Часть 1. Архитектура иллюзий
Мониторы мерцали холодным, стерильным светом, отражаясь в темных зрачках Алины. На центральном экране разворачивался созданный ею мир — сюрреалистический пейзаж, где гравитация подчинялась не законам физики, а прихоти эстетики. Острова из пористого пурпурного камня парили в неоновой дымке, соединенные мостами из чистого света. Это была ее работа, ее страсть и ее проклятие. Алина была не просто дизайнером, она была архитектором сновидений, демиургом для тех, кто хотел сбежать от серой реальности.
В этом цифровом великолепии каждая деталь была выверена до пикселя. Никаких лишних элементов, только функциональная красота. Алина ценила эффективность. Она умела управлять ресурсами, распределять память сервера и оптимизировать код. В работе она была богом. В жизни — спонсором.
На столе коротко вибрировал смартфон. Алина, не отрываясь от прорисовки текстуры воды, скосила глаза. Банковское уведомление. «Оплата отклонена. Недостаточно средств». Следом еще одно. И еще. Суммы росли.
Она медленно сняла руку с мыши. Пальцы, привыкшие к точным, микроскопическим движениям, замерли. Конон.
Ее муж был полной противоположностью ее проектам. Хаотичный, энергозатратный, требующий постоянного обновления и технического обслуживания, но не приносящий никакого результата. Он работал клерком в офисе, перекладывая бумажки с одного края стола на другой, и его карьера напоминала болото — стоячее, теплое и бесперспективное.
Раньше Алину это не волновало. Любовь — странный алгоритм, игнорирующий логические ошибки. Но когда ее доходы взлетели, превратившись в солидный капитал, Конон изменился. Он не стал амбициознее. Он стал голоднее.
— Пятьдесят тысяч... — прошептала Алина, глядя на попытку транзакции. — Боулинг-клуб «Strike». Чем они там шары натирают, сусальным золотом?
Книги автора на ЛитРес
Она вспомнила утренний разговор. Конон, лениво потягиваясь в постели, пока она уже допивала свой эспрессо, бросил: «Закинь мне сотню на карту, мы с парнями вечером посидим». Не попросил. Обозначил, как данность. Словно он — необходимая статья расходов в бюджете крупной корпорации.
В тот момент Алина ничего не ответила. Она просто открыла приложение банка и выставила лимит. Десять тысяч рублей. Ровно столько, сколько стоило его самоуважение по ее сегодняшнему курсу.
Телефон ожил, высветив фото мужа. Он улыбался с экрана той самой расслабленной улыбкой, которую она когда-то принимала за добродушие, а теперь видела в ней лишь инфантильность хорошо устроившегося паразита.
Алина нажала «Отклонить».
Она вернулась к монитору. Лиловый остров накренился. Ей нужно было переписать физический движок, чтобы конструкция не рухнула. В виртуальном мире ошибки правились кодом. В реальном — хирургическим вмешательством.
Смартфон затрясся снова, настойчиво, истерично.
— НЕТ, — сказала она в пустоту комнаты, даже не прикасаясь к аппарату.
Она представила Конона. Он стоит у стойки администратора, вокруг дорогие друзья — такие же любители красивой жизни за чужой счет. Кассир смотрит выжидательно. Карта снова и снова выдает отказ. Лицо Конона покрывается красными пятнами. Он лепечет что-то про сбой системы, про ошибку банка.
Ей вдруг стало смешно. Не весело, а именно смешно — холодной, злой иронией. Она содержала мужчину, который не мог оплатить даже собственные развлечения, но при этом вел себя так, будто владел миром. Десять сотрудников в ее подчинении боялись пропустить дедлайн, работали как проклятые, создавая шедевры. А Конон просто был.
Телефон затих, но тут же пришло сообщение: «Ты что творишь? Скинь денег, срочно! Мы уже заказали стол!».
Алина набрала короткий ответ: «Лимит исчерпан. Развлекайся на свои». И выключила телефон.
