Аннотация: Статья посвящена привлечению дополнительных ресурсов и методов в исследования, посвященные духовному наследию архим. Иоанна. Новые возможности открываются, если аскетический и пастырский опыт архим. Иоанна поставить в связь с исихастской традицией. Исихастская контекстуализация опыта о. Иоанна осуществляется через анализ фактов его биографии - продолжительное время он духовно окормлялся у священников, связанных с такими исихастскими центрами, как Оптина пустынь и Глинская пустынь (игумен Иоанн (Соколов), прп. Серафим (Романцов)). Архим. Иоанн имел личное общение с исихастскими старцами: сщисп. Георгием Коссовым, прп. Симеоном Псково-Печерским, Валаамским старцем Лукой (Земсковым) и др. Написанная о. Иоанном кандидатская диссертация была посвящена исихасту прп. Серафиму Саровскому. В диссертации ему удалось раскрыть некоторые характерные черты такого исихастского феномена, как русское старчество (умение сочетать подвиг непрестанной молитвы и окормление паствы; старчество как сораспятие Христу, высшая форма жертвенной пастырской любви). В проповедях и письмах о. Иоанн нередко апеллирует к исихастам: прп. Антонию Великому, прп. Иоанну Лествичнику, прп. Исааку Сирину, свт. Григорию Паламе. Предлагаемая контекстуализация наследия архим. Иоанна позволяет изучать его личное умное делание: так, плоды молитвы у о. Иоанна могут быть интерпретированы в контексте учения прп. Варсонофия Оптинского о ступенях неразвлекательной, внутренней и духовной молитвы. Это учение и опыт о. Иоанна могут быть поставлены в соответствие ступеням умной, умно-сердечной, самодвижной молитвы и, возможно, более высоким исихастским ступеням.
Ключевые слова: теоретическая теология, аскетика, исихазм, старчество, пастырское богословие, русская патрология, архим. Иоанн (Крестьянкин), свт. Феофан Затворник, прп. Амвросий Оптинский, свт. Игнатий (Брянчанинов).
Для цитирования: Сержантов Павел Борисович, свящ. Есть ли основания считать исихастом архимандрита Иоанна (Крестьянкина)? // Сретенское слово. Москва : Изд-во Сретенской духовной академии, 2025. № 2 (14). С. 50–71. DOI: 10.54700/27826066_2025_2_2
Постановка проблемы, связанной с изучением трудов архимандрита Иоанна
Вопрос о принадлежности архим. Иоанна к исихастской традиции имеет существенное значение, если мы собираемся предпринимать научно-богословские исследования по трудам архим. Иоанна. Изучение духовного пути о. Иоанна (Крестьянкина) продолжается не первый десяток. По его аскетическому и пастырскому наследию защищены многие магистерские диссертации. Предметом изучения были жанровые особенности в проповедях архим. Иоанна, также решались отдельные биографические вопросы [Коротков 2023: 378–386], опыт о. Иоанна ставился в связь с педагогическими рассуждениями о среде воспитания детей. Важная для нашей статьи тема духовного преемства у о. Иоанна была проанализирована архимандритом Филаретом (Кольцовым), келейником старца.
В последние годы по наследию архим. Иоанна стали заявляться темы кандидатских диссертаций. Это выдвигает дополнительные требования к уровню исследований. Как реализовать по данной тематике исследование, которое будет вполне удовлетворять требованиям, предъявляемым к научно-богословским трудам? Полагаем, для этого необходимо контекстуализировать духовное наследие о. Иоанна, — сопоставить духовный опыт архим. Иоанна и опыт исихастских подвижников. В XX–XXI вв. исихастская традиция была основательно изучена патрологами, догматистами, византинистами, антропологами, специалистами по аскетике, философами. Если мы найдем веские основания рассматривать труды архим. Иоанна в общеисихастском контексте, это даст его аскетическому наследию дополнительные ресурсы для интерпретации, поможет выявить имплицитные аскетические смыслы в его пастырских наставлениях.
