Дверь в квартиру распахнулась с таким грохотом, будто кто-то хотел вырвать её с петель. Марина вздрогнула, уронив нож прямо в миску с нарезанным луком. Она обернулась и увидела свою свекровь Галину Петровну на пороге, с лицом цвета переспелой свеклы и глазами, полными такой ярости, что воздух вокруг неё, казалось, закипал.
За спиной свекрови маячила фигура мужа Марины, Дениса. Он стоял, опустив голову, сжав руки в кулаки, и всем своим видом напоминал провинившегося школьника, которого привели к директору. Только директором была его собственная мать.
— Так вот как ты решила отблагодарить нас за всё?! — прорезала тишину Галина Петровна, и её голос звенел от возмущения. — За все наши жертвы! За то, что мы вас с нуля подняли!
Марина молча вытерла руки о фартук и посмотрела на мужа. Он избегал её взгляда, разглядывая носки своих кроссовок с таким усердием, будто готовился к экзамену по их химическому составу.
Ещё вчера их жизнь казалась обычной, хоть и напряжённой. Марина работала бухгалтером в небольшой компании, Денис — менеджером по продажам. Денег всегда не хватало, но они справлялись. Жили в однокомнатной квартире, которую снимали за двадцать пять тысяч в месяц, экономили на всём, откладывали по крупицам, мечтая когда-нибудь купить своё жильё.
А свекровь с её бесконечным напоминанием о том, как она им помогла год назад, дав сто тысяч на первый взнос за так и не купленную квартиру, была постоянным фоном их жизни. Эти деньги Марина вернула через полгода, отказывая себе буквально во всём, но Галина Петровна продолжала вести счёт, словно невестка была должна ей не деньги, а саму жизнь.
— Что случилось? — спросила Марина, чувствуя, как холодок пробирается по спине.
— Что случилось?! — взвизгнула свекровь. — Я сегодня была у нотариуса! Узнала, что моя родная сестра, твоя покойная тётя Вера, оставила завещание! Оставила квартиру! МОЮ квартиру! Ту самую, где мы с ней выросли! И знаешь, кому она её оставила?
Марина покачала головой. Она действительно не знала. Тётя Вера умерла месяц назад, тихо и быстро. Они были на похоронах, но никто не говорил ни о каком завещании.
— Тебе! — выплюнула Галина Петровна, ткнув в Марину пальцем, как в преступника. — Она оставила её тебе, невестке, которую видела от силы три раза в жизни! А мне, родной сестре, которая ухаживала за ней, носила ей продукты, сидела с ней в больнице — мне ничего!
Мир качнулся. Марина опёрлась о столешницу, пытаясь осмыслить услышанное. Тётя Вера… та маленькая, тихая женщина с добрыми глазами, которая всегда угощала их чаем с вареньем в те редкие визиты… оставила ей квартиру?
— Это какая-то ошибка, — пробормотала Марина. — Я не просила… Я даже не знала…
— Конечно, не просила! — ядовито усмехнулась свекровь. — Ты же такая скромная, такая тихоня! Наверняка обработала старуху, когда я не видела! Влезла в доверие!
— Мама, успокойся, — наконец подал голос Денис, но его слова прозвучали неуверенно, будто он сам не верил в то, что говорит.
— Не смей мне указывать! — огрызнулась Галина Петровна. — Ты вообще понимаешь, что произошло? Это наше семейное жильё! Наша история! А она его отобрала!
Марина смотрела на свекровь и чувствовала, как внутри неё медленно разгорается ответная злость. Она никогда не любила конфликты, всегда старалась сгладить острые углы, промолчать, уступить. Но сейчас что-то щёлкнуло. Слишком много несправедливых обвинений, слишком много яда в словах этой женщины, которая никогда не считала её за человека.
— Я её не отбирала, — сказала Марина тихо, но твёрдо. — Тётя Вера сама решила. И если она это сделала, значит, у неё были причины.
Лицо свекрови стало пунцовым.
— Причины?! Какие причины?! Она была больная, старая! Ты просто воспользовалась её слабостью!
— Хватит! — выкрикнула Марина, и этот крик прозвучал так неожиданно громко, что даже Галина Петровна замолчала на мгновение. — Хватит обвинять меня в том, чего я не делала! Я не знала про завещание! Но если тётя Вера оставила мне эту квартиру, я её приму! Потому что мне надоело жить в съёмной дыре, в которую даже мебель нормальную купить страшно!
— Приметь?! — взвыла свекровь. — Ах ты неблагодарная…
— Неблагодарная? — Марина шагнула вперёд, и в её глазах блеснули слёзы, но не слабости, а ярости. — За что я должна быть благодарной? За то, что вы год назад дали нам деньги, которые я вернула до последней копейки? За то, что вы постоянно напоминаете мне, что я недостойна вашего сына? За то, что вы вечно лезете в нашу жизнь?
