Афиша на двери
На двери нашего приюта висит лист с цветными кружочками. Под заголовком «Зубная фея» — аккуратные квадраты: вторник и четверг, 18:45. Дети каждый раз проверяют, будто это премьера кино. На самом деле кино начинается в коридоре, когда за углом появляется чемоданчик на колёсиках с наклейками в виде звёзд и маленькая женщина в белой куртке, которую зовут Марина Сергеевна. Днём она обычный врач в городской поликлинике, а вечерами — наша фея, которая не машет палочкой, а лёгким стуком деревянного шпателя по стеклянному стаканчику даёт сигнал: «Тук‑тук… Игровой кабинет открыт».
Я — Татьяна Ивановна, воспитатель, и у меня всегда дрожит сердце, когда дети встают в очередь. Потому что страх у каждого свой и живёт он в разных местах: у кого‑то в кулачках, у кого‑то в горле, у кого‑то прячется между лопаток и шепчет: «Не открывай рот». И каждый раз Марина как‑то угадывает, где он сидит.
Чемоданчик чудес
В чемоданчике — мир. Там лежат маленькие перчатки с рисунком комет, фонарь‑«солнечный зайчик», песочные часы, наклейки с привидениями (самые популярные), карточки «стоп/ещё», наушники для тех, кому шум — как гроза, и зелёный плед с утяжелителями. А ещё — набор переименованных инструментов:
— Это «ветерок», — показывает она турбинку. — Мы им разгоняем тучи.
— Это «пылесосик‑непоседа», — шланг слюноотсоса. — Он любит собирать росу.
— А это «лейка для зубного сада», — шприц с водой. — Поливаем аккуратно.
Дети смеются, но не сразу. Сначала они проверяют, правда ли это игра и можно ли в неё проиграть. А Марина объясняет правила: «Любой может поднять карточку “стоп”, и мы делаем вдох. Я считаю до трёх, а ты считаешь вместе со мной».
Расписание смелости
На стене висит «Карта смелости»: фанерная доска, куда мы прикрепляем звёздочки. Не за «вытерпел», а за «рассказал, что страшно», «попросил паузу», «держал друга за руку». Иногда звёзды получают не пациенты, а помощники — те, кто стоят рядом и держат за руку. На соседней полке — прозрачная банка «Вопросы». Там лежат бумажки со смешными и серьёзными строчками:
— А зубы знают, что я сегодня приду?
— Если я буду жевать левой стороной, правая не обидится?
— А можно, чтобы боль «переехала» в ватку?
Марина отвечает на каждую, как будто это самое важное в мире. Иногда устраивает маленький спектакль: ватка — домик для боли, где она тихо засыпает, а «ветерок» — поезд, что увозит её подальше.
Дима и карточка «стоп»
Диме одиннадцать. Он всегда заходит последним: высокий, со взглядом «я тут главный». Если кто‑то заплачет он сжимает кулаки так, что у него белеют костяшки. У Димы уже две пломбы и есть «договор с доктором»: работаем короткими подходами по десять секунд, под звук таймера. Карточку «стоп» он держит так, будто охраняет пропуск на свободу, и делает вид, что ему всё равно; но стоит Марине надеть смешную шапочку с блёстками — уголок его губ предательски подрагивает.
В тот день он к кабинету не пришёл: сидел в читальном зале, спиной к двери.
— Я не пойду, — сказал он тихо, не поворачиваясь. — Там пахнет больницей. А больницы забирают людей.
Марина села рядом на стул.
— Больницы чаще возвращают, — ответила она. — Давай сделаем так, чтобы пахло не больницей.
Через минуту на столе уже стояла кружка какао — наш секрет, — а в кабинете мы разложили по блюдцам мандариновую цедру. Запах сменился, но дрожь не ушла. Тогда Марина перевернула песочные часы и сказала негромко: «Сегодня без лечения: сыграем в дыхательную игру — на каждом выдохе придумываем смешное слово. Десять слов — и на ужин».
Придумали одиннадцать. На двенадцатом Дима вздохнул: «Ладно. Только с таймером». Он встал, сам включил на телефоне таймер и пошёл в кабинет. Потом аккуратно взял карточку «стоп» на столе.
— Я понял, — сказал он уже в коридоре. — Карточка «стоп» действительно работает.
Лада и молчание
Лада — маленькая, круглолицая. Месяц назад она лежала с бронхитом и после той больницы почти перестала говорить со взрослыми: отвечает кивком, показывает пальцами, иногда и вовсе пряталась под стол. В первый визит Лада просто сидела в кабинете и мяла пальцами утяжелённый плед — как котёнок, что мнёт подушку. Во второй — попросила фонарик и водила зайчиков по потолку. На третьем занятии Марина предложила игру на управление: «Сегодня командир ты, а я — зуб. Скажи, что мне делать». Лада долго молчала, потом вдруг твёрдо сказала: «Сидеть спокойно». Мы, взрослые, на минуту и правда стали «тихими зубами» — замерли и ждали её сигнала.
