Глава 1. Алёнины берега
Последний вагон самого старого поезда, пахнущего дизелем и тоской, выплюнул Алёну на пыльный перрон станции «Приреченская». Она стояла, сжимая ручку чемодана с отклеившимся уголком, и смотрела на поселок, раскинувшийся по берегу широкой, ленивой реки. Воздух был густым, сладковатым от цветущих луговых трав и горьковатым от дыма из печных труб.
Сюда ее привела любовь. Яркая, как всполох северного сияния в скучной питерской жизни, и такая же недолговечная, как теперь казалось. Игорь. Он был родом из этих мест, из этой самой глубинки, где время текло медленнее, чем река, и где понятия «честь», «семья» и «что люди скажут» были незыблемы, как гранитные валуны на ее берегу.
Он встретил ее на перроне, улыбка его была все такой же обаятельной, но в глазах читалась усталость. «Привет, городская. Доехала?» Он обнял ее, но объятие было стремительным, деловым. За его спиной стояла женщина — Валентина Степановна, его мать. Высокая, сухая, с пронзительным взглядом серых, как речная галька, глаз. Ее лицо не выражало ни радости, ни неприязни. Оно выражало оценку.
«Ну, заходи, нечего на пороге стоять», — бросила она, разворачиваясь к дому.
Дом Игоря был просторным, бревенчатым, пахнущим свежим хлебом и старой древесиной. Но атмосфера в нем была тяжелой, давящей. Валентина Степановна хозяйничала здесь безраздельно, и ее слово было законом для тихого, покорного мужа Михаила и, как надеялась Алёна, для Игоря.
Игорь работал на местном лесопилке мастером. Работа была тяжелой, денег мало, но другой здесь не было. В Питере он был веселым парнем, работавшим на стройке и гревшимся в лучах ее любви и городской свободы. Здесь же он будто надевал старую, неудобную одежду — становился серьезным, озабоченным, и в его поведении сквозала привычка подчиняться матери.
Первая стычка со свекровью случилась за ужином.
«Ложку-то правильно держи, не по-городскому», — бросила Валентина Степановна, глядя, как Алёна ест щи.
Алёна покраснела, но промолчала.
«И платье на тебе коротковато. У нас народ простой, подумают бог знает что».
Игорь потупил взгляд, отодвигая тарелку. «Мама, хватит».
«Что хватит? Я для твоего же блага. Чтобы про тебя, дурака, плохо не думали, что какую-то ветреную из города привез».
Алёна вышла на крыльцо, глотая слезы. Перед ней расстилалась река, отражающая багровое закатное небо. Она чувствовала себя в ловушке. Ловушке любви, которая, казалось, начала трещать по швам, едва они переступили порог этого дома.
Глава 2. Стены и шепоты
Жизнь в доме Валентины Степановны была похожа на жизнь в аквариуме без воды. Каждый твой шаг был на виду, каждое слово подслушано. Алёна пыталась помочь по хозяйству — ее отстраняли. «Я сама, не надо. У меня все за годы слажено». Она пыталась готовить — блюда критиковали. «Наш Игорь к другому привык. Он мои пироги с детства ест».
Игорь сначала защищал ее, но с каждым днем его пыл угасал. Он уставал на работе, а дома его ждали упреки матери: «Вот, женился бы на Катьке, дочери Ивана-механика, у них дом — полная чаша, и девка работящая. А эту кормить да поить, как индюшку заморскую».
Катька. Екатерина. Она работала продавщицей в местном магазине и смотрела на Игоря с нескрываемой тоской. Они были одноклассниками, и все в поселке прочили их в женихи и невесты.
Алёна, пытаясь найти отдушину, устроилась в поселковую библиотеку. Хотя бы там она могла погружаться в мир книг, забывая о своей тоске. Там же она познакомилась с Николаем, местным фельдшером. Молчаливый, серьезный мужчина лет сорока, вдовец, он часто заходил за медицинской литературой. Он с первого взгляда понял, какая участь постигла городскую девушку, и в его глазах читалась не жалость, а понимание.
Как-то раз, когда Алёна несла домой тяжелую сумку с книгами, ее догнал Николай. «Давайте, я помогу». Они шли молча, но эта молчаливая поддержка была для Алёны дороже любых слов.
Глава 3. Первая трещина
Прошло полгода. Зима вступила в свои права, замела поселок глубокими снегами, отрезав его от большого мира. В доме стало еще теснее. Валентина Степановна уже открыто называла Алёну «нахлебницей» и «бесплодной», намекая на отсутствие детей.