Часть 2. Сбой системы
Квартира, в которой они жили, была просторной, наполненной светом и воздухом. Это было наследство отца Алины, его крепость, которую он передал дочери. Конон любил называть это место «нашим домом», хотя ни одного гвоздя, ни одной подушки здесь не было куплено на его деньги.
Алина сидела в гостиной, когда услышала, как в замке поворачивается ключ. Движения были резкими, нервными. Дверь распахнулась, ударившись о стоппер.
Конон влетел в коридор, даже не сняв обувь. Его лицо было перекошено, галстук сбился набок, волосы встрепаны. Он выглядел как обиженный ребенок, у которого в песочнице отняли лопатку, только этот ребенок был тридцатилетним мужчиной с претензиями императора.
Он ворвался в гостиную, где Алина спокойно листала книгу по архитектуре готики.
— Срезала лимит? Позоришь меня перед друзьями! — кричал муж на жену.
Его голос срывался на фальцет. Он мерил комнату шагами, размахивая руками, словно ветряная мельница.
— Ты хоть понимаешь, как я выглядел? — продолжал он орать, нависая над ней. — Официант смотрит как на нищего! Парни ржут! Мне пришлось занимать у Сереги! У Сереги, который ездит на кредитном ведре! Ты меня уничтожила!
Алина закрыла книгу. Хлопок обложки прозвучал сухо и резко, как выстрел из пистолета с глушителем. Она медленно подняла голову. В ее взгляде не было страха, не было вины. Там был холодный интерес исследователя, наблюдающего за поведением примитивного организма под микроскопом.
— Ты уничтожил себя сам, Конон, — произнесла она ровным тоном. — Ровно в тот момент, когда решил, что моя карта — это твой кошелек. Десять тысяч. Этого вполне достаточно, чтобы попить пива. Или ты планировал угостить весь клуб?
— Я планировал отдохнуть! — взвизгнул он. — Я устаю на работе! Я мужчина, мне нужно расслабляться! А ты... ты сидишь тут, в своих игрушках, картинки рисуешь, деньги лопатой гребешь и жалеешь для мужа копейки!
— Копейки? — Алина встала. Она была ниже его ростом, но сейчас казалось, что она смотрит на него сверху вниз. — Твой счет за прошлый месяц превысил мою зарплату трехлетней давности. Ты не просто просишь, ты требуешь. Как содержание.
— Мы семья! — рявкнул Конон. — Твои деньги — это наши деньги!
— А твои деньги? — тихо спросила она. — Где они, Конон? Куда уходит твоя зарплата? На бензин для машины, которую купила я? На обеды в ресторанах, пока я работаю?
Конон задохнулся от возмущения. Он не привык к вопросам. Он привык к ответам в виде sms о зачислении средств.
В этот момент дверь снова открылась. В квартиру, как на свой личный парад, вошла Ирина Павловна, мать Конона. У нее были свои ключи — ошибка, которую Алина допустила три года назад и которую теперь горько оплачивала своими нервами.
— Что за шум? — громогласно осведомилась свекровь, бросая сумку на банкетку. — Я еще в лифте слышала крики. Коноша, сынок, на тебе лица нет!
Конон тут же сдулся, превратившись из агрессора в жертву. Он ткнул пальцем в Алину:
— Мама, она заблокировала мне карты! Я был в боулинге, и мне пришлось... мне нечем было платить!
Ирина Павловна развернулась к невестке всем корпусом, как линкор, наводящий орудия.
— Алина? Это правда? Ты оставила мужа без средств в общественном месте?
— Я ограничила расходы, — холодно поправила Алина. — Он потратил слишком много.
— Слишком много? — взвизгнула свекровь. — Ты считаешь деньги для родного человека? Я всегда знала, что ты жадная. Меркантильная! Мой сын пашет как вол, а ты хочешь его опозорить? Ты хоть понимаешь, что мужчина — это лицо семьи? Если он выглядит несостоятельным, это позор тебе, жена!
— Он выглядит несостоятельным, потому что он несостоятелен, — отрезала Алина.
