Синий сумеречный свет заливал кухню, когда я услышала знакомый звук – ключ, царапающий замочную скважину. Вздрогнув, я отложила недовязанный шарф и замерла, прислушиваясь. Снова этот звук – когда Виктор пьяный, он никак не может попасть ключом в замок. С тихим вздохом я направилась в прихожую.
– Маринка, открой! – его голос, хриплый и требовательный, разносился по всему подъезду.
Открыв дверь, я отступила назад. В нос ударил тяжелый запах перегара и дешевого табака. Виктор, пошатываясь, переступил порог. Его глаза, мутные и покрасневшие, пытались сфокусироваться на моем лице.
– Почему не открываешь? Я звонил, стучал.
– Ты не звонил, Витя. Ты пытался ключом дверь открыть, – я старалась говорить спокойно, хотя внутри все сжималось от тоскливого предчувствия очередного скандала.
– Не умничай! – он скинул ботинки, даже не пытаясь поставить их аккуратно, и прошел на кухню, оставляя за собой грязные следы.
За окном падал первый снег – робкий, тающий на лету. Раньше мы любили такие вечера. Заваривали чай, доставали варенье из кладовки, разговаривали часами. Теперь эти разговоры стали редкостью, почти невозможной роскошью.
– Где Настенька? – Виктор тяжело опустился на стул. – Где моя доченька?
– Спит уже, – я включила чайник. – Ей завтра в школу.
– Хочу ее увидеть! – он попытался встать, но пошатнулся и схватился за край стола.
– Витя, не надо, – я положила руку ему на плечо. – Пусть спит. Ты разбудишь ее, напугаешь.
– Чем это я ее напугаю? – он сбросил мою руку. – Я ее отец! Имею право видеть свою дочь, когда захочу.
– Не в таком состоянии.
– В каком таком? – его голос повысился. – Ты на что намекаешь?
– Ты пьян, Витя. Как и вчера, и позавчера, – я поставила перед ним кружку с крепким чаем. – Выпей, тебе станет легче.
Виктор оттолкнул кружку, чай расплескался по столу и потек на пол.
– Не указывай мне! Я мужик в доме или кто?
Я молча взяла тряпку и стала вытирать лужу на полу. Внутри поднималась глухая тоска. Раньше он никогда не был таким. Когда мы познакомились, Виктор пил, как все – по праздникам, иногда с друзьями. Но в последние два года это стало проблемой.
– Ты меня совсем не уважаешь, – продолжал он, пока я оттирала пол. – Ни капли не осталось уважения к мужу. Считаешь меня пьянчугой, да?
– Я люблю тебя, Витя, – тихо сказала я, поднимаясь с колен. – Но мне больно видеть, во что превращается наша жизнь.
– А что с ней не так, с нашей жизнью? – он развел руками. – Я работаю, деньги приношу.
– Когда работаешь. А сколько раз тебя уже увольняли за пьянство?
Я понимала, что не нужно начинать этот разговор сейчас. Не в том он состоянии, чтобы слышать. Но слова сами вырвались, копившиеся внутри месяцами.
– Опять ты за свое, – Виктор встал, пошатываясь. – Пилишь и пилишь. Надоело! В своем доме отдохнуть не могу.
– Папа?
В дверях кухни стояла Настя, наша двенадцатилетняя дочь. Сонная, в пижаме с зайчиками, которую мы купили ей на день рождения. Я похолодела – только бы Виктор сейчас не начал скандалить при ребенке.
– Настенька, доченька! – лицо мужа преобразилось, из мутного и злого став почти прежним, родным. – Иди сюда, к папке!
Настя неуверенно подошла. Она уже не бросалась к отцу с разбегу, как раньше. Теперь всегда сначала оценивала его состояние, и это разбивало мне сердце.
– Почему не спишь? – Виктор обнял дочь. – Поздно уже.
– Вы громко говорили, я проснулась, – Настя покосилась на меня.
– Это мама громко говорила, – Виктор погладил дочь по голове. – Все пилит и пилит папу. А папа устал, на работе вкалывал.
– Настя, иди спать, – я подошла и взяла дочь за руку. – Тебе завтра рано вставать.
– Ты опять папу ругаешь? – тихо спросила дочь.
Виктор торжествующе ухмыльнулся.
– Видишь? Даже ребенок все понимает.
– Настя, папа устал, ему нужно отдохнуть, – я старалась говорить спокойно. – А тебе завтра контрольная по математике, забыла?
– Не забыла, – Настя опустила голову. – Пап, я пойду спать, ладно?
