Найти в Дзене

Эссе 309. У Карла Брюллова политикой и не пахло

(Тропинин. Портрет К. Брюллова.)
(Тропинин. Портрет К. Брюллова.)

Осенью 1833 года наконец закончена многотрудная работа Брюллова, длившаяся годы — начинается время триумфа «Последнего дня Помпеи». Заказчик картины — Анатолий Демидов — платит художнику сорок тысяч франков. И в качестве владельца тут же устраивает ей гастрольный тур: полотно выставляется в Риме, Милане, Париже.

Собственно, восторженные разговоры о работе русского художника начались задолго до того, как двери его мастерской на улице Святого Клавдия в Риме распахнулись для публики. А когда картину стали демонстрировать уже в Милане, имя Карла Брюллова не просто получило известность во всей Италии, он стал, можно сказать, национальным героем. В честь художника, как-никак иностранца, устраивались факельные шествия — самого автора «Последнего дня Помпеи» при этом несли на руках. Сегодня трудно даже представить, какой фурор тогда произвела картина. И это в Италии, где, казалось бы, трудно кого-то удивить живописью. Но факт остаётся фактом, творение художника, пусть по нынешним меркам, эдакий блокбастер, понятно, что во времена, когда не было кино, произвело неизгладимое впечатление на зрителей.

Александр Иванович Тургенев, брат осуждённого по делу о 14 декабря Николая Тургенева, специально заехавший в Рим посмотреть на картину Брюллова, писал домой, в Россию, о невероятном успехе картины:

«…слава России и Италии (ибо русский писал её в Риме), привлекает ежедневно толпы знатоков и иностранцев...»

Флорентийская Академия художеств немедленно присваивает художнику звание профессора первой степени и предлагает ему написать автопортрет для галереи Уффици — честь, которой удостаивались только величайшие живописцы всех времён.

Брюллов горячо принялся за дело, но, по своему обыкновению, быстро остыл и бросил автопортрет недописанным. После завершения «Последнего дня Помпеи» он одновременно начинает несколько полотен и ни одно из них не заканчивает. Смог взять себя в руки, лишь делая акварельное повторение «Помпеи». Происходит то, что случается совсем не редко. Шедевр начинает жить своей победной жизнью. А её создатель впадает в творческий кризис — дали о себе знать дикая физическая усталость и душевная опустошённость, состояние, сравнимое с «послеродовой депрессией».

После Милана картина проследовала на парижский салон в Лувре. Французское восприятие оказалось не чета итальянскому. Что, впрочем, понятно: трагическое событие в истории Италии к Франции не имело отношения, автор не француз (для них на луврской выставке знаковое полотно своего Делакруа размещено*). А потому парижские критики-искусствоведы глядели на вывешенные картины исключительно профессионально: на одном холсте изображён современный революционный порыв народа своей страны, на другом — трагический момент давно ушедших дней в одном из уголков страны чужой. Явления, понятное дело, несопоставимые.

* Для сравнения: размером холст «Свобода, ведущая народ» всё же поменьше — 260 × 325 см. После многочисленных подготовительных эскизов автору потребовалось всего три месяца для написания картины. Она была приобретена государством за 3000 франков. И разместили её в тронном зале Люксембургского дворца в качестве напоминания «королю-гражданину» Луи-Филиппу I о революции, благодаря которой тот пришёл к власти. Так что политическая составляющая была одной из основных как для Делакруа, так и для публики, ещё не остывшей от революционных событий, олицетворением которых стал национальный девиз "Свобода, Равенство. Братство". У Карла Брюллова политикой и не пахло.

Работа Делакруа объявлялась ими республиканским и антимонархическим символом (в прессе критика звучала разве что со стороны роялистов и монархистов). «Свобода, ведущая народ» признавалась одной из ключевых вех между эпохами Просвещения и Романтизма. Говорилось, что в центральном женском образе Делакруа удалось совместить величие античной богини и отвагу простой женщины из народа. Всё актуально и доступно: босая, с фригийским колпаком на голове, с флагом республиканской Франции в правой руке и с ружьём — в левой, «Свобода», символизирующая самоотверженность французов, готовых с «голой грудью» идти на врага, шагает по груде трупов.