Галина Петровна задохнулась от возмущения. Она обернулась к Денису, ожидая, что сын встанет на её защиту, но тот стоял, разглядывая пол, и молчал.
— Денис! — позвала она, и в её голосе звучала угроза. — Ты слышишь, как твоя жена со мной разговаривает?
Денис поднял глаза, посмотрел на мать, потом на жену. На его лице отражалась целая буря эмоций, но он так и не решился выбрать сторону. Он просто стоял посередине, как всегда, когда дело доходило до конфликта между двумя главными женщинами его жизни.
— Мам, давай без криков, — пробормотал он жалко.
— Без криков?! — свекровь развернулась к нему всем телом. — Твоя жена отбирает у меня то, что по праву должно принадлежать мне, а ты говоришь «без криков»?!
— Я ничего не отбирала! — повторила Марина. — Это решение вашей сестры! Идите к нотариусу, оспаривайте, если считаете, что это несправедливо! Но не вините меня!
Галина Петровна сжала губы в тонкую линию. Её глаза сузились, и Марина поняла: это ещё не конец. Это только начало войны.
— Хорошо, — процедила свекровь сквозь зубы. — Значит, так. Ты хочешь забрать эту квартиру себе? Забирай. Но знай: с этого момента ты для меня чужая. И мой сын для меня тоже будет чужим, если останется с такой, как ты.
Она развернулась и вышла, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла в окнах.
Марина и Денис остались вдвоём в гулкой тишине. Она смотрела на него, ожидая хоть слова поддержки, хоть одного слова в свою защиту. Но Денис молчал. Он стоял, сжав кулаки, и она видела, как у него дёргается желвак на скуле.
— Скажи что-нибудь, — попросила она тихо.
Он выдохнул, провёл рукой по лицу.
— Зачем ты с ней так грубо? — выдавил он наконец.
Марина почувствовала, как внутри неё что-то обрывается.
— Серьёзно? Ты сейчас серьёзно? Твоя мать обвинила меня в том, что я обманула умирающую старуху, а ты спрашиваешь, зачем я с ней грубо?
— Ну, она же расстроена! — Денис повысил голос, защищаясь. — Это её сестра умерла! Её квартира! Ты хоть понимаешь, каково ей?
— А каково мне?! — крикнула Марина. — Мне, которую она только что назвала воровкой?!
— Не ори! — рявкнул Денис, и это было так неожиданно, что Марина осеклась. Он никогда на неё не кричал. Никогда.
— Ты на чьей стороне? — спросила она, и голос её дрогнул.
Денис отвернулся, прошёл на кухню, открыл холодильник, достал бутылку воды и залпом выпил половину. Потом поставил её на стол и наконец посмотрел на жену.
— Я не хочу выбирать стороны. Это моя мать. Ты моя жена. Почему я должен выбирать?
— Потому что твоя мать обвиняет меня в том, чего я не делала! Потому что она всегда меня унижала! И ты это знаешь!
Денис сжал челюсти. Он знал. Конечно, знал. Но признать это вслух означало предать мать, а это было выше его сил.
— Может, тебе не надо было принимать эту квартиру, — сказал он тихо, и в этих словах прозвучал приговор.
Марина смотрела на него долго, и с каждой секундой что-то внутри неё холодело, твердело, превращалось в лёд.
— Значит, так, — произнесла она наконец. — Я пойду к нотариусу завтра. Я оформлю эту квартиру. И я туда перееду.
Денис вздрогнул, посмотрел на неё испуганно.
— Куда переедешь? О чём ты?
— Я переезжаю. Одна. А ты можешь оставаться здесь. Или можешь вернуться к маме. Выбор за тобой.
— Марина, не говори глупости…
— Это не глупости, — перебила она, и в её голосе не было ни истерики, ни слёз. Только холодная, выжженная пустота. — Это решение. Я устала быть виноватой во всём. Устала быть недостаточно хорошей для твоей матери. И устала от того, что ты не можешь встать на мою защиту.
Он попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Марина развернулась и пошла в комнату. Она достала из шкафа старую дорожную сумку и начала складывать в неё вещи: джинсы, свитера, нижнее бельё. Всё механически, без эмоций.
Денис стоял в дверях и смотрел на неё.
— Ты правда уходишь? Сейчас? Ночью?
— Я поеду к подруге. А завтра — к нотариусу.
— Из-за квартиры? — он не верил.
Марина застегнула сумку, выпрямилась и посмотрела на него в последний раз.
— Не из-за квартиры. Из-за того, что ты так и не смог выбрать меня. Даже сегодня.
Она взяла сумку, прошла мимо него и вышла из квартиры, не оглядываясь.
На следующее утро Марина сидела в офисе нотариуса. Женщина средних лет, с усталым, но добрым лицом, разложила перед ней бумаги.
— Вера Васильевна составила завещание полгода назад, — пояснила нотариус. — Она была в здравом уме, прошла все экспертизы. Здесь всё законно.