— Да как у тебя язык поворачивается! — Ирина Павловна подошла ближе, ее лицо раскраснелось. — Ты должна ноги ему мыть за то, что он с тобой живет! Ты, вечно в своем компьютере, ни уюта, ни тепла! Только деньги, деньги, деньги! Ты превращаешь моего мальчика в попрошайку своим жлобством!
— Она меня унизила, мам, — поддакнул Конон, чувствуя мощную поддержку. — Специально. Чтобы показать свою власть.
Алина смотрела на этот дуэт. Мать и сын. Два сообщающихся сосуда, перекачивающих друг в друга глупость и наглость. Внутри нее что-то начало вибрировать. Это был не страх. Это была чистая, дистиллированная ярость, которая копилась годами, спрессовываясь в плотный ком.
Часть 3. Детонация
— Власть? — переспросила Алина. Ее голос стал ниже, в нем появились рычащие нотки. — Ты хочешь поговорить о власти, Конон?
Она шагнула к столу, схватила стопку счетов, которые еще не успела убрать, и швырнула их в воздух. Бумаги разлетелись белыми птицами, оседая на ковер, на диван, на начищенные туфли Конона.
— Двести тысяч на обслуживание твоей машины! — крикнула она, и этот крик заставил Конона отшатнуться. — Тридцать тысяч на твой барбершоп! Пятьдесят тысяч на твои «деловые» ужины, которые заканчиваются пьянкой!
— Не смей повышать голос на мужа! — попробовала перекричать ее Ирина Павловна.
— МОЛЧАТЬ! — рявкнула Алина так, что свекровь поперхнулась воздухом и осела на край кресла.
Алину трясло. Это была не истерика, это был вулкан, который наконец-то проснулся. Лицо ее побледнело, глаза горели темным, страшным огнем. Она больше не была удобным дизайнером. Она была фурией.
— Я терпела это годами! — Алина наступала на мужа, загоняя его в угол к торшеру. — Я думала: ну ладно, он не амбициозен, зато добрый. Зато свой. Но ты не добрый, Конон. Ты жадный. Ты ленивый. Ты пиявка, которая присосалась к моей шее и еще жалуется, что кровь недостаточно сладкая!
— Алина, успокойся... — пробормотал Конон, выставляя руки вперед. Он никогда не видел ее такой. Он ожидал слез, оправданий, тихого бурчания. Но не этого цунами.
— Успокоиться? — она расхохоталась, и этот смех был страшнее крика. — Я работала по двадцать часов в сутки, чтобы построить свою компанию! Я создавала миры, пока ты играл в танчики и пил пиво! И теперь ты смеешь говорить мне про позор? Позор — это ты!
Она развернулась к свекрови. Та сидела, раскрыв рот, похожая на выброшенную на берег рыбу.
— А вы! — Алина ткнула пальцем в грудь Ирины Павловны. — «Ваш мальчик»? Ваш мальчик — тридцатилетний неудачник, который не может купить себе трусы без моего одобрения! Вы вырастили альфонса, Ирина Павловна. Гордитесь?
— Ты... ты больная... — прошептала свекровь.
— Нет, я здорова! Впервые за пять лет я абсолютно здорова, потому что у меня открылись глаза! — Алина схватила вазу с консоли — дорогую, дизайнерскую вещь — и со всей силы шарахнула ее об пол.
Звон разбитого стекла заставил мужчин вздрогнуть. Осколки брызнули во все стороны.
— Вон! — заорала Алина. — УБИРАЙТЕСЬ!
— Алина, ты чего, это же наша квартира... — начал было Конон, но осекся под ее взглядом.
— Твоя здесь только зубная щетка и долги! — орала она, срывая голос. — Эта квартира моего отца! Документы на меня! Ты здесь никто! Ты гость, который засиделся и начал гадить на стол!
— Мы тебя засудим! — пискнула Ирина Павловна, пытаясь вернуть себе боевой дух. — У нас права! Совместно нажитое...
— Что нажитое? — Алина подскочила к ней. — Кредиты? Бери! Дарю! Все его долги — ваши! А теперь ПОШЛИ ВОН ОТСЮДА, ОБА!