В своей статье 1974 г. протопр. Иоанн Мейендорф старался устранить методологическую и терминологическую путаницу в употреблении термина «исихазм». Исконный смысл термина «исихаст» синонимичен понятию «отшельник, анахорет». Это словоупотребление справедливо для реалий египетского исихазма IV в. Но через тысячу лет, в эпоху свят. Григория Паламы, его ученик — патриарх Филофей Коккин, советовал прп. Сергию Радонежскому, также исихасту, не отшельническое, а общежительное устройство монашеской жизни, при сохранении исихастского делания [Мейендорф 2013: 646, 651]. Поэтому архим. Иоанн, даже являясь монахом общежительного монастыря, в принципе мог быть исихастом[1]. Под исихазмом понимается «духовность, основанная на <…> “молитве Иисусовой”, воспринимаемой как путь к Богу, превосходящий “псалмопение”, практикуемое монахами в общежительных монастырях» [Мейендорф 2013: 646–647]. Кроме того, данный термин включает в себя психосоматические практики, совмещаемые с Иисусовой молитвой; паламитское богословие; политический исихазм [Мейендорф 2013: 647–649, 651]. А. И. Сидоров с 1996 г. вновь анализировал различные оттенки понимания сущности исихазма у ряда исследователей: о. И. Мейендорфа, Г. Острогорского, В. Лосского, И. Осэрра, А. де Алле <…> Проф. Сидоров констатировал, что под исихией следует понимать прежде всего внутреннее безмолвие (трезвение, непрестанную память Божию и Иисусову молитву) и потом уже внешнее безмолвие (отшельничество), связанное с внутренним безмолвием [Сидоров 1996: 95–96][2]. Внешнее безмолвие создает в жизни подвижника условия для возникновения и поддержания внутреннего безмолвия. Однако подобные благоприятные условия могут создавать и другие обстоятельства жизни подвижника[3].
Архимандрит Иоанн и его духовные наставники
Исихастская традиция пришла на Русь достаточно рано, её появление связывают с именем прп. Антония Киево-Печерского. Эта традиция находилась на подъеме в эпоху прп. Сергия Радонежского и его учеников. У прп. Нила Сорского русская исихастская письменность возвысилась до святоотеческой духовной высоты. Затем исихастская жизнь около двух столетий переживала некоторый упадок, возродилась она трудами прп. Паисия (Величковского). От старца Паисия духовное преемство получили многие исихасты, в частности старцы Оптиной и Глинской пустынь[4]. Причем, по замечанию В. Н. Лосского, в Оптиной «харизма старчества стала местной традицией, своего рода благодатной школой, воспитавшей четыре поколения старцев» [Лосский 1996: 161].
Остановимся на этой вехе русского исихазма подробнее, поскольку о. Иоанн (Крестьянкин) много лет был духовным чадом игумена Иоанна (Соколова, 1874–1958), который проходил послушнический искус в Оптиной пустыни. Архим. Иоанн свидетельствовал о том, что игум. Иоанн (Соколов) был старцем Оптинской традиции, он проявлял духовную прозорливость перед заключением своего духовного чада и при угрозе второго ареста. Подчеркнем, что о. Иоанн (Крестьянкин) к моменту встречи с игум. Иоанном имел отчетливое представление о подлинном старчестве. В отроческие годы ему довелось паломником несколько дней провести на приходе старца Георгия Коссова (1855–1928). Он был вдохновлен подвижническими молитвами этого исихастского священника [Смирнова 2006: 50–53][5].
После старца Иоанна (Соколова) духовником о. Иоанна (Крестьянкина) стал схиархим. Серафим (Романцов, 1885–1976), который был «великим Глинским старцем» [Маслов 1997: 677][6]. В 1966 г. старец Серафим совершил над о. Иоанном монашеский постриг, после пострига о. Иоанн переехал в Печерский монастырь. Старинная летопись Псково-Печерского монастыря упоминает местных монастырских старцев, некоторые из них названы по именам. Можно предположить, что отдельные исихасты-старцы жили в Печерской обители в XV в., когда исихастская духовность на Руси переживала подъем. Исихастом был Печерский подвижник XX в. старец Симеон (Желнин, 1869–1960, канонизирован в 2003 г.)[7]. Прп. Симеон учил монахов и мирян в общении с ближними стараться меньше говорить и творить Иисусову молитву. С прп. Симеоном о. Иоанн (Крестьянкин) лично общался и сослужил. В XX в. на жительство в Печоры переезжали монахи из исихастских обителей: из Оптиной пустыни и Глинской пустыни, с Афона. Особым событием стал переезд в Печерский монастырь нескольких валаамских старцев-исихастов, это произошло в 1957 г.[8]. Из поселившихся в Печорах валаамцев обратим внимание на схиигум. Луку (Земскова, 1880–1968), с которым о. Иоанн (Крестьянкин) имел личное общение и в письмах называл его настоящим монастырским старцем.
