«Это только кажется, что времени много, что жизнь такая длинная. Мне вот сколько уже? В этом году 85 будет. Знаешь, как долго я живу? А кажется, что всего три дня прошло. Всего три дня... Вот и вся моя жизнь.
У меня было очень счастливое детство, очень счастливое... Да, и война была, и жили впроголодь, но мы, дети, этого как-то не почувствовали. Родители загородили нас от всех бед. Мамочка всю войну проработала в госпитале парикмахером. Мы каждый день ходили вместе с ней туда. Пока она стригла, я отправлялась по палатам с концертной программой. Раненные меня ждали, а я проходила, взбиралась на уже приготовленный стул и, оправив юбочку и бант на голове, начинала петь или декламировать.
Тогда мне все это казалось естественным, само собой разумеющимся. Я была сосредоточена на том, чтобы обойти весь госпиталь и не пропустить ненароком ни одной палаты. А то как же! Меня же ждут. Сейчас вспоминаю я те картины и ужасаюсь: какое горе мы пережили! Сколько страданий мне пришлось тогда увидеть, хоть и осознать всего я не могла. Да... Солдатики любили, когда я приходила. Ждали и встречали веселыми восклицаниями и шутками. Я была уверена, что им нравятся песенки, которые мы с мамочкой разучивали для них. Но сейчас я понимаю, что я была в их глазах таким приветом из нормальной жизни, в которой не было ужаса, боли, постоянных смертей. В которой не было войны. Была я и надеждой на то, что однажды все закончится и жизнь войдет в свое привычное русло.
Сколько мне было? Года четыре, потом пять, шесть... Я не чувствовала той тревоги, в которой жила мамочка. Не могла еще чувствовать. А тревожилась она прежде всего за своего мужа, нашего папу. Он воевал. Письма приходили от него редко, а потом вообще перестали. Папочка попал в плен, но бежал и в 1945 году вернулся к нам. У нас была такая дружная семья, мы никогда не ругались. Я не помню, чтобы кто-то кому-то говорил обидные или бранные слова. Всегда был между нами мир, мы в радости росли.
Папочка работал очень много, возвращался поздно, но обязательно рассказывал нам с сестричкой сказки перед сном. Он ложился на диван, а мы садились рядом и... даже не знаю, как это объяснить, мы просто переносились с ним к рыжим веселым белочкам и серым смелым зайчикам. Это были самые радостные моменты нашего дня. Случалось, папа засыпал, не дойдя до конца. Он говорил все тише и бессвязней, в его истории просачивались посторонние персонажи. Видимо, они приходили из его снов. Вскоре речь обрывалась, дыхание выравнивалось, и он начинал похрапывать. Тогда мы с сестрой бесшумно переглядывались, одновременно прикладывали указательный палец к губам, кивали друг другу и на цыпочках выходили из его комнаты…
Мы знали, что папочка нас любит, но насколько сильной была его любовь, я поняла значительно позже. Всю войну он носил с собой фотографию: на ней была вся наша семья. Папа держал снимок сначала в нагрудном кармане, а потом в сапоге: там оказалось надежнее всего. Он ведь попал в плен и смог бежать. Их несколько человек убежали. Они сутки прятались в болоте. Сидели по плечи в жиже, а когда немцы подошли, нырнули с головой и дышали через трубочки. Благодаря тому, что фотография была в сапоге, она не намокла. Вот какие хорошие сапоги тогда делали, не то что нынешние… И все это пройти, со всем справиться он смог, поскольку знал, что мы его ждем.
Он понимал, что просто обязан вернуться к своим девочкам. К нам, то есть. Все эти воспоминания складываются в один счастливый и, к сожалению, короткий день. А потом мы уехали в Казахстан. Почему, спрашиваешь? Я тебе это расскажу, но не сейчас, сейчас мне готовиться надо. Ученики скоро придут».
Сорок лет как один день
«Противоположности сходятся, так? Не знаю, всех ли это касается, но у нас с Иваном Яковлевичем именно так и было. Очень разные мы были: он серьезный, спокойный, основательный и строгий. А я веселая была – хохотушка, ко всему легко относилась. Но какая у нас была любовь! Просто удивительная! Я тебе рассказывала, как мы познакомились? Нет? На новогоднем балу. Я на первом курсе училась, а он на четвертом педагогического института им. Абая. Это в Алма-Аты, в Казахстане. Мы туда всей семьей переехали, когда мне было... Впрочем, расскажу тебе обо всем по порядку.