На четвёртый вечер Лада вошла сама, легла в кресло, сжала в кулаке наклейку‑привидение и без напоминаний открыла рот. Ни слова — только глаза у неё были серьёзные, как у капитана перед выходом в море.
Письма под подушкой
В эту игру верят даже те, кто давно вырос. После каждого приёма под детской подушкой появляется тонкий конверт с надписью: «От Зубной феи». Денег там нет — у фей их не бывает, да и мы давно знаем: внимание дороже. Внутри — наклейка, короткое письмо и иногда зубная щётка с именем. Письма всегда разные: «Ты честно сказал, что страшно — смелость выглядит именно так», «Привидение просится жить на твоём пенале — говорит, там не страшно», «Песочные часы шепнули: ты умеешь ждать — значит, умеешь побеждать».
Снежный четверг
Тем вечером снег шёл стеной, автобус застрял, и я почти написала в чат, что Марина не придёт. Но в 18:43 на крыльцо выкатился её чемоданчик. Она была мокрая, как выжатая варежка, и глаза у неё светились упрямством.
— У кого сегодня по расписанию храбрость? — спросила она, и дети завизжали так, что снег, кажется, испугался и стал реже идти.
В кабинете было тепло и пахло мандаринами. Мы лечили Артёма: он морщился и, как всегда, шептал по десятому кругу: «А это надолго?». Над креслом на шарнире едва подрагивала лампа, по столу тонкой струйкой стекала вода из нашей «лейки». И вдруг свет погас: метель за окном оборвала провода, и всё разом стало тихим.
— Значит, играем в космонавтов, — спокойно сказала Марина. — Свет — это звёзды, их можно вернуть.
Она щёлкнула карманным фонарём — нашим «солнечным зайчиком» — и без суеты продолжила работу.
— Корабль держится, капитан? — подмигнула она Артёму.
— Держится, — хрипло ответил он и перестал дрожать.
Завхоз оперативно завёл генератор и через несколько минут электричество вернулось. Дети зааплодировали — как в театре, где кулисы разъезжаются как раз в нужный момент и сцена оживает.
Когда игра становится правдой
Через пару недель к нам заглянула девочка из младшей группы — Ася. В ладони она сжимала конверт.
— Здесь написано: «Спасибо, что держала друга за руку», — смущённо прочитала она. — Но это Дима держал меня.
Марина улыбнулась:
— Ты показала ему, что ничего страшного не происходит и он теперь не боится.
Дима фыркнул, спрятав улыбку опустив голову:
— А можно, чтобы фея приходила не только по расписанию?
— Чтобы феи приходили чаще, — ответила Марина, — нужно, чтобы кто‑то умел быть феей вместо меня. Например, ты. И ты, Ася. И Татьяна Ивановна. Я — просто первая смена.
Через месяц у нас и правда появились «дежурные улыбки»: старшие стали сопровождать младших, включали «солнечного зайчика», таймер, подавали карточку «стоп». Выяснилось, что феи множатся там, где их не боятся.
Праздник без шариков
В конце зимы мы устроили «вечер Зубной феи». Без шариков и сладкой ваты — зато с маленьким концертом: Дима сыграл на губной гармошке, Ася прочитала «Про смелое привидение», а мы с ребятами показали сценку «Боль переезжает в ватку». Марина смущалась, как школьница, и всё повторяла: «Да что вы, я просто делаю свою работу». А мы знали: это больше, чем работа — это когда человек приходит туда, где страшно, и остаётся, пока страх не поймёт, что ему здесь не место.
В финале Дима подошёл к Марине с толстой тетрадью в наклейках.
— Чтобы вы нас не забыли, когда станете настоящей феей, — сказал он. — Здесь расписание на весь год.
На первой странице аккуратно было выведено: «Вторник и четверг, 18:45. Но можно чаще».
Наша фея
Теперь весна. На двери её кабинета в приюте висит обновлённая афиша; в кружочках — имена и время: «Лада и зайчики — 18:50», «Артём и космос — 19:10», «Дима и таймер — 19:30». По четвергам из кабинета раздаётся смех, и кто‑то шепчет: «Ещё… ещё». А потом, уже в спальне, под подушкой тихо шуршит конверт.
Мы всё ещё боимся — и воспитатели, и дети. Только теперь знаем: страх — это не экзамен на силу, а приглашение держаться вместе. Что чужую руку можно держать так, что спокойнее становишься сам. Что порой вместо палочки хватает «солнечного зайчика» и тёплого пледа. Что расписание — это обещание приходить вовремя.
Марина идёт по коридору с чемоданчиком; на её куртке — следы весеннего дождя, уже почти высохшие. Она поправляет афишу, подмигивает мне, и я ловлю себя на том, что снова верю в фей — не тех, что оставляют монетки, а тех, кто учит говорить «стоп», дышать вместе и превращать кресло в корабль.
Таких фей не показывают по телевизору. Они просто приходят вечером и, не обещая чудес, делают так, что ночью кто‑то спит без боли. А утром под подушкой — тонкий конверт: «Спасибо, что был рядом. Спасибо, что мы были вместе».