Горячо толкуя о «Свободе…», можно было с холодком отзываться о «Последнем дне…». И даже дружно поругивать его автора за то, что картина слишком театральна, иронизировать: она‑де создана совершенно в тоне манерных мелодий и цветистых декораций оперы Пачини, упрекать её в чрезмерной декоративности, патетичности и вообще в чрезмерной красивости. Не обошлось без разговоров об излишне соблазнительной позе лежащей женщины. Её одна грудь, случайно обнажившаяся в трагический момент, «записных критиков» не впечатлила. (Совсем другое дело — ничуть не аллегорические, сильные и эффектные, обе груди, нарочито обнажённые свободной француженкой на парижской баррикаде.)

Однако произошёл редкий случай — парижане часами толпились перед «Последним днём Помпеи», восхищаясь им так же дружно, как римляне. И жюри выставки не рискнуло пойти вразрез мнению массового зрителя: Французская Академия искусств присудила Брюллову золотую медаль первого достоинства. После чего Анатолий Демидов отправил холст на корабле в Россию.

В июле 1834 года его доставили в Петербург, и тут картину Брюллова ждал успех не менее ошеломляющий. Критерий — сам Николай I пожелал увидеть полотно, а увидев, пожелал, чтобы художник вернулся в Россию для вручения ему лаврового венка. Из рук самого Его Императорского Величия.

И так как Демидов исполняет своё давнишнее решение подарить картину Николаю I, брюлловское детище меняет владельца. Дальнейшую судьбу полотна теперь определяет непосредственно император, который выставил её сначала в Эрмитаже, а затем в Академии художеств как руководство для начинающих живописцев*.

* После открытия Русского музея в 1895 году картина перекочует туда, и к ней получит доступ широкая публика.

Осенью объявлено о награждении художника орденом св. Анны III степени. Слившись в одном порыве с царём, Академия художеств присваивает Брюллову звание почётного вольного общника и право носить мундир старшего профессора.

Не исполнить царского пожелания-повеления Карл Брюллов, разумеется, не мог. Вынужден был отправиться в путь. Правда, особой торопливости у него не наблюдалось. С каким настроением ехал в Петербург? Александр Пушкин, человек беспримерной проницательности, по этому поводу писал жене:

«Брюллов возвращается нехотя, боясь сырого климата и неволи».

В Россию Карл Брюллов отбыл на бриге «Фемистокл», в пути заглянул в Турцию. И уже из Константинополя в декабре 1835 года добрался до Одессы. Граф М.С. Воронцов даёт в его честь обед. Однако пышный приём не способен задержать художника, который предпочёл быстро проследовать в Москву.

А вот в златоглавой он позволит себе задержаться более чем на четыре месяца. За это время Брюллов создаёт рисунки на тему Отечественной войны 1812 года и ведёт подготовительную работу к портрету скульптора И.П. Витали, который взялся лепить бюст Брюллова. В мастерской Витали произойдёт знакомство художника с А.С. Пушкиным, и они друг другу понравятся, найдут общий язык, хотя характеры у обоих ещё те. Тогда же Василий Андреевич Тропинин, который по возрасту был много старше, затеет писать парадный портрет К.П. Брюллова. О достоинствах известного портрета кисти Тропинина говорить не стану. Обращу внимание лишь на фон картины — античный пейзаж. Это своеобразный отголосок знаменитого полотна Брюллова о гибели Помпеи: каменные развалины и пылающая вершина вулкана.

Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.

Как и с текстом о Пушкине, документальное повествование о графине Юлии Самойловой я намерен выставлять по принципу проды. Поэтому старайтесь не пропускать продолжения. Следите за нумерацией эссе.

События повествования вновь возвращают читателей во времена XVIII—XIX веков. Среди героев повествования Григорий Потёмкин и графиня Юлия Самойлова, княгиня Зинаида Волконская и графиня Мария Разумовская, художники братья Брюлловы и Сильвестр Щедрин, самодержцы Екатерина II, Александр I и Николай I, Александр Пушкин, Михаил Лермонтов и Джованни Пачини. Книга, как и текст о Пушкине, практически распечатана в журнальном варианте, здесь впервые будет «собрана» воедино. Она адресована тем, кто любит историю, хочет понимать её и готов воспринимать такой, какая она есть.

И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—265) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47).

Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:

Эссе 276. Обеих девочек Александр I, не поднимая шума, признал своими

Эссе 68. «Тот, кто женится на ней, будет отъявленным болваном»