Война закончилась, слава Богу! Папочка вернулся. Весь израненный, но живой. Нас с сестричкой тогда отправили к дедушке с бабушкой на Украину. У них свой дом был, сад с огородом. А это значит, что еда у них была своя в достатке. А родители еле перебивались тогда. Время было голодное совсем... Я до сих пор помню, как по утрам дедушка выходил в сад и начинал свой неспешный и ласковый разговор с деревьями. Он находил доброе слово для каждой яблони, каждой груши. Хвалил их, благодарил, что-то рассказывал. И все это с неизменной лаской, с теплой улыбкой. Ты бы видела, как у него все росло! Урожаи были всегда. Ну, честное слово, будто растения его понимали и старались не подвести, оправдать его доверие.
Да... А потом Галочка, сестричка моя старшая, умерла... Мы обе заболели корью. Страшная болезнь, тогда от нее часто умирали. Пенициллин-то изобрели уже, но его вообще не достать было. Наконец каким-то чудом мама смогла раздобыть лекарство. Продала она свои единственные золотые серьги: от бабушки они ей достались, и очень она их берегла. Так вот, продала они их, только поздно уже было.
Галочка такая тихая всегда, спокойная, рассудительная. У нее будто и сил не было сопротивляться, покорилась она судьбе. Я – ее полная противоположность. Она ведь никогда со мной по палатам госпиталя не ходила – стеснялась. Это во время войны-то, я тебе рассказывала, помнишь? Ну вот. А мне внимание необходимо было, как воздух. Да и хулиганила я знатно. С болезнью я боролась до последнего. И победила. А потом мне успели дать лекарство. Как оказалось, вовремя. Я поправилась. Через год родилась моя младшая сестра – Танюша. Я старше ее ровно на 10 лет. Как и с Галочкой, мы с ней не разлей вода. Всю жизнь вместе и ни разу не ссорились. И сейчас друг за дружку держимся, скучать да падать духом друг дружке не даем. Мы и живем-то рядом, в соседних подъездах.
...Однажды маме пришло письмо из Казахстана. Туда переехали некоторые наши родственники и теперь рассказывали о своем житье-бытье. Мама читала письмо вслух, и нам казалось, что мы слушаем какую-то сказку. И тепло там почти круглый год, и солнца много. Фруктов растет везде столько, что люди не успевают их есть и они вот так лежат на земле, пока совсем не сгниют. А мы-то в Сибири жили, чтобы сад-огород давал урожай, сколько сил нужно было приложить. Случались нередко неурожайные годы. Поверить в то, что где-то все растет само, было сложно. Вот родители и решили съездить, посмотреть на чудесные эти земли. А когда вернулись, тут же и дом продали. Так мы перебрались в Казахстан. Девятнадцать лет мне было. Я школу окончила и там поступила в институт педагогический, на физмат. Веселое это было время, интересное. Да только быстро оно закончилось.
...Перед Новым годом в студенческом городке каждый год давали бал. Мою подругу – мы жили с ней в одной комнате в общежитии – пригласили на него, а попасть туда непросто было. Особенно первокурсницам. Но ее пригласили, а она взяла нас. О, это было настоящее событие! Как мы его ждали, как волновались! Мамочка сшила мне потрясающее платье. Она была мастерицей на все руки, моя мамочка. Платье она сделала по последней моде: приталенное, с пышной юбкой. Очень красиво.
Не знаю, где мама достала ткань, тогда это было трудно сделать. Вот представляешь, при движении по черному фону подола будто расцветали большие белые хризантемы. Я такой ткани больше никогда не видела. А у меня в тот момент сразу несколько ухажеров было. Провожали, водили в кафе, в парк и кино. Мне было с ними весело, и приятно было их внимание, но никого я не выделяла особенно.
В тот вечер все изменилось. На первый же танец меня пригласил молодой человек. Чинно представился: Иван, говорит, меня зовут. Он не был похож ни на кого из тех, с кем я раньше водила дружбу. Высокий, худощавый и подтянутый. Одет был очень аккуратно. А уж смотрел на меня как! Будто в душу заглядывал. И сейчас вот говорю, а мурашки по коже, будто и не прошло с тех пор больше 60 лет. Мы танцевали весь вечер, только вдвоем. И говорили обо всем на свете. Так интересно мне никогда еще не было, и я смеялась, смеялась... Ох... Вечером он проводил меня до общежития и назначил время следующей встречи. Я сразу согласилась. А он взял и напугал меня!
