- Ну, умираешь…
- Точно.
- Но не от рака, вернее, не от саркомы?.. Просто живешь и умираешь, потому что каждый прожитый тобой день неумолимо приближает тебя к смерти.
- Точно.
- И поэтому тебе наплевать на окружающий мир и на всех, кто в нем живет. Потому что они тоже умирают и когда-нибудь умрут, а значит, наша жизнь лишена всякого смысла для тех, кто придет вслед за нами…
- Вроде того…
- Так же, как для нас лишена смысла жизнь тех, кто жил до нас…
- Вроде того…
- Все наши чувства, переживания, мечты и беды для потомков - пустой звук. Так же, как нам все равно, кто кого любил, предал или убил в какой-нибудь захиревшей деревушке лет двести тому назад. Те люди со всеми своими интригами остались в глубоком прошлом. Никому не известные люди, превратившиеся в никчемный прах истории. И мы когда-нибудь станем такими же. Пройдут годы, всем будет наплевать на то, о чем мы здесь с тобой говорили.
- Вроде того…
- А ведь мы живем, и для нас это очень важно!
- Вроде того…
- Да что ты все заладил: точно, вроде того, - поморщилась она.
Мы помолчали.
- И что ты собираешься делать? – неожиданно спросила она, глядя куда-то поверх моей головы.
- Допить воду, проводить тебя до дома и уложить в постель.
- Смело, но откровенно, - удивилась она. – Я не об этом. Что ты собираешься делать со своей саркомой?
- Разве я могу что-нибудь с ней сделать?
- Конечно. Например, можешь обратиться к врачам, как посоветовал твой приятель. Может быть, они тебе помогут.
- Может быть, - согласился я.
- Что - может быть? – не поняла она.
- Может быть, помогут.
- Нет, я серьезно. Тебе сделают операцию. Знаешь, наука шагнула далеко вперед. Я читала, что сейчас практически нет неизлечимых болезней.
- А как же СПИД?
- Я в СПИД не верю, - заявила она. – По-моему, это блеф, который искусственно раздувают власти.
- Зачем?
- Чтобы держать нас на расстоянии.
- От чего или от кого?
- От себя. Чтобы мы боялись и не мешали им властвовать.
- А как же те миллионы несчастных, которые умерли или заражены СПИДом?
- Может, им просто внушили, что они больны?
- Сомневаюсь. Я видел таких людей, они не притворяются, они действительно болеют.
- Так значит, тебе не страшно? – спросила она.
- Нет, не страшно. Мне все равно.
- Это плохо, - внезапно огорчилась она.
- Почему?
- Человек не должен быть равнодушным, иначе он может превратиться в живой труп.
- Возможно.
- Нет, правда, зачем жить, если ты ко всему равнодушен?
- Не знаю, наверное, незачем, - пожал я плечами.
- Вот ты ради чего живешь? – спросила она.
- Не ради чего, просто так, живу и все.
- Фи, так неинтересно. Скажи, у тебя есть мечты? А хобби? А жена у тебя есть? Наверное, и дети есть? Хотя нет, у тебя не может быть детей.
- Это еще почему?
- Ты же к ним равнодушен, - хихикнула она. – Наверное, и к женщинам равнодушен?
- Смотря к каким, - сказал я и бросил взгляд на часы: стрелки приближались к двум ночи. – О-о-о, нам пора. Собирайся.
- Как, уже? – совсем по-детски захныкала она. – Не хочу домой. Давай еще немного посидим здесь. Поговорим о твоей саркоме.
- Нет, нам пора.
- Ты – нехороший человек!
- Знаю, пошли.
- Не пойду!
- Тогда я отведу тебя в машину силой.
- Не посмеешь! – она показала мне язык. – Я закричу и позову на помощь. Скажу, что ты хочешь меня изнасиловать.
- Не скажешь.
- Почему?
- Потому что тогда об этом станет известно твоему отцу. Думаю, ему это не понравится.
- А мне на него плевать!
