С 2017 года в России 5 декабря отмечается День волонтера. Это люди, которые исполняют закон Христов, звучащий из Его уст так: «ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25: 35–36). В канун праздника мы поговорили с протодиаконом Серафимом Дубановым и членом Честной гуманитарной команды «Бригада ZOV» Викторией Анисимовой, которые сейчас активно помогают нашим военным в зоне проведения специальной военной операции.
История духовного падения и возрождения
Руководитель мужского хора «Русский Формат», духовник казачьего батальона «Терек», протодиакон Серафим Дубанов.
– Отец Серафим, Вы – военный духовник, служите Матери-Церкви и помогаете солдатам, которые сейчас выполняют боевые задачи. Но Вас еще знают как волонтера, человека, который всем чем может, от военной техники и автомобилей до продуктов и лекарств, помогает нашим бойцам на СВО. В какой момент стало понятно, что духовное окормление должно сопровождаться и помощью, в том числе материальной?
– Это случилось в 2023 году, в начале лета. Я этот случай называю своим духовным падением. В тот момент очень нужна была помощь военнослужащему, а я его просто грубо отшил, сказав, что ему нужно обратиться к батюшке, а я лишь диакон. Это случилось на самой передовой, в Соледаре. На глазах этого военного погиб не просто боевой товарищ, а друг детства, с которым они вместе прошли всю жизнь: вместе в школе учились, трудились и вместе пошли на фронт в добровольческое подразделение, в казачий батальон. Один из этих товарищей погиб, в него прилетела мина. Второй был рядом, его не задело вообще, а друг принял такую мученическую смерть. И теперь погибший товарищ является ему каждую ночь, не дает спать на протяжении недели.
Я приезжал к ним помолиться, мне рассказали об этой трагедии, а я ответил, что нужно к батюшке ему, чтобы исповедаться, причаститься, и должна постепенно разрешиться эта ситуация. И тогда я увидел, как глаза бойца потухли, он развернулся и побрел обратно еле-еле. А я по дороге в Соледар ехал и так себя ругал: мол, что же ты, балбес, у тебя отец священник, у тебя дедушка священник, такой опыт, неужели ты не мог найти никаких слов, помолиться, и Господь подсказал бы решение. Ничего не придумал, понимаете. И потом доходит до меня, что погибшие и умершие в основном являются близким. А этот человек стал как раз свидетелем перехода друга из жизни земной в жизнь вечную. И теперь он именно у него просит молитв. Я скинул бойцу молитвы об усопших, о воинах. Тот начал за друга молиться и после этого стал спать. Потом я узнал, что у этого бойца закончился контракт, он ушел на гражданку. Слава Богу, эта ситуация для него разрешилась.
А потом еще приходили люди и просили помочь. И я понял, что Господь привел сюда меня и я не имею права отказать. И я говорю теперь: давайте помолимся, и Господь что-то подскажет, куда-то направит. Каждый раз, приезжая, привозя гуманитарную помощь, я понимаю, что это самое малое, что я могу дать людям. Как говорил отец Михаил Васильев, священник помогает бойцам в нечеловеческих условиях остаться человеком. Я это видел своими глазами, конечно же, понимал, что могу больше. Одно дело – привезти те средства, которые жизнь солдатам сохраняют, а другое дело – найти в себе силы, собраться, быть в таком умиротворенном состоянии духа, а это непросто. Быть не озлобленным, не уставшим, а сильным духом, сильным телом. Здесь может помочь, конечно же, молитва и участие в священных таинствах, которые исцеляют.
Еще до заключения контракта меня в зону боевых действий направлял Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами. Тогда и началось мое общение с военнослужащими, которые искали Бога. Понимаете, в чем дело? Там есть страх. Когда у человека есть страх, он может поверить во что угодно. Обратите внимание, волонтеры часто передают браслетики, амулетики, веревочки, повязочки, потому что солдаты очень просят. А для нас это благодатная почва, в которой нужно посеять здравое зерно словом Божиим. Вот я и с Божией помощью начал приводить людей к вере, рассказывать ребятам, зачем креститься, что дает Крещение, почему важно молиться, почему важно молиться вместе... И начались крестины у меня в батальоне, первый контракт у меня был, дальше был батальон «Терек». Так что служба продолжается потихоньку.