– Иди, солнышко, – Виктор поцеловал дочь в макушку. – Папа тебя любит больше всех на свете.
Когда Настя ушла, я повернулась к мужу.
– Зачем ты это делаешь? Зачем настраиваешь ее против меня?
– А ты зачем из меня монстра делаешь? – огрызнулся он. – Я ее отец. Имею право видеться.
– Витя, послушай, – я присела рядом и взяла его за руку. – Я не против, чтобы ты общался с дочерью. Я против того, чтобы ты приходил домой пьяным. Это плохо влияет на Настю. Она растет, все понимает.
– Что она понимает? – он вырвал руку. – Что ее мать пилит отца днем и ночью?
– Она понимает, что ее отец пьет, – я сказала это тихо, но твердо. – И ей от этого больно.
Виктор помолчал, уставившись в стену. Потом вдруг спросил совсем другим, почти трезвым голосом:
– А тебе? Тебе больно?
– Да, Витя, – я почувствовала, как к горлу подкатывает комок. – Мне больно видеть, как ты разрушаешь себя. И нашу семью.
– Я пью потому, что у меня проблемы, – он потер лицо руками. – Ты даже не спрашиваешь, что у меня на работе происходит.
– Я спрашиваю каждый день. Но ты не рассказываешь. Приходишь либо уже пьяный, либо сразу уходишь пить.
– Потому что дома тошно, – он стукнул кулаком по столу. – Смотришь на меня, как на последнего человека.
– Неправда, Витя, – я придвинулась ближе. – Я просто хочу, чтобы ты был здоровым и счастливым. Помнишь, какими мы были раньше?
Что-то мелькнуло в его глазах – тоска, боль, воспоминание о прежних временах.
– Марин, я не могу, – вдруг тихо сказал он. – Не получается у меня. Как выпью – так легче становится. А потом хуже, и снова пью, чтобы легче стало.
– Это замкнутый круг, – я осторожно взяла его за руку. – Но из него можно выйти. Есть специальные программы, врачи...
– Я не алкаш, чтобы по врачам ходить! – снова вспылил он. – Сам справлюсь.
– Но ты не справляешься, Витя, – я сжала его руку. – Уже второй год так. Становится только хуже.
Он выдернул руку и встал.
– Надоело! Все время пилишь и пилишь. Пойду лучше к Серому, он не читает нотаций.
– Витя, уже поздно, – я тоже поднялась. – Куда ты сейчас?
– Куда хочу, туда и пойду! – он направился в прихожую, пошатываясь и задевая мебель.
– Витя, останься, пожалуйста, – я пошла за ним. – Давай поговорим спокойно. Я не буду тебя упрекать, обещаю.
– Поздно уже разговаривать, – он неловко натянул ботинки. – Ты меня не уважаешь, я для тебя никто.
– Это неправда, – я чувствовала, как слезы подступают к глазам. – Я люблю тебя. Просто ненавижу эту болезнь, которая тебя разрушает.
– Какую еще болезнь? – он резко повернулся. – Опять начинаешь? Я здоров как бык!
– Алкоголизм – это болезнь, Витя, – я сказала это тихо, но твердо. – И от нее можно вылечиться, если признать проблему.
– Да пошла ты, – он распахнул дверь. – Достала со своими нотациями.
Дверь захлопнулась. Я осталась стоять в пустой прихожей, прислушиваясь к удаляющимся шагам на лестнице. Стало так тихо, что я слышала, как тикают часы в гостиной и шумит холодильник на кухне.
– Мама?
Я вздрогнула. Настя снова стояла в дверях, маленькая и испуганная.
– Папа ушел?
– Да, милая, – я через силу улыбнулась. – Он... у него дела.
– Ночью? – Настя смотрела на меня серьезными не по годам глазами.
– Иди спать, родная, – я подошла и обняла дочь. – Все будет хорошо.
– Ты всегда так говоришь, – Настя уткнулась лицом мне в плечо. – Но ничего не меняется.
Я не знала, что ответить. Правда была в том, что я сама уже с трудом верила в свои слова.
Настя уснула быстро, а я долго сидела на кухне, глядя в окно на падающий снег. Мысли кружились, как эти снежинки, возвращаясь к одному и тому же вопросу: как спасти нашу семью?
Мы с Виктором познакомились пятнадцать лет назад. Я работала продавцом в книжном магазине, а он приходил покупать технические журналы. Виктор был высоким, широкоплечим, с открытой улыбкой и ясными глазами. Он работал инженером на заводе и мечтал о собственном деле. Мы полюбили друг друга быстро и сильно. Поженились через полгода, еще через год родилась Настя.
