Я сидела в нотариальной конторе и смотрела на завещание. Бумага желтоватая, углы потертые. Дата - две недели назад. Подпись матери - неровная, дрожащая. Она умерла пять дней назад.
"Квартиру в центре завещаю дочери Ирине", - читала нотариус вслух. "Дачу в Подмосковье - внуку Максиму. Денежный вклад в банке делится поровну между дочерьми Ириной и Светланой".
Я слушала и чувствовала, как Светка рядом каменеет. Моя младшая сестра. На десять лет младше. Мамина любимица, как все всегда говорили.
"Это какая-то ошибка", - Светка встала, голос дрожит. "Мама не могла так написать. Квартира должна быть моей".
"Почему твоей?" - спросила я тихо.
"Потому что я за ней ухаживала последние два года! Я каждый день к ней ездила! Где ты была, когда ей плохо было?!"
Я промолчала. Нотариус кашлянула:
"Светлана Викторовна, завещание составлено по всем правилам. Ваша мать была в здравом уме, медицинское заключение есть".
"Да она ее заставила!" - Светка ткнула в меня пальцем. "Запугала небось! Мама старая была, больная, всего боялась!"
"Света, успокойся", - сказала я.
"Не успокоюсь! Ты всю жизнь от нее бегала! Уехала в другой город, звонила раз в месяц! А я здесь была! Я ее в больницы возила, лекарства покупала, еду готовила!"
"Света..."
"Молчи!" - она схватила сумку. "Я буду оспаривать завещание. Найду свидетелей, докажу, что ты на нее давила!"
Хлопнула дверь. Я осталась сидеть. Нотариус посмотрела на меня с сочувствием:
"Ирина Викторовна, это, к сожалению, частая ситуация. Родственники всегда конфликтуют из-за наследства".
"Я знаю", - сказала я.
Вышла на улицу. Достала сигарету - бросала год назад, но сейчас руки тряслись. Позвонил сын Максим:
"Мам, ну как? Что там?"
"Квартира моя. Дача твоя. Деньги делим со Светкой пополам".
"Круто! Значит, дача моя! Мам, слушай, я тут прикинул - можно ее продать, миллионов пять получится. Я долги закрою, машину куплю..."
"Максим, бабушка только умерла. Можно не о деньгах пока?"
"Мам, ну а о чем? Она же все равно мертвая. Толку плакать?"
Я отключила телефон. Села на лавочку у конторы. И вспомнила.
Маме было семьдесят восемь. Два года назад инсульт случился. Правая сторона отказала, говорить толком не могла. Я тогда жила в Питере, работала в крупной компании, карьера шла в гору. Приехала в Москву, в больницу. Мама лежала, смотрела на меня, пыталась что-то сказать. А я сидела полчаса и думала - когда же можно уехать, у меня завтра презентация важная.
Светка прибежала вечером, заплаканная:
"Ира, что делать? Врачи говорят, ей теперь постоянный уход нужен!"
"Наймем сиделку", - сказала я.
"На какие деньги? У мамы пенсия двадцать тысяч!"
"Я скину денег".
"А сама приедешь?"
"Света, я не могу. У меня работа, договора, проекты..."
Светка посмотрела на меня с таким... с таким презрением. И сказала:
"Понятно. Значит, как всегда, на мне все будет".
Я скидывала деньги каждый месяц. Тридцать тысяч на сиделку. Иногда больше - на лекарства, на врачей. Приезжала раз в три месяца на выходные. Сидела у маминой кровати, рассказывала про работу. Мама кивала, пыталась улыбаться. Правда, не знаю, понимала ли она меня.
А Светка... Светка была рядом. Каждый день. Я знала - она устала. Знала, что ей тяжело. Но что я могла сделать? Бросить все, переехать в Москву? Потерять работу, которую строила двадцать лет?
Полгода назад позвонила Светка:
"Ира, мама совсем плохая. Врачи говорят, недолго осталось. Может, приедешь?"
Я приехала через неделю. Мама лежала, дышала тяжело. Глаза открыты, но будто пустые. Светка сидела рядом, держала ее за руку.
"Она меня узнает?" - спросила я.
"Не знаю. Иногда смотрит так, будто узнает. А иногда - нет".
Я села с другой стороны кровати. Взяла мамину руку - холодная, костлявая.
"Мама, это я. Ира".
Никакой реакции.
Мы сидели втроем - я, Светка, мама. Молчали. Потом Светка сказала:
"Знаешь, когда тебя нет, она иногда плачет. Тихо так. Слезы текут, а она молчит".
"О чем плачет?"
"Не знаю. Может, о том, что старшая дочь далеко. Что не видит тебя".
"Света, я не могу бросить все и..."
"Я знаю. Работа, карьера. Все понимаю".
Но голос был холодный.