– Отец Серафим, а в какой момент стало понятно, что нужна не только духовная помощь, но и продукты, защитные средства, беспилотники?
– Отец Андрей Павленко, который позже оказался в украинском плену, сказал, что именно батюшки и Церковь должны первые прийти людям на помощь. И тогда он благословил меня собирать гуманитарную помощь. Он говорил, что как только Россия освободит Северодонецк, а разговор был в 2022 году, мы должны первыми пойти и помогать людям. И мы начали собирать гуманитарную помощь, оперативно всё сделали, а 17 апреля отец Андрей попал в плен. И начались наши долгие труды над тем, чтобы его вызволить оттуда. Я получил от него записочку из тюрьмы, где он говорил, чтобы мы его не ждали, а ехали и помогали людям. Таким образом, выполняя благословение, еще в 2022 году мы с ребятами отправились в Луганск. С владыкой Павлом, архиепископом Беловодским, викарием Луганской епархии, отслужили службу, после этого поехали в госпиталь, выступили вечером для мирных жителей Луганска. А на следующий день поехали в Северодонецк. Тут, конечно, мы увидели ужас, который приносит война, видели напуганных людей, которые боялись всего. Мы узнали об их проблемах, потребностях, потому что у них вообще ничего не было: ни генератора, ни воды, ни связи, ни отопления, вообще ничего. Военные нас сопровождали, они начали рассказывать о своих нуждах.
Более 200 миллионов рублей мы собрали только благодаря нашим слушателям и подписчикам ТГ-канала хора. Совсем недавно нас за внимание к трудам по укреплению духовных и патриотических основ служения Отечеству наградил Святейший Патриарх Кирилл. В презентационном ролике перед вручением медали и грамоты владыка Кирилл, митрополит Ставропольский и Невинномысский, возглавляющий Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами, представил данные, сколько нами передано, сколько тонн всего необходимого подвезено. Многие не поверили, что хор такие объемы отвез и передал. Но мы предоставили видео и выписки со счетов. Конечно, были в шоке, что это сделал не крупный предприниматель, не благотворительная организация, а именно хор.
Внутри коллектива свои договоренности, и мы часть гонорара отдаем бойцам. Вокруг нас объединилось очень много благотворителей: и обеспеченных людей, и тех, кто отправляет по 50–100 рублей. Мы всё собираем, объединяем, закупаем и везем туда, где этого очень ждут. Конечно, на четвертый год войны уже тяжело, уже нет таких объемов, как это было раньше, но тем не менее благодаря обеспеченным людям у нас получается закрывать крупные потребности фронта.
– Отец Серафим, а бывают ли ситуации, и, может быть, Вы с такой сталкивались, когда практическая помощь – еда или лекарства – становилась проповедью без слов?
– Безусловно. Мы можем много говорить, рассказывать о Боге, о добродетелях, о делах, что ты сделал. Но там всё работает в комплексе. Это и общие коллективные молитвы. Но ты не просто с бойцами молишься, а идешь и выполняешь все трудные задачи: это 12 километров в день в полном обмундировании под палящим солнцем, а потом еще работать и выполнять задания. Это очень тяжело, те, кто слаб здоровьем, сходят с дистанции. Физическая подготовка очень важна. И важно, когда солдаты видят, что ты идешь, не сдаешься, всем тяжело, и батюшке тоже тяжело.
– Вам пребывание в таких сложных условиях больше дает сил, видя, как люди приходят к Богу, или отнимает силы, потому что Вы видите смерть, разрушение, потому что война – это то, что придумал человек, но не Бог, и смотреть на это очень сложно?
