Последние коробки, обмотанные липкой паутиной скотча, громоздились в тесной прихожей двухкомнатной квартиры, словно ждали отправки в далекое изгнание.
Здесь воздух, настоянный на аромате вареной картошки и тридцатипятилетней истории, казался густым и неподвижным, словно застывший во времени.
Татьяна Сергеевна, словно противясь невидимой силе, медленно провела ладонью по шершавой стене в коридоре, узнавая каждую трещинку, каждую щербинку.
Здесь – следы от яростного удара дверной ручки, там – карандашные отметки, запечатлевшие рост Славика и Романа, а вот крохотная зазубрина – память о падении новогодней елки, веселой и колючей.
Из гостиной доносился приглушенный, но надрывный голос Виктора Владимировича. Он говорил по телефону, и по дрожащим ноткам в его голосе можно было догадаться – с младшим, с Романом.
– Да какая разница, что последний? – почти прорычал Виктор Владимирович в трубку.
– Ты думаешь, на вокзале от этого легче? Тридцать пять лет, Роман! Ты хоть понимаешь? Мы здесь вас растили, твои игрушки по углам валялись, здесь ты… – он замолчал, словно слова застряли в горле комком. – Ладно. Что теперь говорить? Ничего уже не вернешь…
Он вышел в коридор и увидел Татьяну, застывшую у стены. Его лицо, обычно суровое и волевое, дрогнуло, как осенний лист на ветру.
– Тань, ну хватит, пожалуйста. Все уже решено. Собирайся.
– Как собраться? – прошептала она, не отрывая взгляда от стены.
– Как собрать всю жизнь в пять коробок? И куда девать вот это? – она ткнула пальцем в едва заметную царапинку. – Это Славка, ему семь лет было. А это Ромка, пять. Помнишь, как он тогда расстроился, что на два сантиметра от брата отстал?
– Да никуда это не денется, – пробурчал Виктор Владимирович, но и сам не смог отвести взгляда от стены, хранящей их прошлое. – Здесь оно и останется.
Внезапный звонок в дверь заставил их вздрогнуть.
Татьяна Сергеевна метнулась открывать, с наивной, уже тысячу раз похороненной надеждой, что это Роман приехал помочь, попросить прощения, просто посмотреть им в глаза.
Но на пороге стояли старший, Вячеслав, с женой Кирой. Они жались друг к другу, словно боялись занять лишнее место.
В руках у невестки – большой пластиковый контейнер, пахнущий домашним теплом и свежей выпечкой.
– Мам, пап, это мы, – сказал Вячеслав, неловко обнимая застывшую в дверном проеме мать. – Помочь с последними сборами.
Кира молча кивнула, проскользнула на кухню и принялась заваривать чай. Татьяна Сергеевна, словно тень, последовала за ней, не сводя глаз с каждого ее движения.
Через пятнадцать минут они вчетвером сидели за кухонным столом, словно чужие люди, собравшиеся по печальному поводу. Пироги оставались нетронутыми, словно напоминая о несбывшихся надеждах.
– Машина через два часа, – глухо произнес Виктор Владимирович, невидящим взглядом упершись в окно.
– Говорят, в деревне крыша течет в сарае. Надо будет коньком заняться. Да только в мои-то годы…
– Пап, мы поможем, как только сможем, – торопливо заверил Вячеслав.
– Со стройматериалами поможем, у меня сейчас с работой вроде получше стало.
– Да уж получше, – усмехнулся старик.
– Не то что у братца твоего. Тот вообще в неизвестном направлении слинял, долги за собой тянет, как дымный шлейф, а нам тут расхлебывай. Без квартиры остались по его милости. И кто ж его дернул переписать на него эти две трети…
– Мы же думали, поможем… – всхлипнула Татьяна Сергеевна.
– Кто ж знал, что он свою долю… почти всю квартиру… проиграет…
Вячеслав опустил глаза, чувствуя, как волна вины болезненно накатывает на него. Кира откашлялась.