Подвизаясь в Псково-Печерском монастыре, о. Иоанн продолжал получать духовное руководство от Глинского исихаста Серафима (Романцова). Об умном делании о. Серафима можно узнать со слов о. Иоанна: «Мой духовник в молодости получил дар непрестанной молитвы Иисусовой и полноту радости в ней, а потом Господь отобрал этот дар, и всю жизнь отец Серафим искал потерянную драхму — трудился смиренно и терпеливо, — возвращен был этот дар ему Господом за несколько дней до смерти» [От сердца к сердцу 2015: 168]. Из этих слов следует, что о. Иоанн был посвящен в тайны исихастской жизни Глинского старца. Сохранилась переписка о. Иоанна с духовником, в которой они обсуждают вопросы, характерные для русского исихазма. В 1970 г. о. Иоанн каялся старцу Серафиму в том, что недостаточно времени уделяет пятисотнице, включавшей делание молитвы Иисусовой: «Я живу в обители, но, батюшка, вынужден каяться перед Господом и Вами — монашество мое замерло, ничего не вычитывается, пятисотница забыта <...> каждый день Господь посылает на моем пути столько унывающих, болящих и скорбящих, что пройти мимо них я не могу». В ответ о. Иоан ну старец Серафим (Романцов) подчеркивает, что Оптинские и Глинские старцы «народ принимали и правила монашеского не оставляли. У Вас может быть так <...> распределите время, чтобы Вам можно было молиться, и определите время на беседы <...> требуется отдых. Не доводите себя до изнеможения, чтобы Вам, приходя домой, падать и засыпать без Иисусовой молитвы... Во всем имей рассуждение» [Там же: 20].
О. Серафим (Романцов) обращался к о. Иоанну (Крестьянкину) как более опытный старец к менее опытному старцу, который на тот момент нуждался в совете. По своему характеру пастырское служение о. Иоанна в Печорах весьма близко к окормлению паломников Оптинскими старца-ми. Прп. Серафим (Романцов) напомнил о. Иоанну о примере исихастов не только в смысле указания на опыт авторитетных духовников. О. Серафим сам учился у Глинских старцев и продолжил их делание, о. Иоанн учился у жившего в Оптиной старца Иоанна (Соколова). Для Глинского старца о. Иоанн (Крестьянкин) представлял собой звено духовной цепи, связанное со звеньями традиции Оптинского и Глинского старчества. В совете о. Серафима о беседах и о молитве необходимо выявить еще один аспект. В конце 1940-х гг. о. Иоанн Крестьянкин в диссертации написал: «Прп. Серафим делил свое время между монастырем и своей новой лесной кельей», в монастыре он проявлял к страждущим людям «материнское милосердие», на келейном правиле творил Иисусову молитву [Крестьянкин 2008: 43, 44]. Через 20 лет старец Серафим (Романцов) напомнил о. Иоанну то, что тот когда-то писал о старце Серафиме Саровском, сочетавшем делание Иисусовой молитвы и окормление страждущих.
Отметим, что процитированная переписка двух старцев свидетель-ствует о важной проблеме: «Русское старчество — вероятно, самый значительный вклад России в исихастскую традицию <...> Феномен русского старчества пока очень мало еще продуман в своем духовном существе, и мы лишь предположительно выскажем, что исихазм сделал в нем важный шаг к решению одного из ключевых вопросов <...> могут ли совмещаться между собой работа всецелого духовного самопреобразования <...> и развитая интерсубъективная сфера» [Исихазм: аннотированная библиография 2004: 552]. Проф. Хоружий предлагает русское старчество рассматривать как способ трансляции исихазма не во всей полноте этой традиции, а в ее основных элементах. С этой точки зрения предлагается сопоставить фигуру русского старца с референтной фигурой православного священника и отмечается, что старцу присущ личный духовный авторитет, а священнику — авторитет, делегированный Церковью [Хоружий 2012. Т. 2: 67].