– Вся жизнь наша – война. Я спокойно ко всему этому отношусь, мы все там будем, мы все умрем, понимаете? Важно, с чем мы придем. Мне начали поступать угрозы, и я решил, что в такой ситуации нужно совершать как можно больше добрых дел. Самое главное, чтобы мы все решили совершать как можно больше добрых дел. Что касается войны, то, конечно же, меня вдохновляет результат и дает силы трудиться дальше. Люди верят в нас. Например, передали ребятам сеткометы. А они мне присылают отчеты, как они спасают от дронов, которые несут смерть, и это спасает жизни людей… Вот это действительно важно.
У Бога, кроме наших рук, нет никаких других
Виктория Анисимова, прихожанка храма Спаса Нерукотворного образа в Перово, певчая, мама, волонтер. В составе Честной гуманитарной команды «Бригада ZOV» Виктория помогает нашим бойцам в зоне СВО.
– Виктория, быть волонтером… что это значит для Вас?
– У Бога, кроме наших рук, нет никаких других. У меня часто анекдот в голове всплывает, когда при наводнении погиб мужчина, и он спрашивает Бога: «Что ж Ты ко мне не пришел, не помог?» А Бог отвечает: «Ну как же? Я же тебе и лодку посылал, и вертолет, и трижды к тебе приходил, а ты не пошел и потому утонул». Господь, конечно, всемилостив. Он всё сделает. Но чьими-то руками все-таки быстрее и надежнее получается.
Наша Бригада старается сделать всё возможное для наших ребят. Эта работа очень разноплановая. Есть волонтеры, которые здесь, в тылу, плетут маскировочные сети, шьют мягкие носилки для эвакуации раненых, вяжут носки, льют окопные свечи, находят и закупают необходимые вещи, технику или материалы для фронта, собирают приятные и вкусные подарки. Есть водители гуманитарного каравана, непосредственно выезжающие к линии боевого соприкосновения, в районы, где нужна помощь мирному населению. Это очень необычные «обычные люди». Вот какие требования к водителям «каравана добра» предъявляет сама зона СВО: дисциплина, выносливость, умение забыть про свой комфорт во имя задач поездки, то есть ради ребят, трудолюбие, стрессоустойчивость, чувство локтя и ответственности за команду. Что касается моей помощи, то я плету маскировочные сети, помогаю находить, закупать, перевозить и упаковывать что-то нужное для фронта.
– А что и в какой момент сподвигло Вас войти в состав команды волонтеров? Может быть, кто-то оказался в зоне боевых действий из Ваших родных и близких? И Вы поняли, что без помощи здесь там не обойтись?
– На момент начала СВО я пребывала в жесточайшей депрессии. Моя мама, Любовь Егоровна, стала помогать намного раньше меня и позвала меня с собой. Я пришла и поняла, что это моё. На СВО воевал дядя, к сожалению, он героически погиб этой весной. Больше, кроме прямых родственников, там нет никого. Но все остальные бойцы там – всё равно наши.
– Вы говорите, что были в депрессии, когда начали помогать. Не оказалось ли так, что Ваша деятельность заставляет еще больше в грустные мысли погружаться?
– Бывает, что ты вообще не можешь ничего делать, но мы вспоминаем, что мы уже смогли сделать, скольким мы смогли помочь. Наша работа реально неоценима. Даже не столько материальная забота, хотя и она тоже. Много чего мы привозим и без чего нельзя обойтись. Но еще важнее моральная поддержка, понимание бойцов, что тыл с ними. Тыл – это то живое, что их поддерживает. Наши воины умирают там за нас, ради нашего будущего, поэтому нельзя остаться в стороне.
– А есть у Вас некое отторжение и, может быть, даже осуждение людей, которые не помогают, живут по принципу «моя хата с краю»?
