– Оксан, ну чего ты начинаешь? – Сергей виновато улыбнулся, балансируя пакетом с продуктами. – Это ж святое дело, все у нас тусуются. Мама вон уже пироги колдует, сестра с мелочью к вечеру подтянется.
Оксана обжигалась взглядом на муже, и внутри вздымалась буря. Пятница, финиш рабочей недели, а вместо заслуженного релакса – забег по пересеченной местности: готовка, отмывание, улыбки, годные разве что старому дивану в гостиной. Традиция. Слово, от которого уже воротит.
– Традиция, говоришь? – она сузила глаза. – А чего это традиция всегда у нас прописана? А у твоей маман слабо? Или у сестры? Или у тети Любы с ее "фирменным" борщом?
Сергей замялся, шмякнув пакет на пол. Его глаза-угольки, обычно такие теплые, заметались по кухне, будто ища, за что бы зацепиться.
– Ну, у нас же тут раздолье, – выдавил он в итоге. – И малым есть где побегать.
Оксана фыркнула, сложив руки на груди. Раздолье, ага. Их трешка на отшибе, взятая в ипотечное рабство, была их гордостью. Но раздолье это превращалось в филиал ада, когда в пятницу вечером вваливалась вся Сергея рать – мать Татьяна Ивановна, сестра Ирка с двумя сорванцами, тетя Люба с муженьком и иногда еще какие-то родичи дальней степени знакомства, которых Оксана даже по именам не всегда помнила.
Оксана любила эту трешку: светлые обои, которые они с Сергеем клеили до полуночи, смеялись над косыми швами; диван, который выбирали три часа, потому что Сергей хотел "что-то стильное", а она...; фотки на полке – их свадьба, вояж в Сочи, первый Новый год в этих стенах. Но каждые выходные, когда набегала родня мужа, этот дом переставал быть ее крепостью.
– Раздолье, говоришь? – Оксана поджала губы. – А ты в курсе, что после ваших посиделок я потом неделю полы отмываю? И посуду перемываю? И лего с машинками из-под дивана выковыриваю?
– Оксан, ну ты чего, не утрируй, – Сергей шагнул к ней, пытаясь приобнять. – Все же помогают.
– Помогают? – она отпрянула, голос дрогнул. – Твоя мама приносит пирог, Ирка – литровую банку сока, а я таскаю кастрюли как грузчик, мою горы тарелок как посудомойка и слушаю, как тетя Люба наставляет меня, как "правильно" жарить картошку!
Сергей вздохнул, почесывая затылок. Старая песня – он всегда так делал, когда не знал, что ответить. Оксана изучила этот жест до мелочей – десять лет брака научили ее читать мужа как открытую книгу. Но сейчас эта книга только бесила.
– Да они же не со зла, – промямлил он. – Для них это важно. Семья.
– А для меня? – Оксана вперилась в его глаза. – А для меня это что, филькина грамота? Мой дом, мой личный оазис, мои законные выходные – это не в счет, да?
Сергей открыл было рот, но тут в прихожей грохнула дверь.
– Мам, пап, я пришла! – разнесся колокольчик их девятилетней дочки Лизы.
Оксана сделала глубокий вдох, пытаясь погасить внутренний пожар. Лиза влетела на кухню, скидывая рюкзак прямо на пол. Ее щеки пылали румянцем от мороза, шапка съехала на затылок, а светлые волосы торчали во все стороны.
– Ой, а чего вы такие кислые? – Лиза прищурилась, сканируя родителей. – Опять повздорили?
– Да никто не ругался, – Оксана выдавила улыбку, поправляя дочери шапку. – Просто… планы на выходные обсуждаем.
– А, бабуля приедет? – Лиза оживилась. – Она обещала научить меня печь булочки с корицей!
Оксана почувствовала, как внутри что-то болезненно сжалось. Даже Лиза уже втянулась в эти "традиции". Но как объяснить ребенку, что ее мать задыхается в собственном доме, превратившемся в проходной двор?
– Да, бабушка будет, – Сергей ответил за жену, бросив на нее умоляющий взгляд. – И тетя Ира с Данькой и Сонькой.
– Круто! – Лиза запрыгала от восторга. – Соня обещала притащить новую настольную игру!
Оксана отвернулась к окну, чтобы дочь не увидела, как ее лицо исказилось от напряжения. Она любила Лизу больше жизни, но даже ее радость сейчас казалась предательством.