Через три дня мама заснула. И не проснулась. Светка позвонила мне ночью:
"Ира, приезжай. Мама умерла".
Я приехала утром. Мама лежала на кровати, лицо спокойное. Светка сидела на полу у стены, обхватив колени руками. Глаза сухие, красные.
"Она ночью позвала меня", - сказала Светка тихо. "Я спала на диване в соседней комнате. Услышала - мама зовет. Прибежала, а она лежит, смотрит на меня. И говорит - первый раз за два года нормально говорит - 'Спасибо, доченька'. И все. Закрыла глаза".
Я стояла и не знала, что сказать.
"А тебя она не звала", - добавила Светка.
Похороны прошли тихо. Народу мало - мама давно ни с кем не общалась. Несколько соседок, пара дальних родственников. Максим приехал в джинсах и кроссовках, на телефоне все время что-то листал. Светка стояла с мужем Олегом - он держал ее под руку, она еле на ногах держалась.
После поминок Светка сказала:
"Нотариус сказала, завещание есть. Мама месяц назад составила".
"Месяц назад? Она же говорить не могла".
"Могла. Последние недели ей чуть лучше стало. Она попросила нотариуса вызвать, я вызвала".
"И что в завещании?"
"Не знаю. Мама не говорила. Сказала только - все по справедливости будет".
А теперь вот. Квартира моя. Дача Максиму. Деньги пополам.
Вечером приехала домой в Питер. Муж спросил:
"Ну что, богатая наследница?"
"Трешка в центре Москвы. Думаю, миллионов двадцать стоит".
"Неплохо! Продадим?"
"Наверное".
"А сестра что?"
"Сестра в ярости. Говорит, будет оспаривать".
"Пусть попробует. У тебя же завещание есть".
Я легла спать, но не спалось. Думала про маму. Про то, как она меня растила. Одна - папа ушел, когда мне пять было. Как на трех работах вкалывала, чтобы в институт меня отправить. Как гордилась, когда я карьеру сделала, в Питер переехала.
А потом родилась Светка. Мне было десять. Помню, как мама радовалась - еще одна дочка! Я Светку любила, с ней возилась. Но когда мне было двадцать, я уехала. Учеба, работа, своя жизнь. А Светка осталась с мамой. Вышла замуж, но недалеко жила. Всегда рядом была.
Утром позвонила Светка. Голос твердый:
"Ира, я нашла адвоката. Он говорит, есть шансы завещание оспорить. Ты на маму давила, она была в болезни, не понимала, что делает".
"Света, это неправда".
"Правда! Ты ей звонила, требовала квартиру на тебя переписать!"
"Я никогда такого не говорила!"
"Врешь! Мама мне рассказывала!"
"Когда рассказывала? Она два года говорить не могла!"
"До инсульта! Она говорила - Ирка все время про квартиру спрашивает, мол, мам, а кому ты ее оставишь!"
Я вспомнила. Да, был такой разговор. Лет пять назад. Мы с мамой сидели на кухне, пили чай. И она сама завела тему:
"Ирочка, а я тут подумала - надо завещание написать. А то вдруг что..."
"Мам, ну что ты! Рано еще!"
"Да нет, не рано. Мне уже за семьдесят. Так вот, думаю - квартиру тебе оставлю. Ты старшая, тебе семью растить. А Светке дачу".
"Мам, как решишь, так и будет. Мне все равно".
"Все равно?" - мама посмотрела на меня внимательно. "А мне не все равно. Я хочу справедливо".
"Справедливо - это как?"
"Не знаю еще. Подумаю".
Вот и весь разговор. Никакого давления. Никаких требований.
"Света, - сказала я, - мама сама решила. Я не давила на нее".
"Конечно, не давила! Просто денег подкидывала! Тридцать тысяч в месяц - это же целое состояние для нее! Она тебе обязана была!"
"Обязана? Света, это моя мать! Я помогала, потому что она мне нужна была!"
"Врешь! Тебе нужна была квартира! Ты все просчитала!"
"Света..."
"Не звони мне больше!"
Трубка отключилась.
Прошла неделя. Я приехала в Москву - нужно было документы оформлять, квартиру принимать. Зашла к маме домой. Открыла дверь своим ключом - мама мне еще давно дала, на всякий случай.
Квартира пустая. Мебель старая, мамина. Пахнет лекарствами и чем-то еще - тем запахом, который бывает в домах, где долго болеют. Я прошлась по комнатам. Вот мамина спальня - кровать, на которой она два года лежала. Тумбочка с фотографиями - я на выпускном, Светка на свадьбе, мама с папой когда-то давно.
В ящике тумбочки нашла блокнот. Открыла - мамин почерк, неровный, дрожащий. Последние записи.
"15 марта. Ирочка звонила. Рассказывала про работу. Голос усталый. Я слышу - ей тяжело. Но она молодец, держится".