– Виктор Владимирович, Татьяна Сергеевна, мы вас прекрасно понимаем. Ситуация ужасная. Но вы же знаете, у нас однушка тридцать метров… Там даже раскладушку негде поставить…
– Да кто у вас просил эту раскладушку? – вспыхнула Татьяна Сергеевна.
– Мы бы на полу спали, лишь бы не в эту дыру ехать! Одну зиму пережить, пока папа здоровье поправит, пока со всем разберемся… Вы выкинули нас!
– Мам, ну что ты такое говоришь! – Вячеслав попытался взять ее за руку, но она резко отдернула ее.
– Это все совсем не так! Мы не бросаем! Мы будем приезжать, помогать…
– Как? За триста километров? С работы срываться? На выходные? Раз в месяц? А если у меня давление подскочит? А если у папы сердце прихватит? К врачу тоже раз в месяц и по записи?
– Таня, успокойся, – строго сказал Виктор Владимирович. – Все эти разговоры бесполезны.
– Нет, пусть слушают! – она повернулась к невестке.
– Ты, Кира, у нас всегда такая практичная. Просчитала, что старики в деревне – это дешевле, чем квартиру им здесь снимать? Или младшего братца содержать, пока он от долгов прячется?
Кира побледнела, ее тонкие губы сжались в ниточку.
– Татьяна Сергеевна, это несправедливо. Дело не в деньгах. Дело в здравом смысле. Нам негде вас разместить, даже временно. Это физически невозможно, а снимать две квартиры… Мы не можем себе этого позволить. У нас дочь растет… Мы должны думать о ее будущем, о своем…
– А наше будущее? – голос Татьяны Сергеевны сорвался на шепот.
– Наша старость? Мы же не для себя просим. Мы молчали, когда Роман вкладывался в этот дурацкий бизнес, молчали, когда он нашу дачу закладывал… Мы последнее отдавали, чтобы ему помочь! А теперь из-за его долгов нас вышвыривают из собственного дома! И родные дети не могут нас приютить!
В комнате повисла тягостная тишина. Вячеслав смотрел на свои руки, словно впервые их видел. Кира – в стол, словно пытаясь разглядеть в нем ответ. Виктор Владимирович – в окно, где медленно ползли серые, как свинец, осенние тучи.
– Мам, пап, – тихо начал Вячеслав. – Я… я виню себя каждый день… Понимаю, что должен был быть умнее, должен был остановить Ромку, когда он впервые попросил переписать на него эти две трети. Должен был настоять. Но вы же сами хотели ему помочь…
– Он – сын! – выкрикнул Виктор Владимирович, ударив кулаком по столу так, что зазвенела посуда.
– Мы верили ему, а он оказался… – не найдя подходящего слова, он махнул рукой.
– Он не плохой человек, – заплакала Татьяна Сергеевна.
– Просто неудачник. Не рассчитал, испугался, прячется, а мы за него отвечаем.
– Мы все за него отвечаем, – мрачно подтвердил Вячеслав.
– Да чем вы отвечаете? Ни копейки не дали, – со злобой фыркнула Татьяна Сергеевна.
– Потому что мы заложники, – вдруг сказала Кира неожиданно мягко.
– Все мы. Вы – потому что любили его и верили. Мы – потому что у нас нет сил, чтобы всех спасти. Принять вас к себе мы не можем. Простите.
В ее словах не было злости, только какая-то усталая, непреложная правда. Татьяна Сергеевна вдруг услышала это и поняла. И от этого стало еще больнее.
– Я была в вашей деревне на прошлой неделе, – тихо проговорила Кира.
– Дом, конечно, старый, но крепкий. Печку мне показали, как топить. Соседку предупредила, она добрая бабушка, будет заходить, присматривать, пока вас нет. Я за свой счет договорилась, чтобы вам на зиму окна утеплили и крышу сарая подлатали. Это все, чем я могу помочь.