К назначенному времени я собралась, оделась, подкрасила глаза и губы. В общем, вся при параде, сижу. Жду. А его все нет и нет. И такое меня разочарование взяло, что аж горько во рту стало. Слезы на глаза навернулись. Смотрю на время: без двух минут шесть. А он сказал, что в шесть придет. Ну все, думаю, все... Потихоньку начала разуваться и слезы смахиваю украдкой. Но как в гостиной начали бить куранты, он постучал в дверь. Представляешь? Ровно в шесть и пришел. И всегда он приходил именно в то время, которое назначил. Ни минутой раньше или позже. Такой он был удивительно пунктуальный, точный. Не только со мной, а во всем он был такой. И вот пошли мы гулять, в парк он меня повел. Я все ждала, что он угостит меня мороженым в кафе, как обычно это делали молодые люди, или в кино сводит. Но нет.
Мы погуляли, поговорили, потом он подвел меня к автомату с газводой, бросил монетку, протянул мне стакан. Ну, я выпила, хотя пить-то мне и не хотелось особенно. Потом купил еще коржик. И всё. Никаких тебе кино, кафе, мороженого – ничего такого. Тут мне снова страшно стало. Думаю: почему это он со мной так? А может, он жадный? И обижалась на него, но не говорила ничего, конечно. А потом узнала я, что он сирота. И нет у него никого, кто помог бы ему. Он составы ночью разгружал, чтобы была у него одежда и еда. Вот тогда я иначе уже смотрела на эти коржики с газировкой. Ценила их очень, ведь он отдавал мне все, что у него есть. Чтобы меня порадовать, он сам отказывался от ужина. Какие уж после этого кафе и кино? Ничего не нужно, лишь бы рядом с ним быть.
Так я и вышла замуж. Сразу, как он позвал. И родители его одобрили, понравился он им, хоть и за душой у него ничегошеньки не было. Да разве ж это важно? Все, что нужно, у него было: ум, доброта и решительность. Я перевелась в другой институт, поближе к месту его работы, чтобы не расставаться. А его назначили в Экибастуз на угольный разрез как молодого специалиста. Он там всю жизнь проработал. Стал заместителем начальника. И, знаешь, все у нас со временем появилось. И квартира хорошая, и одежда какая хочешь, и еда – словом, все, чего душа пожелает. Но, самое главное, у нас была любовь! Такая любовь, какую редко даже в книгах встретишь. Жаль, что быстро время это пролетело. Сорок лет как один день...»
Слава Богу за всё
«Так уж мы, матери, устроены: беды и радости детей воспринимаем как свои собственные. Их поражения и неудачи – это наши собственные поражения и неудачи. Случится у ребенка что, а ты потом ночами не спишь и все думаешь, где же это я допустила ошибку? Что нужно было сделать иначе? А уж если серьезная беда приключится, то это шрам на всю жизнь, а может, и кровоточивая рана.
...Всего три месяца прошло со смерти моего мужа, Ивана Яковлевича, когда в моей квартире раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и услышала:
– Знаю, вам тяжело. У вас недавно умер муж. А сейчас ваш сын Сергей погиб.
Я закричала каким-то чужим голосом, будто и не я совсем. А потом... потом я ничего не помню... Ты знаешь, мне и сейчас трудно об этом говорить. Я тебе лучше пришлю статью, сама все прочтешь.
Нет, ты не подумай, у меня была очень и очень счастливая жизнь. Мне не на что жаловаться. Какие у меня были родители, какой муж! Да и дети – моя гордость, и внуки им под стать. Что и говорить, у меня уже восемь правнуков, представляешь?! Тут грех жаловаться.
А, вот слушай, что я тебе расскажу про нас и Иваном Яковлевичем. Тут и объяснять ничего не нужно, сразу все понятно будет. Я однажды чуть пожар не устроила в доме… Дело было так: я прибежала с работы, я в училище физику преподавала, ну ты знаешь. Дома никого не было. Муж на работе, дети на секциях. А мне нужно было быстро переодеться и бежать на родительское собрание к старшему в школу. Так вот, я шкаф открыла, платье достала и тут же поняла, что его гладить нужно. Быстро поставила доску, утюг включила, марлю намочила... Торопилась очень. Накинула отглаженное платье и на ходу уже застегивала пуговицы. А все остальное бросила как есть. И утюг тоже. Включенный. Забыла.
Возвращалась я радостная, воодушевленная: хорошо собрание прошло. Стаса хвалили. Зашла в подъезд и чувствую – гарью пахнет. Сначала не обратила внимания, но чем ближе к нашей квартире, тем запах сильнее и как будто дым. Тут я про утюг вспомнила, и меня как током ударило. Ноги сразу подкосились, и холодный пот выступил. Я подошла к двери и стою, пошевелиться не могу... Потом все же открыла дверь, а оттуда дым густой повалил. Войти внутрь невозможно. И тут слышу, Иван Яковлевич по лестнице поднимается. Увидел он меня, белую как мел, увидел черный провал нашей замечательной трехкомнатной квартиры и сразу все понял. И знаешь, что он сделал? Он перво-наперво меня обнял и говорит:
– Не волнуйся так, Нели, сейчас мы все решим.