Однажды вечером Игорь не пришел с работы вовремя. Алёна волновалась. Валентина Степановна, усмехнувшись, сказала: «Небось, с мужиками в гараж ушел, пропускает стопочку. Мужское дело».
Но сердце Алёны сжималось от предчувствия. Она надела пальто и пошла к лесопилке. Гараж, где рабочие часто собирались после смены, был закрыт. Постояв в нерешительности, она услышала сдержанный смех из-за угла соседнего дома. Она заглянула и застыла.
В свете уличного фонаря, падающего сквозь кружащиеся снежинки, стояли Игорь и Катя. Они не целовались. Они просто стояли очень близко, и Игорь поправлял на ее плече сползшую шаль. Этот жест был таким интимным, таким привычным, что от него перехватило дыхание. Катя что-то сказала, он рассмеялся — тем смехом, которого Алёна не слышала от него уже много месяцев.
Она вернулась домой, как во сне. Когда Игорь пришел, от него пахло не самогоном, а духами Кати. Дешевыми, сладкими.
«Где был?» — тихо спросила Алёна.
«На работе задержался», — бросил он, не глядя на нее.
И в этот момент в душе Алёны что-то надломилось. Трещина прошла не только по их любви, но и по ее доверию к нему.
Глава 4. Немая сцена
Они не спали всю ночь. Лежали спиной к спину, притворяясь спящими. Утром Валентина Степановна, видя их осунувшиеся лица, удовлетворенно хмыкнула. Она все знала. А может, и сама все подстроила.
Алёна перестала пытаться. Она замкнулась в себе, превратившись в тень, которая ходит на работу, помогает по дому и молчит. Ее единственной отдушиной стали редкие разговоры с Николаем в библиотеке. Он никогда не лез в душу, но как-то раз, подавая ей книгу о лекарственных травах, сказал: «Река наша, она хоть и кажется неподвижной, но течение у нее сильное. Иногда кажется, что ты стоишь на одном месте, а тебя уже давно несет. Главное — не разбиться о камни».
Она смотрела на него и понимала, что он говорит не о реке.
Глава 5. Искушение
Весна пришла неожиданно и бурно. Река взломала лед и понесла его с грохотом вниз по течению. В душе Алёны тоже что-то всколыхнулось. Отчаяние, одиночество и жажда хоть капли человеческого тепла.
Игорь почти не ночевал дома. Ссылался на ночные смены, на ремонт техники. Алёна знала, что он с Катей. Слухи в поселке ползли быстрее весеннего ручья.
Однажды, выйдя из библиотеки, она встретила Николая. Он был расстроен. «Ребенка в соседней деревне не могли спасть. Скорую ждали три часа...»
Они пошли к нему на квартиру — скромную, но чистую, пахнущую лекарствами и валерианой. Он налил ей чаю, и его рука дрожала. Он говорил о своем горе, о потере жены, о бессилии перед деревенской бедностью и пьянством.
Алёна слушала, и ей хотелось его обнять, прижать к себе, чтобы хоть как-то разделить его боль и свою. И он это увидел. Он подошел, взял ее за руку. Его пальцы были холодными.
«Уезжай отсюда, Алёна. Ты здесь сгинешь», — прошептал он.
И она, не выдержав, разрыдалась у него на груди. Это была не страсть. Это была взаимная жалость, отчаяние двух одиноких людей, застрявших в чужой драме.
Она провела с ним несколько часов. Всего несколько часов тишины, понимания и простого человеческого участия. Это была не измена в пылу страсти. Это была попытка выжить.
Глава 6. Гроза
Алёна не знала, что за ней следили. Заметила ли это соседка и донесла Валентине Степановне, или сама свекровь почуяла неладное, но через неделю грянул гром.
За ужином Валентина Степановна отложила ложку и, глядя прямо на Алёну, спросила ледяным тоном: «Ну что, шлюха, много еще мужиков по району обходить будешь? Или хватит одного фельдшера?»
Воздух в горнице застыл. Лицо Михаила побелело. Игорь поднял голову, не понимая.
«О чем ты, мама?»
«А спроси у своей супруги, с кем она в прошлый четверг до ночи в квартире у вдовца Николая сидела. Вся улица видела».
Игорь медленно повернулся к Алене. В его глазах было не столько потрясение, сколько... облегчение? Теперь он мог переложить на нее вину за свои грехи.
«Это правда?» — просипел он.
Алена, обливаясь холодным потом, кивнула. Солгать она не могла.