- Да? Тогда, может, сама скажешь ему об этом?
Она сникла и улыбнулась.
- Хорошо, пойдем. Только, чур, ты снова расскажешь мне о своей саркоме. Скажи, она большая?
- Нет, пойдем, - я схватил ее за руку и потащил к выходу из ночного клуба.
- Что, маленькая? Значит, она совсем не опасная? У, а я так за тебя испугалась.
- Опасная, не волнуйся.
- А чего мне волноваться? Волноваться надо тебе.
- Спасибо, я это запомню, и, как только выдастся свободная от тебя минутка, обязательно поволнуюсь, обещаю.
- Не сердись, - резко остановилась она у выхода из клуба. – Я тебя обидела, да?
- Нет.
- Тогда почему ты сердишься?
- Я не сержусь, - и я снова увлек ее за собой.
- Сердишься! – упиралась она.
- Нет, не сержусь, но могу рассердиться. Пойдем.
- Скажи, а кто-нибудь еще знает о твоей саркоме? Ну, кроме твоего приятеля.
- Нет, я никому о ней не говорил.
- Почему?
- Потому что мне некому об этом говорить.
- Но ведь мне сказал!
- Сказал.
- Почему?
- Потому что нам пора ехать домой.
- Я тебе не верю. Ты сказал мне потому, что я тебе понравилась, да?
Я промолчал и распахнул перед ней дверцу машины.
- Значит, теперь об этом знаем только мы с тобой, - просияла она. - Ну, кроме твоего приятеля. Но он далеко и потому не в счет.
- Угу, - буркнул я, сев за руль и заводя двигатель.
- Получается, что теперь у нас с тобой – общая тайна.
- Угу.
- Здорово! Слушай, а что будет, если я о ней кому-нибудь расскажу?
- Я тебя убью.
- Не смешно.
- А я и не шучу.
Она замолчала, бросив на меня недоуменный взгляд. Затем отвернулась и уставилась в окно, молча глядя на пробегающие за ним улицы. Мы промолчали всю дорогу.
- Отца еще нет, - произнесла она, бросив взгляд на окна своего дома, темной грандиозной махиной упиравшегося в небо за высоким забором.
- Наверное, спит. Уже полтретьего ночи.
- Нет, его точно еще нет, я знаю, - прощебетала она. – А можно мы еще немного посидим в машине и поболтаем?
- Нет.
- Почему? Я не хочу домой! Хочу еще поболтать с тобой.
- О чем? Со мной не о чем разговаривать. Я серый человек, неинтересный.
- Очень даже интересный, - убежденно выдохнула она, подобрав под себя левую ногу и полуобернувшись ко мне. – Одна саркома чего стоит.
- Во-во, а кроме нее у меня ничего нет. Невеликое богатство. Давай, вылезай из машины.
- Грубишь?! – с вызовом ответила она.
- Нет, просто завтра воскресенье, ты на каникулах и можешь спать хоть до вечера, а мне через три с половиной часа надо подниматься и идти на службу.
- Бедненький, - сочувственно произнесла она, и ее хрупкая, маленькая ладошка легко и нежно прошлась по моей заросшей за день щеке. – Мой отец совсем тебя загонял. Хочешь, я попрошу его, чтобы он дал тебе выходной? Тогда ты сможешь выспаться.
- Не хочу. Иди домой. Рад был с тобой познакомиться.
- Ну и ладно, - она вновь капризно надула губки и вышла из машины.
Хлопнув дверцей, помахала мне рукой, сделала несколько шагов к въездным воротам, развернулась и подбежала обратно.
- Что еще? – теряя терпение, спросил я.
- Как тебя зовут?
- Игорь.
- А меня Катя.
- Приятно было познакомиться, Катя.
- Мне тоже, Игорь. Мы еще увидимся?
- Возможно. Спокойной ночи…
Двигатель взревел, и мгновение спустя авто стремительно унесло меня во мрак июньской ночи, оставив где-то в ее глубинах хрупкую девушку – единственную дочь моего босса.
END