Она схватила куртку Конона с вешалки и швырнула ему в лицо. Металлическая молния больно ударила его по щеке.
— Алина, давай поговорим... — заскулил он.
— Я сказала — ВОН! — она схватила его за плечи и с силой, которой сама от себя не ожидала, толкнула к двери. Конон споткнулся о собственные ноги и вывалился на лестничную площадку.
Ирина Павловна, подхватив сумку, выскочила следом, бормоча проклятия.
— Чтобы ноги вашей здесь не было! — Алина с грохотом захлопнула дверь. Щелкнул замок. Затем второй.
В наступившей тишине было слышно только ее тяжелое, прерывистое дыхание. Трясущимися руками она убрала волосы с лица. Она стояла посреди разгромленной прихожей, окруженная эхом собственного крика, и чувствовала не опустошение, а невероятную, пьянящую легкость. Опухоль была удалена.
Часть 4. Коробки с прошлым
Конон ночевал у матери. Весь вечер они пили чай с валерьянкой и обсуждали, какая Алина психопатка. Ирина Павловна уверяла сына, что жена просто переутомилась, что у нее «женские дни» или кризис среднего возраста.
— Она приползет, — убежденно говорила мать, намазывая масло на булку. — Кому она нужна с таким характером? Ты у меня видный мужчина, красавец. Она поймет, что потеряла, и будет умолять вернуться. Поиграет в независимость и успокоится. Завтра поедешь, она уже, небось, ужин готовит, плачет.
Конон верил. Ему хотелось верить. Мысль о том, что он потерял кормушку, была слишком пугающей, поэтому мозг блокировал ее, подменяя удобной иллюзией. Алина всегда прощала. Алина всегда платила. Это был закон природы, как восход солнца.
На следующий день, ближе к обеду, он поехал домой. Ключей у него не было — он оставил их в прихожей в панике, — поэтому он уверенно нажал на звонок. Сейчас дверь откроется, Алина будет стоять с красными от раскаяния глазами, он, так и быть, великодушно простит ее, может, даже попросит новый телефон в качестве компенсации за моральный ущерб.
Дверь открылась.
На пороге стояла не Алина.
Перед ним возвышалась Елена Викторовна, теща. Женщина стальной закалки, бывший главный бухгалтер завода, которая никогда не любила Конона, но терпела ради дочери. Сейчас в ее взгляде не было и тени терпения. Она смотрела на него как на грязь, которую забыли счистить с ботинок.
— Елена Викторовна? — растерялся Конон. — А где Алина? Я хотел...
— Алина работает, — сухо ответила теща. — Ей некогда тратить время на мусор.
Она протянула ему плотный коричневый конверт.
— Что это?
— Твоя путевка в новую жизнь, Конон. Заявление о разводе. Подпишешь, не глядя, в твоих же интересах. Адвокаты у Алины хорошие, зубастые. Будешь артачиться — останешься должен даже за воздух, которым дышал в этой квартире.
Конон тупо смотрел на конверт. Это была шутка? Розыгрыш?
— А... вещи? — выдавил он.
Елена Викторовна молча указала пальцем в сторону лифтового холла. Там, у мусоропровода, стояла гора картонных коробок. Неаккуратных, заклеенных скотчем кое-как.
— Всё там. Одежда, твои игровые приставки, коллекция комиксов. Если что-то разбилось при транспортировке — извини, грузчики торопились.
— Вы не имеете права! — взвизгнул Конон. — Я здесь прописан!
— Временная регистрация закончилась месяц назад, — холодно улыбнулась теща. — Ты даже за этим не следил, двоечник.
Она шагнула назад.
— Ключ от машины положи на пол.
— Машина моя! Я на ней езжу!
— Оформлена на Алину. Кредит платила Алина. Страховка на Алину. Ты вписан в полис, но доверенность она сегодня аннулировала. Угон — статья серьезная, зятек. Ключи.