Разразился скандал. Игорь кричал, хлопнул дверью так, что задрожали стекла. Валентина Степановна изливала ушаты грязи. «Вот она, городская-то мораль! Я так и знала!»
Алёна не находила слов для оправданий. Она стояла посреди этой бури, понимая, что ее предательство, рожденное отчаянием, перечеркивает все. Но и его предательство было ничуть не лучше. Они были квиты. И от этой мысли было невыносимо больно.
Глава 7. В доме отчуждения
После скандала Игорь переехал спать в сарай. Они не разговаривали. В доме воцарилась ледяная тишина, прерываемая лишь едкими комментариями свекрови.
Алёна стала изгоем в поселке. На нее показывали пальцами, за спиной шептались. Даже в библиотеке на нее смотрели с осуждением. Только Николай, встретив ее однажды, кивнул с тем же понимающим взглядом, но подойти не посмел — он тоже был под прицелом сплетен.
Игорь же теперь открыто проводил время с Катей. Они вместе появлялись в магазине, ходили по улицам. Все ждали, когда же он, наконец, выгонит городскую жену и женится на «нормальной» девушке.
Глава 8. Нежданное знамение
Лето было в разгаре, когда Алёна поняла, что беременна. Сомнений не было. Цикл сбился, по утрам мутило. Расчеты показывали, что ребенок мог быть как от Игоря (их последняя нервная, быстрая близость была как раз до того рокового скандала), так и от Николая.
Ужас сковал ее. Этот ребенок был и спасением, и приговором. Спасением от окончательного изгнания, ведь выгнать беременную жену — даже для Валентины Степановны это был бы перебор. И приговором — жизнь в этом аду, прикованная к ненавидящему ее мужу и свекрови, с ребенком, отцовство которого будет под вопросом.
Она решила пока никому не говорить. Нужно было время подумать.
Глава 9. Исповедь на берегу
Вынести это бремя в одиночку было невозможно. В один из вечеров она пошла к реке — своему единственному молчаливому другу. И там, на берегу, она встретила Николая. Он сидел на камне и курил.
Увидев ее, он хотел уйти, но заметил ее заплаканное лицо.
«Что случилось?»
И она выложила ему все. Про ребенка, про свой страх, про невозможность жить дальше.
Николай выслушал молча. Потом сказал: «Я не богач, и жизнь у меня нелегкая. Но если ребенок мой... я готов взять ответственность. И на тебе жениться. Чтобы у ребенка был отец».
В его словах не было любви. Была суровая ответственность деревенского жителя, который знает цену слову и долгу. И для Алёны в тот момент это было дороже любой любовной клятвы.
Глава 10. Выбор
Алёна объявила о своей беременности за семейным ужином. Эффект был сравним с разорвавшейся бомбой.
Валентина Степановна онемела, потом ее лицо исказилось гримасой. «От кого, стерва, принесла? От своего фельдшера?»
Игорь смотрел на нее с широко раскрытыми глазами. В них боролись гнев, растерянность и какая-то искорка надежды. Он все еще мог любить ее, где-то глубоко внутри.
«Молчи, мама. Это мой ребенок», — неожиданно твердо сказал он.
«Дурак! Она тебя в дураках оставить хочет!»
Но Игорь, впервые за долгое время, проявил характер. «Я сказал, мой! И раз уж так вышло...» Он посмотрел на Алёну. «Остаешься. Рожать здесь».
Это был не предложение. Это был приговор. Он не прощал ее. Он просто защищал свою собственность, свой «честный» знак на ребенке и жене. Теперь она была прикована к нему навсегда.
Глава 11. Две правды
Беременность Алёны стала для поселка новым источником сплетен. Одни говорили, что ребенок от фельдшера, и Игорь — рогоносец. Другие — что он все же ее простил и теперь ждет наследника.
Валентина Степановна, скрепя сердце, была вынуждена сменить тактику. Она перестала открыто оскорблять Алёну, но теперь взяла ее в плотную опеку, которая была хуже тюрьмы. Контролировала каждый шаг, каждую ложку еды, постоянно твердя: «Чтобы мой внук здоровым был».
Игорь стал приходить домой вовремя. Он даже пытался быть ласковым, но его ласка была натянутой, искусственной. Он покупал ей витамины, обустроил маленькую комнатку для будущего ребенка, но в его глазах читалась вечная подозрительность. По ночам он ворочался, и Алёна знала — он думает о том, его ли это ребенок.