– Спасибо, Кирочка, – выдохнула свекровь. – Прости меня, старую дуру. Я… не знаю, что на меня нашло. Вы ни в чем не виноваты…
Она встала и вышла из кухни в комнату, где на подоконнике стояла старая фотография в потертой рамке: они с Виктором молодые, счастливые, и рядом – два маленьких мальчика, Слава и Рома, смеются у них на руках.
Она взяла рамку в руки и протерла стеклышко ладонью. Вячеслав медленно подошел к матери.
– Мам…
– Ничего, сынок, – обернулась к нему женщина.
– Ты прав, и Кира тоже права. Никто не виноват… Просто так жизнь сложилась. Скажи, он хоть звонил тебе? Рома?
– Ни разу. Я ему звоню – телефон недоступен. Знаю, что прячется от кредиторов. Больше ничего, – Вячеслав отрицательно покачал головой.
Час спустя приехала грузовая машина и забрала последние коробки. Прощание было коротким и безмолвным.
– Звоните, как доедете, – сказал Вячеслав, засовывая конверт с деньгами в карман отцу. – В любое время.
Виктор Владимирович кивнул, сунул конверт поглубже и пожал руку сыну. Машина тронулась.
Целую неделю Вячеслав ждал звонка. Родители словно растворились в воздухе.
Тогда он решил навестить их сам. Взял с собой Киру и дочку. По дороге заехали в магазин и накупили гостинцев.
Когда машина остановилась перед старым бревенчатым домом, занавеска на окне дрогнула, и кто-то осторожно выглянул на улицу.
Вячеслав подождал несколько минут, надеясь, что родители выйдут, но никто так и не появился.
Взяв пакеты с гостинцами, семья вошла во двор и направилась к дому.
– Приехали посмотреть, как мы тут помираем в нищете? – с презрением спросила Татьяна Сергеевна, выходя из комнаты в засаленном халате.
– Нет, привезли кое-что, – растерянно ответил Вячеслав, ставя пакеты на стул в прихожей.
– Не нужны нам ваши подачки, – злобно пробасил из-за спины жены Виктор Владимирович.
– Живем тут… как нищие… Вот угодили на старости лет в такую яму, что и выбраться нельзя… точнее, помочь некому, хоть вроде и есть дети… Да только толку с них?
Супруги переглянулись. За неделю родители успели все переосмыслить и озлобиться.
– Я думал, мы закрыли эту тему, – строго произнес Вячеслав. – Мы сделали все, что могли…
– Что? Оставили нас на произвол судьбы у черта на куличках? – злобно усмехнулась Татьяна Сергеевна.
– Да уж, зачем враги, когда такие родные есть?
Кира плотно сжала губы и закатила глаза, считая обвинения свекрови необоснованными.
– Почему вы Роману ничего не предъявляете? Это он оставил вас без квартиры, а не мы! – возмутилась она.
– Мы искренне пытаемся вам помочь, чем можем, но вы свою злость вымещаете на нас! Звоните ему!
– Я сама разберусь, кому звонить, а кому нет! – огрызнулась Татьяна Сергеевна.
– Учить вздумала… Я всю жизнь прожила и знаю…
– Знаете, как квартиру потерять? – не удержался от язвительной реплики Вячеслав.
– Поверили младшему сыну, остались на улице и вините нас? Нет, в этом мы не виноваты!
– Виноваты! – не сдавалась свекровь. – Могли бы взять нас к себе. В тесноте, да не в обиде!
– Я же вам…
– Кира, хватит, уходим! – оборвал ее Вячеслав.
– С ними бесполезно разговаривать. Сами натворили, а на других срываются. Почему я должен вам помогать, если моей доли в квартире не было? Вы все младшему отдали, к нему и езжайте! – выпалил он и, развернувшись, вышел из дома.
Следом за ним дом покинула и Кира с дочерью.
С тех пор они больше не общались.
РЕКОМЕНДУЕМ ПОЧИТАТЬ