"20 марта. Светочка приходила. Плакала. Говорит, устала. Я понимаю - ей очень тяжело со мной. Но что я могу сделать? Я же не могу умереть по заказу".
"3 апреля. Думала сегодня о девочках. Ирочка далеко, но она помогает как может. Деньги присылает, звонит. А Светочка рядом, но я вижу - она меня ненавидит уже. Устала от меня. Смотрит иногда так... будто думает - когда же ты наконец умрешь".
Я зажала рот рукой.
"10 апреля. Решила - напишу завещание. Квартиру Ире. Она далеко, но она не бросила меня. Делала что могла. А Светочка... Светочка получит деньги. Дача Максимке - он внук, единственный. Пусть будет хоть что-то от бабушки".
"12 апреля. Вызвала нотариуса. Светочка была недовольна - зачем, мол, торопишься. А я знаю зачем. Хочу сама решить, пока могу. Не хочу, чтобы они потом дрались".
Я закрыла блокнот. Села на край кровати. И заплакала. Первый раз с маминой смерти.
Позвонила Светке:
"Света, нам надо поговорить".
"Не о чем нам говорить".
"Света, пожалуйста. Приезжай к маме домой. Я здесь".
Она приехала через час. Зашла, посмотрела на меня холодно:
"Ну? Что хотела?"
Я протянула ей блокнот:
"Прочитай".
Она читала. Лицо менялось - сначала недоверие, потом злость, потом... растерянность.
"Она считала, что я ее ненавижу", - прошептала Света.
"Ты устала. Это видно было".
"Я не ненавидела ее! Просто... просто я два года жизнь положила! Каждый день к ней ездила! Олег на меня обижался - говорил, что я забыла про него! Что я все время у мамы, а про мужа не думаю!"
"Я знаю, Свет".
"А ты! Ты в Питере сидела, раз в три месяца на выходные приезжала! Денег присылала - и думала, что все! Что этого достаточно!"
"Мне казалось, это лучшее, что я могу сделать".
"Лучшее - это быть рядом!"
"Я не могла бросить все, Света. У меня работа, дом, муж..."
"И у меня был муж! Но я его бросила по сути! Потому что мама важнее!"
Мы стояли друг напротив друга. И я вдруг поняла - Света права. Я пряталась за работой, за расстоянием. Говорила себе - я помогаю деньгами, этого достаточно. А на самом деле просто боялась. Боялась видеть маму больной, беспомощной. Боялась своей беспомощности перед ее болезнью.
"Прости меня", - сказала я тихо.
Светка молчала. Потом:
"За что прощать? Ты ничего плохого не сделала. Просто... просто жила свою жизнь".
"Света, давай так. Квартиру продадим, деньги пополам. Дачу тоже".
"Что?"
"Ты права. Ты была рядом с мамой. Ты заслужила больше, чем я".
Света покачала головой:
"Нет, Ира. Мама хотела, чтобы квартира была твоей. Значит, так и будет".
"Но..."
"Нет. Я подумала - мама мудрая была. Она видела... она видела, что если я получу квартиру, я буду считать, что заслужила. Что купила ее своим уходом. А так... так это ее подарок тебе. Просто потому, что она тебя любила".
"Она и тебя любила, Свет".
"Знаю. Поэтому мне деньги оставила. Не много, но это помощь. Мама всегда думала обо всех".
Мы обнялись. Стояли и плакали, обе. Потом сели на кухне, пили чай из маминых чашек.
"Что будешь делать с квартирой?" - спросила Света.
"Не знаю. Может, сдам. А может, оставлю - вдруг захочу в Москву вернуться когда-нибудь".
"А Максим с дачей что?"
"Максим хочет продать".
Света скривилась:
"Конечно хочет. Он вообще к бабушке года три не приезжал".
"Знаю. Но это мамино решение. Максим - внук. Единственный".
"Жаль, что такой внук".
Мы еще посидели. Потом Света сказала:
"Ира, давай не будем ссориться из-за наследства. Мама бы не хотела".
"Не будем", - согласилась я.
Прошло полгода. Квартиру я сдала - снимают студенты, платят хорошо. Деньги делю со Светкой пополам, хоть она и против была. Максим дачу продал, долги закрыл, машину купил. К нам больше не приезжает - обиделся, что я его отчитала за то, как он с бабушкой обращался.
А со Светкой мы теперь каждую неделю созваниваемся. Не о делах, не о деньгах. Просто так. Про жизнь, про работу, про всякое. Мама хотела, чтобы мы не дрались. Мы не дрались.
Наследство - это не только квартиры и деньги. Это еще и память, и отношения, и то, какими нас видели родители. Мама дала мне не просто квартиру. Она дала мне урок - что важно не то, где ты, а то, как ты любишь. И я этот урок запомнила.