Она жила в аду двойственности. Снаружи — примиренная семья, ждущая ребенка. Внутри — тюрьма из недоверия, ненависти и страха.
Глава 12. Роды
Роды начались раньше срока, в ненастную осеннюю ночь. Поднялась паника. Машины не было, Игорь был в отъезде с лесозаготовками. Вызвать «скорую» из района было невозможно — телефон не работал из-за грозы.
В панике Михаил побежал за Николаем. Тот примчался через пятнадцать минут, мокрый, с сумкой-укладкой. Валентина Степановна пыталась не пускать его: «Я сама, я рожала, я знаю!» Но Николай отстранил ее с силой, которую от него никто не ожидал: «Отойдите, Валентина Степановна. Вы здесь не справитесь».
Он закрылся с Алёной в комнате. Часы тянулись мучительно. Игорь, вернувшийся под утро, застал мать, мечущуюся по горнице и шепчущую проклятия «этому лекарю». Когда из-за двери раздался первый крик младенца, все замерли.
Николай вышел, бледный, уставший. «Мальчик. Жив. Здоров».
«А... Алёна?» — сорвавшимся голосом спросил Игорь.
«Жива. Спит».
И тут Валентина Степановна, вглядевшись в лицо Николая, прошипела: «А чей он? Скажи сейчас, сволочь! Чей?»
Николай посмотрел на нее, потом на Игоря. В его глазах была усталость и какая-то странная отрешенность.
«Природа все расставляет по местам, Валентина Степановна. Рано или поздно», — сказал он и ушел под проливным дождем.
Глава 13. Лицо правды
Мальчика назвали Артемом. Прошло несколько месяцев. Зима снова сковала землю. Алёна погрузилась в заботы о ребенке. Эта маленькая, зависимая от нее жизнь стала ее спасением. Она почти смирилась со своей участью.
Игорь, глядя на сына, постепенно оттаивал. В его взгляде на Алёну появилась былая нежность. Он видел, как она трепетно заботится о малыше, и вера в то, что Артем — его сын, крепла. Он даже как-то раз извинился: «Прости за все... Мать... Я... Давай все забудем. Начнем с чистого листа».
И она почти поверила, что это возможно.
Пока однажды в поселок не приехал новый участковый врач для диспансеризации. Осматривая Артема, он заметил: «Ага, интересно. У вашего сына отрицательный резус-фактор. Редкий случай. А у кого из родителей?»
В комнате повисла тишина. Алёна почувствовала, как земля уходит из-под ног. У нее была первая группа, положительная. У Игоря, как она знала из его военного билета, — тоже.
«У меня вторая, положительная», — сказал Игорь, насторожившись.
Врач, не чувствуя подвоха, улыбнулся: «Ну, значит, генетика — штука сложная. У вас уникальный малыш».
Но Игорю уже не нужно было объяснений. Формулы наследования они проходили в школе. Ребенок с отрицательным резусом не мог родиться у двух резус-положительных родителей.
Правда, которую так долго искали, выплыла наружу с жестокой, научной точностью.
Глава 14. Исход
Игорь не кричал. Он не бил посуду. Он просто посмотрел на Алёну таким взглядом, в котором была пустота. Пустота страшнее любой ненависти.
«Собирай вещи», — тихо сказал он. — «И забирай его».
На этот раз Валентина Степановна молчала. Ее победа была пирровой. Ее сын был сломлен. Ее «внук» оказался чужим.
Алёна не стала упрашивать. Собирала детские вещи молча, автоматически. Сердце разрывалось на части, но вместе с болью пришло и странное облегчение. Ложь закончилась.
Она вышла из дома, который так и не стал ее домом. Стояла ранняя весна. Река снова ломала лед, неся его в неизвестность. У такси, которое она вызвала до райцентра, ее ждал Николай. Он узнал все от того же врача и пришел. Не с цветами и клятвами, а с готовностью разделить ее крест.
«Куда?» — спросил он, беря ее чемодан.
«Подальше. В город. Начинать все сначала».
Она села в машину, прижимая к груди спящего Артема. Они ехали мимо замерзших полей, мимо поселка, который стал для нее суровой школой жизни. Она смотрела в окно и понимала, что оставляет здесь часть своей души, свою первую любовь, свои иллюзии. Но она увозила с собой сына и хрупкую, но настоящую надежду. Надежду на то, что где-то там, за поворотом, ее ждет та самая, другая жизнь, где не будет места предательству и лжи, а только тихая, спокойная правда. И течение новой реки, которое понесет ее уже не к обрыву, а к новым, неизведанным берегам.