Нам в этой связи представляется более плодотворным предложить иной подход: сопоставление трех разных типов духовничества. У исихастского наставника, сщмч. Сергия Мечёва, мы находим следующую типологию духовничества: 1) православный священник, 2) духовный руководитель (духовный отец), 3) старец [«Друг друга тяготы носите...» 2017: 415]. Это сопоставление иллюстрирует, как паломнику, который испытывает духовные трудности, старец может помогать делать первые шаги на духовном пути — в покаянии, но высокая задача старца — помогать христианину через борьбу со страстями восходить к опыту безмолвия и умно-сердечной молитвы[9]. Эта поддержка от старца может оказываться не только послушникам, но и отдельным мирянам, к этому вопросу мы вернемся ниже.
Таким образом, сформулированная выше проблема совмещения молитвы и духовничества имеет специфическое исихастское аскетико-антропологическое звучание. Старчество прочно связано с опытом священного безмолвия[10] и опытом священной молитвы (умно-сердечной и самодвижной молитвы)[11]. Таким образом, указанная старцем Иоанном (Крестьянкиным) проблема может быть уточнена: как подвижнику сохранить умно-сердечную Иисусову молитву в общении с другими людьми? Предложим следующую гипотезу: у исихастов мы отмечаем ситуации, когда восхождение на ступень самодвижной молитвы позволяло подвижнику не прерывать умно-сердечную молитву даже во время насыщенного общения с мирскими людьми. Иными словами, именно самодвижная молитва Иисусова позволяет старцу не терять сердечного молитвенного устроения даже при интенсивном окормлении паломников.
Продолжение следует...
Статья из журнала Сретенское слово
[1] Ср.: «В московский период определилось, что на Руси исихазм развивается по преимуществу в рамках общежительного монашества, а отшельничество... играет меньшую роль, нежели в Византии (и тем более в Египте и Палестине)» [Исихазм: аннотированная библиография 2004: 551].
[2] Т. Шпидлик также проводил различение между внешним и внутренним безмолвием, см.: [Шпидлик 2011: 373–374].
[3] К этим обстоятельствам можно отнести пребывание архим. Иоанна в заключении с 1950 по 1955 г. Он был осужден за ревностное пастырское служение и проходил в лагере особую «школу молитвы», как впоследствии отмечала его келейница Т. С. Смирнова.
[4] О духовном родстве Оптиной пустыни и Глинской пустыни см.: [Маслов 1994: 251–306].
[5] О. Георгий был духовным чадом прп. Амвросия Оптинского. В 2000 г. о. Георгий был канонизирован Церковью в лике священноисповедников.
[6] О. Иоанн (Маслов) пишет: «Средоточием духовной жизни Глинской обители были старцы архимандрит Серафим (Амелин), схиигумен Андроник (Лукаш), иеросхимонах Серафим (Романцов)... Под их руководством возрос целый сонм духовных подвижников, многие из которых впоследствии пронесли старческие традиции Глинской пустыни по сей стране» [Маслов 1994: 478]. Схиархим. Серафим в 2010 г. был канонизирован Церковью в лике преподобных.
[7] Старец Симеон начинал свой путь с бытовавшей в крестьянской среде осо-бой формы подвига — келейничества, это близко к монашеству, но подвижник не уходил в монастырь, а жил на некоторой дистанции от своей семьи в поставленной келии-избе. К келейническому подвигу относится путь старца Илариона Троекуровского (1774–1853), который порекомендовал поселиться в Оптиной пустыни А. М. Гренкову, впоследствии сподобившемуся великого дара старчества. См. о келейничестве [Громыко 2000: 201].
[8] Валаамские подвижники публиковали учительные тексты о молитве Иисусовой: «Глубокой и отточенной проработанности исихастский “метод” достигает у подвижников Валаама» [Исихазм: аннотированная библиография 2004: 555].
[9] Осмысляя рассуждения И. М. Концевича о связи старчества с аскетикой, А. Л. Беглов приходит к аналогичным выводам: «Старчество — это один из путей духовного трезвения, вместе с молитвой ведущий человека к бесстрастию» [Беглов 2009: 319].
[10] Ср.: «Когда ты выходишь из уединения, храни собранное» [Лествица 27:50].
[11] См. [Tам же 28: 25].