– Мне их реально жалко. Каждый сам для себя выбирает, какой он: активный или пассивный. У нас есть бабушки, которые в силу возраста могут только молиться, и они только молятся, но какова сила соборной молитвы! Есть бабушки чуть более активные, и они могут руками помочь ленточки скрутить. И это тоже Божия помощь нам, ведь многие часы уходят на скручивание ленточек, чтобы мастерицы потом сплели маскировочные сети. Бабулечки находят время, сидят у телевизора, тихонько скручивают нам ленточки, ручки разминают. Мы за то, чтобы кто чем может помогал. Но если человек не может переступить через себя, не находит в своей душе потребности помогать, тогда эта помощь будет и ему во вред, и всем во вред. Мы всегда рады, когда к нам кто-то новый приходит. Это большое событие.
– Среди тех, кто помогает, в основном женщины?
– Мужчины есть, они помогают найти что-то, разгрузка-погрузка – без них было бы тяжелее. Есть автослесари, автомеханики. Днем они работают на основном месте, а потом для фронта переделывают машины, укрепляют их. Что касается возрастных групп, то и старички у нас есть, и молодых мы привлекаем. У нас дети от четырех лет начинают помогать, даже совсем крохи в семьях гуманитарщиков уже знают, что они большие помощники защитников Родины.
– А что могут делать самые юные? Если ребенок хочет и готов помогать, вы найдете ему какую-то точку приложения сил?
– Мы просим малышей готовить символические подарки для бойцов и писать письма на фронт. Очень они душевные получаются. У всех ребят на позициях обязательно есть детские работы, и они всегда так трогательно относятся к этим поделкам. Кто-то под сердцем хранит. Опять же, ребенок ленточки может скручивать для мастериц, которые плетут сети. Кто-то приходит резать стропы, которые используются при шитье мягких носилок, делают дома розжиги для оконных свечей. Это несложно, под контролем взрослых всё возможно сделать.
– А как вообще проходит день волонтера?
– Я работаю в частном детском саду, в храме пою, но почти все свободное время посвящаю волонтерству. Чаще всего это запрос на то, чтобы что-то найти, привезти, отвезти, передать.
– Волонтерство больше дает сил или отнимает?
– Это дает душевные силы. Отнимает, конечно, телесные, да. Бывает, конечно, что устаешь. Но душевно понимаешь, что день прожит не зря. Я не могу занимать пассивную позицию, что все само сделается. Я тоже хочу в этом участвовать. Это история, и мы делаем ее своими руками.
– А с какими самыми большими практическими трудностями вы сталкиваетесь? Что-то найти, где-то достать денег, как-то это передать? Логистика, безопасность, нехватка ресурсов – что самое сложное?
– Сейчас остро стоит вопрос финансов. Но это не единственная трудность. Нас сейчас просят выехать из одной из мастерских. Мы ищем помещение. Я знаю, что с подобным не только наша Бригада столкнулась. Причем эти помещения давались либо бесплатно, либо условно бесплатно от города, от муниципалитета или от каких-то местных органов управления. А сейчас они начинают нас оттуда выселять.
– По поводу финансов я не только от Вас это слышала. Протодиакон Серафим Дубанов пишет, что люди устали, денег у людей не так много… Если поначалу, быть может, люди больше жертвовали, то сейчас поток иссякает...
– Постоянные волонтеры часто влезают в кредиты. Бывает, что отъезд на носу, а мы не собрали ту сумму, которая была запланирована, а ехать все равно нужно. Уже бойцам пообещали, там нас ждут, мы не можем обманывать ожиданий. Максимально из того, что они просят, конечно, постараемся выполнить. Но народ действительно устал. Бывает, что и волонтеры перегорают, особенно те, которые буквально «горели» вначале. Это и физическая, и даже психологическая проблема. В этом случае нужно проработать с батюшкой, с психологами, если есть возможность. Но, действительно, народ начинает замыкаться, отстраняться. Это очень страшно. Или кто-то потерял родного на фронте, это бьет очень больно. Кто-то, когда теряет родных, еще больше начинает помогать, а кто-то – наоборот.
И меньше стали помогать организации. Раньше много жертвовали, а сейчас всё меньше юридические лица стремятся к помощи ребятам на СВО. Не знаю, с чем это связано. Еще есть очень болезненная для нас тема: когда мы просим кого-то помочь, нам задают вопрос: «А что нам за это будет?». Спасибо будет. Может быть. Если мальчишки успеют записать небольшое видеопослание. Например, раньше школы с удовольствием передавали детские рисунки и письма, а сейчас некоторые хотят благодарственное письмо, страничку в портфолио.