Конон простоял минуту, сжимая кулаки. Он хотел ворваться внутрь, потребовать жену, устроить скандал, но ледяной взгляд Елены Викторовны парализовал его волю. Она не шутила.
Он дрожащей рукой достал брелок, бросил его на коврик.
— Передай ей... — начал он злобно. — Что она еще пожалеет! Я найду лучше! Я...
— Скатертью дорога, — Елена Викторовна захлопнула дверь перед его носом.
Конон остался один в подъезде, среди коробок. Его жизнь, упакованная в картон, выглядела жалкой.
Часть 5. Падение
Реальность настигла Конона не сразу, а била короткими, точными ударами.
Первым ударом стали друзья. Когда он, сидя на коробках у подъезда матери (куда пришлось перетаскивать барахло на такси), позвонил Сергею, чтобы пожаловаться на «стерву-жену» и попросить в долг, разговор вышел коротким.
— Слушай, старик, — голос Сергея был скучающим. — Ты мне прошлую десятку не вернул. И вообще, мы тут думали... без обид, но ты какой-то проблемный стал. Разберись там со своими бабами, потом звони.
Гудки.
Вторым ударом стала работа. Из-за стресса и беготни по судам (Алина действительно наняла акул, которые вытрясли из него согласие на все условия) он начал опаздывать и косячить. Начальник, который терпел его только потому, что Алина пару раз делала фирме бесплатный логотип и дизайн сайта «по-родственному», перестал быть лояльным. Конона уволили через две недели за профнепригодность.
Но самый страшный, нокаутирующий удар нанесла та, от кого он меньше всего ожидал предательства.
Прошел месяц. Конон жил у матери, в своей старой детской комнате. Денег не было. Он лежал на диване, играл в «танки» на остатках интернета и ел мамины котлеты, ожидая, что мир как-то сам собой исправится.
— Сынок, — Ирина Павловна зашла в комнату. Вид у нее был суровый.
— Да, мам? Есть что пожрать?
— Конон, нам надо поговорить. Пришла квитанция за квартиру. И продукты подорожали.
— Ну? — он не отрывал взгляда от экрана.
— Что «ну»? Ты когда работу найдешь? Моей пенсии на двоих не хватает. Ты здоровый лось, жрешь за троих, а денег в дом не несешь.
Конон сел на диване, ошарашенно глядя на мать.
— Мам, ты чего? У меня сложный период. Депрессия. Алина меня обобрала...
— Алина-то, может, и стерва, — перебила мать, поджав губы, — но она тебя кормила и одевала. А теперь ты на моей шее. Я думала, ты хоть что-то отсудишь, квартиру или машину. А ты гол как сокол.
— Я твой сын!
— Вот именно! Сын, а не дармоед! — Ирина Павловна сорвалась на крик. — Твои друзья звонили, долги требуют, говорят, ты их телефон мне дал! Позорище! Соседка спрашивает, почему Коноша дома сидит, я уже врать устала, что ты в отпуске!
Она бросила на стол газету с объявлениями.
— Или ты идешь работать — хоть дворником, хоть грузчиком, мне плевать! — или ищи себе другое жилье. Я на старости лет хочу покоя, а не кормить трутня!
Конон смотрел на мать и не узнавал ее. Куда делась та безграничная любовь, которой она его душила, когда он был при деньгах жены? Где слова о том, что он самый лучший?
Оказалось, что любовь матери тоже имела свой тариф. И у Конона больше не было средств, чтобы его оплачивать.
Он вышел на балкон, закурил последнюю сигарету. Внизу шумел город. Где-то там, в высотке с панорамными окнами, сидела Алина, создавая новые, прекрасные миры. Свободная, богатая, сильная.
А он стоял в растянутых трениках на обшарпанном балконе хрущевки, и впереди у него была пустота. Серая, безденежная и абсолютно заслуженная.
— Иди ты к лешему, жизнь... — прошептал Конон, стряхивая пепел на головы прохожих. Но жизнь его уже не слышала. Лимит был исчерпан окончательно.
Автор: Вика Трель © Самые читаемые рассказы на КАНАЛЕ