— Но почему она оставила квартиру мне? — спросила Марина тихо. — Я почти её не знала.
Нотариус достала из папки конверт.
— Она оставила для вас письмо. Просила передать, когда вы придёте.
Марина взяла конверт дрожащими руками. Внутри был листок, исписанный дрожащим, старческим почерком.
«Дорогая Марина. Я знаю, что ты удивишься моему решению. Но я долго за вами наблюдала. Видела, как моя сестра Галина обращается с тобой. Как твой муж молчит. Я сама прожила такую жизнь. У меня был муж, который не мог встать на мою защиту. И свекровь, которая меня ненавидела. Я знаю, каково это.
Галина — моя сестра, и я её люблю. Но она жестокая, эгоистичная женщина. Она отравила жизнь мне, отравила жизнь моей матери. И я не хочу, чтобы эта квартира, которая для меня была и тюрьмой, и домом, досталась ей. Пусть она достанется тебе. Чтобы у тебя был шанс начать новую жизнь. Чтобы у тебя была свобода.
Не чувствуй себя виноватой. Это мой выбор. И я его сделала осознанно. Будь счастлива, девочка. Хотя бы одна из нас. Вера».
Марина дочитала письмо, и слёзы потекли по её щекам. Она вытерла их ладонью, вздохнула глубоко и посмотрела на нотариуса.
— Я принимаю наследство, — сказала она твёрдо.
Через два дня Марина стояла в квартире тёти Веры. Небольшая, двухкомнатная, на третьем этаже старого кирпичного дома. Окна выходили во двор, где росли старые тополя. Мебель была старомодной, но добротной. На подоконнике стояли горшки с геранью, которые тётя Вера так любила.
Марина прошла по комнатам, трогая стены, открывая шкафы. Здесь пахло лавандой и чем-то ещё — спокойствием. Уютом. Домом.
Она достала телефон. На экране было семь пропущенных от Дениса и три голосовых сообщения. Она послушала одно.
«Марина, прости. Мама просто… ну, ты же знаешь, какая она. Давай поговорим. Приезжай, ну. Или я приеду. Давай не будем всё портить из-за какой-то квартиры».
Из-за какой-то квартиры. Он так ничего и не понял.
Марина удалила сообщение. Заблокировала номер свекрови. Написала Денису коротко: «Развод. Адвокат свяжется».
Потом она выключила телефон и подошла к окну. Во дворе играли дети, старушки сидели на лавочке, мужчина выгуливал собаку. Обычная, спокойная жизнь.
Марина улыбнулась. Впервые за много лет она чувствовала, что дышит полной грудью. Что она свободна. Что она дома.
Три месяца спустя квартира преобразилась. Марина сделала косметический ремонт, покрасила стены в светлые тона, купила новый диван и книжные полки. Геранью она так и не решилась расстаться — они напоминали ей о тёте Вере, о той доброй старушке, которая подарила ей не просто жильё, а шанс на новую жизнь.
Развод прошёл быстро. Денис не стал сопротивляться. На последней встрече в суде он выглядел постаревшим, уставшим. Он попытался заговорить с ней, но Марина лишь кивнула ему холодно и вышла из зала.
Галина Петровна пыталась оспорить завещание, но все её попытки разбились о железную логику закона и экспертизы, подтверждающие, что Вера Васильевна была в здравом уме.
Марина больше их не видела. И не хотела видеть.
Однажды вечером, когда она сидела на своём новом диване с чашкой чая, в дверь позвонили. Марина открыла и увидела на пороге молодую женщину с ребёнком на руках.
— Здравствуйте, — сказала женщина неуверенно. — Вы Марина?
— Да.
— Я племянница Веры Васильевны. Вернее, внучатая племянница. Я живу в другом городе, но приехала навестить родственников. Мне сказали, что квартира теперь ваша. Я просто хотела… ну, спросить. Не могу ли я зайти? Тут столько воспоминаний из детства.
Марина улыбнулась и распахнула дверь шире.
— Конечно. Проходите.
Они пили чай на кухне, и женщина рассказывала истории про тётю Веру, про то, какой доброй и мудрой она была, как всегда находила нужные слова. Марина слушала и чувствовала, что принимая эту квартиру, она приняла не просто стены и мебель. Она приняла память. Наследие. Право быть счастливой.
Когда гостья ушла, Марина подошла к окну и посмотрела на вечерний двор. Фонари зажигались один за другим, освещая тихие улочки. Где-то там, в другом конце города, жили Денис и его мать. Но это было уже в другой жизни. В той, из которой Марина вышла навсегда.
Она подняла чашку с чаем, словно чокаясь с невидимой тенью доброй старушки.
— Спасибо, тётя Вера, — прошептала она. — Спасибо за свободу.
И впервые за много лет Марина легла спать спокойно, без страха, без тревоги. Она была дома. Она была свободна. Она была счастлива.