Первые годы были счастливыми, несмотря на бытовые трудности. Виктор много работал, я занималась дочерью. Потом завод начали сокращать, и Виктор потерял работу. Долго не мог найти ничего подходящего, потом устроился в автосервис. Деньги там были неплохие, но и атмосфера другая – постоянные корпоративы, выпивка после смены.
Сначала я не замечала проблемы. Ну, выпил муж с коллегами в пятницу – что такого? Но постепенно пятницы превратились в будни, а одна-две рюмки – в бутылку водки. Виктор стал раздражительным, грубым. Начались прогулы на работе, его уволили. Нашел другое место, потом еще одно, и еще... Сейчас он работает грузчиком в супермаркете, когда не пьет. А пьет он все чаще.
Я пыталась поговорить с ним, предлагала обратиться к врачу. Но Виктор не признает проблему. Каждый раз обещает бросить, держится несколько дней, а потом срывается снова.
Мобильный телефон зазвонил около двух часов ночи, вырывая меня из тяжелого полусна. Звонил Сергей, друг Виктора. Тот самый Серый, к которому он часто уходил пить.
– Марина, прости за поздний звонок, – голос Сергея звучал встревоженно. – Витька у меня. Плохо ему.
– Что случилось? – я резко села на кровати.
– Перебрал сильно. Блевал, сейчас в отключке. Я бы вызвал скорую, но сам знаешь, проблем не оберешься.
– Сейчас приеду, – я уже натягивала джинсы. – Адрес скажи.
Оставить Настю одну я не могла. Пришлось звонить соседке, Анне Петровне. Она часто выручала меня в таких ситуациях. Старая учительница, она относилась к Насте с теплотой и никогда не отказывала в помощи.
– Опять? – только и спросила Анна Петровна, когда я объяснила ситуацию.
– Простите за беспокойство, – мне было стыдно будить пожилую женщину среди ночи.
– Иди, спасай своего, – вздохнула она. – Я посижу с Настей.
Квартира Сергея находилась в соседнем районе. Я взяла такси – не время экономить, когда дело касается жизни мужа. Всю дорогу меня трясло от страха и злости. Что, если однажды он так напьется, что не проснется? Что я скажу Насте?
Сергей открыл дверь сразу, словно ждал за ней. На нем была несвежая футболка и домашние штаны.
– Проходи, – он кивнул в сторону комнаты. – Там он, на диване.
Виктор лежал бледный, с синюшными губами. Рядом стояло ведро, от которого исходил кислый запах. Я опустилась на колени рядом с диваном и тронула его за плечо.
– Витя, это я, Марина.
Он не реагировал. Я проверила пульс – слабый, но ровный.
– Давно он так? – я повернулась к Сергею.
– Часа полтора. Сначала буянил, потом отрубился. Я думал, просто спит, а потом смотрю – бледный весь, едва дышит.
– Нужно скорую вызывать, – решительно сказала я.
– Ты уверена? – Сергей нервно потер шею. – Он меня убьет потом.
– Если не вызовем, он может просто не проснуться, – я уже доставала телефон. – И тогда тебя не убьет, но ты всю жизнь будешь жить с этим.
Сергей помолчал, потом кивнул:
– Звони.
Скорая приехала быстро. Молодой врач осмотрел Виктора, послушал сердце, измерил давление.
– Алкогольное отравление, – сказал он, выпрямляясь. – Тяжелая степень. Нужно в больницу.
– Он очнется? – я с трудом выдавила из себя этот вопрос.
– Должен, – врач посмотрел на меня с сочувствием. – Но ему нужно серьезное лечение. Не только от отравления.
– Я понимаю.
В машине скорой помощи Виктор начал приходить в себя. Открыл глаза, не понимая, где находится.
– Марин? – прохрипел он. – Что происходит?
– Ты отравился алкоголем, – я сжала его холодную руку. – Тебя везут в больницу.
– Не хочу в больницу, – он попытался сесть, но фельдшер мягко удержал его.
– Лежите, пожалуйста. Вам нужна медицинская помощь.
Виктор снова закрыл глаза, обессилев от этой короткой беседы.
В приемном покое нас разделили. Виктора увезли на каталке, а меня оставили заполнять бумаги. Я механически отвечала на вопросы медсестры, а в голове крутилась одна мысль: так больше продолжаться не может. Что-то должно измениться, иначе я потеряю мужа. А Настя – отца.
Через час ко мне вышел врач – другой, пожилой, с усталыми глазами.