И исчез внутри. Вернулся быстро, весь в копоти. Там еще огонь не загорелся, но тлело все. Утюг перегорел, проводка искрилась.
Пошли мы тогда жить к знакомым, муж договорился. А сам он целый месяц после работы ремонт в нашей квартире делал. Мы с детьми ему помогали. Много вещей, одежды много пришлось выкинуть. Весь тот шкаф, что я открытым оставила. Остальное перестирывала несколько раз, чтобы запах выветрился. Но муж мне ни разу ни одного замечания не сделал! Не упрекнул ни разу! Уж я сама себя как корила, как корила! А он даже не взглянул сердито. Такой у меня муж был!
Я могла положиться на Ивана Яковлевича во всем, он все мои проблемы и затруднения в раз решал. Мне и в голову не могло прийти, что я однажды останусь без него. Я этого и не представляла себе, как без него жить можно. А вот оно случилось. Вышел он на пенсию. Его торжественно проводили, он ведь большой начальник был. Полный кавалер ордена "Шахтерская слава".
И через некоторое время стал он жаловаться на здоровье. Он вообще редко на что-либо жаловался, а тут боли сильные, и не проходит никак. Поехали мы в больницу. Думала я, что ненадолго, а пролежали мы там с ним две недели. Врачи утешительного ничего не говорили, даже наоборот. Но я их будто не слышала. Я не верила, что муж не справится. Он ведь всегда справлялся... Иван Яковлевич умер в больнице после операции. Меня с ним не было, я в это время готовила дом к его выписке: жарила да парила, убирала, стирала. И была я весь день такая радостная, что все уже позади, что скоро он вернется домой… Вместо него приехали сыновья. И Стас, и Сережа были с ним в последнюю минуту. Они его проводили в последний путь.
Ну ты знаешь, что оба наших сына – военные летчики. Сначала старший небом заболел, а Сереженька за ним потянулся. И как его эта профессия изменила! Он всегда такой домашний, такой стеснительный был, а тут оказалось, что может быть мой сын совсем другим: и веселым – душой компании, и смелым, и увлеченным. Почти сразу после смерти отца его направили в Чечню. Но сначала они меня к себе перевезли, в свою военную часть. В Ленинградской области она находилась. Я в Экибастузе трехкомнатную квартиру продала побыстрее и здесь однушку купила, мне одной больше и не нужно было. Так вот, отправили Сереженьку в Чечню... А у него тогда второй ребенок, сынок родился. Через три месяца тот звонок… Ему было 33 года!»
Бабушка моего мужа, Нели Леонидовна, заканчивает свой рассказ, и мы некоторое время молчим. Я не могу сказать, что хорошо ее знаю, поскольку не так уж часто мы общаемся. Живем в разных городах, да и у каждого из нас очень уж много забот. Однако я обратила внимание на удивительное качество, которым она обладает: Нели Леонидовна никогда не говорит плохо о людях. Во всяком случае я ни разу не слышала ни жалоб на кого бы то ни было, ни осуждения. И когда я это поняла, мне пришла в голову идея расспросить ее подробнее о ее жизни. Нели Леонидовна охотно откликнулась. Мы общались по телефону. Иногда она записывала мне голосовые сообщения, которые я с большим интересом слушала. Не смогла она рассказать только о своем погибшем сыне. Несколько раз начинала и замолкала, а потом просила прощения и клала трубку.
Наконец она выслала мне письма и газетные статьи. Из них я поняла, что вертолет, который вел Сергей Иванович, подбили 6 июля 2003 года. Они принимали участие в проведении КТО на территории СКР РФ. Проще говоря, везли комиссию из Москвы по частям в Чечне. У экипажа была всего пара секунд, чтобы принять решение. Они спасли пассажиров, а сами погибли. Посмертно командир экипажа, штурман и бортовой техник были награждены орденами Мужества. Заканчивая свой рассказ, Нели Леонидовна говорит: «Но ты не думай, что я прошлым только живу. У меня и сейчас жизнь насыщенная, интересная. Мы с сестричкой постоянно на концертах бываем, участвуем в общественной жизни. Ко мне домой школьники заниматься физикой и математикой ходят, родственники меня навещают. На днях вот я участвовала в конкурсе чтецов и получила диплом первой степени! Слава Богу, слава Богу за всё!»
Подать записку о здравии и об упокоении
ВКонтакте / YouTube / Телеграм