Елена, уставшая после смен на заводе и с натруженными ладонями, в тот вечер отпустила своего сына Сашу поиграть возле дома в Хилокском районе Новосибирска — среди плотно стоящих панелек и двора, где постоянно валяются осколки от чьих‑то ремонтов. Саше было семь: он только начал первый класс, таскал с собой тетрадки, исписанные каракулями и героями комиксов, и охотно угощал соседских ребят конфетами. Но вместо привычных игр на качелях его поджидали двое — мальчишки шести‑семи лет из таджикских семей, чьи отцы работали на стройках, а матери продавали овощи у трамвайных путей. Они вытащили из груды металлолома у приёмки ржавую отвертку и загнали Сашу за угол старого грузовика, прижимая к борту: один тыкал остриём в бок и шипел угрозы на смешанном языке. Саша вырвался, споткнулся о трещину в асфальте и побежал домой, оставив за собой гулкие шаги; всю ночь он вздрагивал от каждого шороха, сжимая в руке своего плюшевого медвежонка.
Кадры с камер: угроза заснята в двухминутном фрагменте
Записи с камер спорткомплекса и дома напротив были размыты, но достаточно ясны, чтобы понять суть: Саша в куртке с капюшоном идёт на площадку с пакетиком леденцов — затем рывок, два силуэта в выцветших штанах, один из них размахивает металлическим предметом, блеснувшим на солнце. Эти двое уже попадали в поле зрения: неделю назад они отобрали велосипед у девочки из пятого подъезда, угрожая обломком арматуры, а раньше просто толкали младших, забирая игрушки под видом обмена. Отвертка, с потёртой рукояткой и ржавчиной, лежала в той груде у пункта, где один из отцов сортировал хлам после смены, и дети свободно шныряли там, как по своему участку. В полиции, под гул ламп, Елена пересматривала записи, чувствуя ком в горле: она собрала все следы — оторванную пуговицу с куртки, рисунок сына, где теперь монстрики держат отвертки — и подала заявление, тщательно формулируя каждую строчку, чтобы ничего не потерялось в бумагах.
Суд и наказание: штраф, но не депортация
Процесс растянулся на месяцы: адвокаты листали стопки протоколов, а уставшая судья выслушивала показания родителей нападавших — отца‑строителя с мозолистыми руками и мать‑швею, привыкшую к игле. В итоге семьи получили штрафы — около тридцати тысяч с каждой — и оплату сеансов психолога для Саши, где он заново учился доверять и смеяться. Меры высылки не последовало: у семей были в порядке визы и регистрация, дети остались в тех же классах, где русский язык смешивался с акцентами. Елена позже говорила, что именно денежная санкция по-настоящему задела обидчиков — отец одного из мальчиков даже пришёл извиниться с опущенной головой и пакетом фруктов из своей лотки, бормоча о детской шалости. Саша вернулся на площадку, но стал смотреть вокруг настороже; игры у него стали короче, с частыми остановками, когда он косился в сторону пункта приёма металла.
Нож в кармане: похожий инцидент в МЖК
В микрорайоне Железнодорожников, где поезда скрипят почти у домов, а дороги усыпаны стружкой от ремонтных работ, Наталья столкнулась с похожим случаем: её десятилетний сын, рыжеватый и с веснушками, шел из школы, когда одиннадцатилетний знакомый из таджикской семьи, с кем они делили мяч, внезапно вытащил из кармана дешёвый нож с пластиковой рукояткой, купленный, похоже, у ларька у вокзала. «Отдай деньги, или будет хуже», — прошипел он, прижимая лезвие к рукаву; в его взгляде мелькала чужая жесткость, похожая на сцены, которые он мог видеть у старших братьев на стройке. Наталья выбежала из подъезда и схватила мальчика за воротник прямо при его матери, суетившейся у прилавка с лепёшками; та сначала дала сотню, потом тысячу, умоляя не позорить семью. Наталья отобрала нож и запечатлела его в телефоне — зазубрины ещё казались свежими — узнала школу и побежала в отделение. Там дежурный сначала кивал, а затем сотрудник по делам подростков с телефона сказал: «А чего вы ждали?» Бумаги затерялись среди дел, но позже мальчик вроде бы изменился: стал делиться бутербродами с её сыном после разговора в школе. Наталья всё равно гадала, откуда у ребёнка такая агрессия — подражание взрослым с жёсткими правилами или следствие разговоров взрослых о «своём».