– Вы жена? – спросил он.
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Мы промыли желудок, поставили капельницу. Состояние стабилизировалось, но не скрою – было критическим. Еще немного, и могла бы начаться остановка дыхания.
– Он... выздоровеет?
– Физически – да. Но у вашего мужа серьезные проблемы с алкоголем. Судя по состоянию печени и поджелудочной, пьет он давно и много. Нужно лечение.
– Он не согласится, – я покачала головой. – Не признает проблему.
– После такого отравления многие начинают по-другому смотреть на вещи, – врач слегка пожал плечами. – Поговорите с ним, когда придет в себя. У нас есть хорошие специалисты, есть программы реабилитации.
Я кивнула, хотя в глубине души сомневалась, что Виктор согласится на лечение. Слишком часто он обещал бросить и снова срывался.
Мне разрешили остаться с ним в палате. Я сидела рядом с кроватью, глядя на его осунувшееся лицо. Когда-то это был красивый, сильный мужчина, полный энергии и планов на будущее. Сейчас передо мной лежал изможденный человек с желтоватой кожей и запавшими щеками. Алкоголь беспощадно разрушал его, день за днем.
Под утро Виктор открыл глаза. Некоторое время смотрел в потолок, потом повернул голову и увидел меня.
– Привет, – хрипло произнес он.
– Привет, – я подалась вперед. – Как себя чувствуешь?
– Паршиво, – он попытался сесть, но поморщился от боли. – Что случилось?
– Ты чуть не умер, Витя, – я не стала смягчать правду. – Алкогольное отравление. Врач сказал, еще немного – и была бы остановка дыхания.
Он помолчал, глядя в окно, где начинался серый рассвет.
– Я ничего не помню, – наконец сказал он. – Помню, как ушел из дома, как пришел к Серому... А дальше – пустота.
– Ты много выпил. Сергей испугался и позвонил мне. Потом мы вызвали скорую.
– Настя знает?
– Нет. Она у Анны Петровны, я ей ничего не сказала.
Виктор снова помолчал. Потом вдруг произнес тихо, почти шепотом:
– Я не могу так больше, Марин. Мне страшно.
Я взяла его за руку, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
– Врач говорит, тебе нужно лечение, Витя. Не просто от отравления – от алкоголизма.
Я ждала привычного взрыва, отрицания, гнева. Но Виктор только кивнул, продолжая смотреть в окно.
– Я знаю.
Эти два слова повисли в воздухе, такие простые и такие сложные одновременно. Первый шаг – признание проблемы. Шаг, которого я ждала так долго.
– Я помогу тебе, – я сжала его руку. – Мы справимся вместе.
– А если не справимся? – он наконец посмотрел мне в глаза. – Если я снова сорвусь?
– Тогда начнем заново, – я старалась говорить уверенно, хотя внутри все дрожало. – Главное, что ты хочешь бороться. Что ты понимаешь проблему.
Виктор закрыл глаза, по его щеке скатилась слеза.
– Я так подвел вас с Настей. Все эти годы... Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня.
– Я не держу обиды, Витя, – я наклонилась и поцеловала его в лоб. – Я просто хочу, чтобы ты вернулся к нам. Настоящий ты – заботливый, любящий, сильный. Тот Виктор, которого я полюбила пятнадцать лет назад.
– Я постараюсь, – прошептал он. – Ради вас с Настей. Ради нас.
Я знала, что впереди долгий и трудный путь. Что будут срывы, разочарования, моменты отчаяния. Что одного желания мало – нужна серьезная работа над собой, возможно, лечение в реабилитационном центре, психотерапия. Но сейчас, в эту минуту, появился тонкий луч надежды. И я решила верить, что он приведет нас к свету.
Когда Виктора выписали, мы долго говорили с Настей. Объяснили ей, что папа болен, но теперь будет лечиться. Что ему нужна наша поддержка и понимание. Настя слушала серьезно, кивала, а потом просто обняла отца и сказала:
– Выздоравливай, папочка. Я люблю тебя.
И я увидела в глазах Виктора то, чего не видела уже очень давно – решимость. Решимость бороться за свою семью, за свою жизнь. Решимость не сдаваться.
Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, справится ли Виктор со своей болезнью. Но я знаю точно: пока мы вместе, пока мы готовы бороться – у нас есть шанс. И я не упущу этот шанс, не сдамся и не позволю сдаться ему. Потому что семья – это не просто штамп в паспорте. Это обещание быть рядом в горе и в радости, в болезни и здравии. И я намерена сдержать это обещание, что бы ни случилось.