– Вы сказали про эмоциональное выгорание. Насколько в этом случае усиливается роль Церкви как Матери?
– У нас даже атеисты идут к Богу. Пусть медленно, пусть своей дорогой, но многие пришли в церковь. Те, кто едет на фронт, всегда перед выездом идут на Причастие. Просто так поехать на фронт страшно. Без Бога вообще никуда. И такие чудеса случаются. Тут же понимаешь, что Господь стоит рядом и на всё это смотрит.
– А можно чуть подробнее про чудеса?
– Вы не обращаете на них внимания в обычных буднях, но в волонтерстве это особенно заметно. Если что-то дали, надо брать, потому что кому-то это сейчас пригодится. Например, кому-то не нужна инвалидная коляска и они отдают, а у нас склад завален, некуда поставить. И тут же звонок, что мы забираем своего бойца, а он не может ходить. И вот она, коляска, у нас есть, слава Богу.
– Что Вы поняли о человеке, глядя на него в условиях войны? О человеке, который там и который остается здесь. О человеке, который помогает и который не помогает. Нет ли у Вас разочарования в одних людях и нет ли восхищения другими? Вы смотрите сейчас на человечество в целом по-другому в связи с войной или ничего не меняется?
– Оно меняется. Уходит всё наносное. Мы часто играем разные роли. Я – хорошая девочка, я – примерная мамочка. Война открыла то, что на самом деле есть. И капризная девочка на самом деле не капризная. Она села за руль и поехала на фронт. Там обстрелы, там атака дронов, еще что-то приключилось. Эта девочка поехала и сделала то, что положено. Она молоденькая девочка, у нее сын дома маленький, но она поехала, не испугалась. Когда была мобилизация, первые два года я смотрела, как мальчишки того возраста, которые могли бы пойти на фронт, спиваются и не работают. Сидят на лавочках, у них всё весело, они с алкоголем, им ничего не надо. А девочки и бабушки берут на себя и тянут то, что не по силам бывает мужчинам. Но там, на фронте, оказываются те мальчишки, которые не задумываясь свою жизнь разменяют на здоровье тех, которые остались здесь.
Многие говорят, что они там зарплаты большие получают. Ребята, а вы сами сядьте в грязную лужу с мышами, с клопами, с чем угодно, а сверху над головой свистят дроны, работает тяжелая артиллерия. Этот гудящий звук так действует на подсознание, это так страшно, что даже взрослые мужики боятся. Дайте хоть 2–3 миллиона ежемесячно зарплату за то, что будешь сидеть в крови, в грязи, а еду и воду тебе вообще могут не дать – кто согласится закрывать глаза ушедшим друзьям и умирать? Мальчишки и мужчины туда идут совсем по другой причине. Они думают не о себе, а о своей Родине, о своей семье.
– Какой совет Вы могли бы дать людям, которые хотят помочь, но не знают как или боятся? Вы этим путем идете уже не первый год, у Вас уже есть опыт. Поделитесь, пожалуйста, с теми, кто, может быть, только сейчас понимает, что без помощи здесь, в тылу, там победы не будет.
– В первую очередь надо пойти в храм и спросить. Батюшка в любом храме знает, кто у него волонтеры или кто знаком с волонтерами напрямую. И если есть веление души помогать, то всегда найдется возможность. У нас в храме льют свечи, делают сухие души для бойцов. Много тех, которые шьют для фронта носилки, плетут сети. В каждом храме собирают финансовую помощь. Было бы желание, а как помочь, всегда подскажут. Просто не стесняйтесь спросить. Если вы будете просто сидеть и думать, куда бы пойти, то никто к вам не придет и ничего не скажет. Просто встаньте и сходите сами.
Подать записку о здравии и об упокоении
ВКонтакте / YouTube / Телеграм