К шести вечера квартира наполнилась гулом. Татьяна Ивановна, как обычно, вошла первой, неся поднос с пирогами, укрытый клетчатым полотенцем. Ее темно-синие глаза, сверкали энтузиазмом.
– Оксаночка, здравствуй! – она чмокнула невестку в щеку, обдав запахом ванили и лака для волос. – Я тут с мясом напекла, и с яблочками еще. Куда все это добро ставить?
– На стол, – буркнула Оксана, принимая поднос. Ее пальцы еще хранили запах моющего средства – она только что закончила надраивать полки в холодильнике, чтобы освободить место для "гостевой" провизии.
Вслед за Татьяной Ивановной ввалилась Ира, младшая сестра Сергея, с двумя детьми – семилетним Даней и пятилетней Соней. Дети тут же рванули в гостиную, где Лиза уже раскладывала свое барахло. Ира, уставшая, с тенями под глазами, швырнула сумку на пол и рухнула на диван.
– Оксан, ты себе не представляешь, какой трафик был, – простонала она, стягивая шарф. – Два часа от МКАДа ползли!
– Еще как представляю, – сухо ответила Оксана, поднимая сумку с пола, чтобы никто не споткнулся.
Последними подтянулись тетя Люба и ее муж Олег, грузный дядька с голосом, как у парохода. Тетя Люба, как всегда, была в цветастом платье, которое напрочь не вязалось с ее массивными золотыми серьгами.
– Оксана, душечка! – она развела руки, как будто хотела обнять всю вселенную. – Какой у вас тут прядок! Прямо как с обложки журнала!
Оксана натянула улыбку. Прядок. Да, потому что она три часа драила квартиру, пока Сергей вкалывал на работе.
Ужин начался по накатанному сценарию – шумно и весело. Татьяна Ивановна дирижировала рассадкой, Ира пыталась утихомирить Даню, который крутил вилкой, как пропеллером, а тетя Люба запустила свой вечный монолог о том, как правильно готовить голубцы.
– Оксана, ты капусту чем смягчаешь? – спросила она, ухватив кусок пирога. – Я вот кипятком обдаю, а потом в морозилку – тогда листья нежные.
– Я голубцы не делаю, – отрезала Оксана, чувствуя, как в горле встает ком.
– Как это не делаешь? – тетя Люба выпучила глаза. – Это же фундамент семейного счастья! Сергей, и как ты без голубцов живешь?
Сергей попытался отшутиться, но Оксана заметила, как его рука под столом сжалась в кулак. Он чуял ее настроение, но, как обычно, предпочел отмолчаться.
После ужина дети унеслись играть, а взрослые остались за столом. Оксана молча собирала тарелки, слушая, как Татьяна Ивановна предается воспоминаниям о "старых добрых застольях", когда вся семья собиралась у нее дома.
– У нас тогда была двушка, – рассказывала она, потягивая чай. – Тесно, конечно, зато как уютно! Все рядышком, никаких размолвок.
– Точно, – подхватила тетя Люба. – А сейчас у молодежи такие хоромины, вот и собираемся тут гурьбой!
Оксана застыла с тарелкой в руке. Хоромины. Это слово задело ее, как лезвие. Ее дом, за который они с Сергеем до сих пор выплачивают ипотеку, превратился в бесплатную столовку для родни, где она – не хозяйка, а обслуга.
– А может, соберемся у вас, Татьяна Ивановна? – слова вырвались у Оксаны раньше, чем она успела их обдумать.
За столом повисла тишина, такая, что можно было резать ножом. Все уставились на нее, даже Олег, который дремал над своей чашкой.
– Это ты к чему? – осторожно поинтересовалась Татьяна Ивановна, приподняв брови.
– К тому, – Оксана поставила тарелку на стол, стараясь говорить ровно, – что мы каждые выходные собираемся у нас. А почему бы не чередовать? У вас, у Иры, у тети Любы?
Сергей откашлялся, глядя в свою чашку, будто там был ответ на все вопросы. Ира нервно комкала салфетку.
– Ну, Оксаночка, – начала Татьяна Ивановна, и в ее голосе появились паточные нотки, – у нас же не так просторно. И детям у вас вольготней, площадка во дворе, комнаты широкие…
– А мне все равно приходится готовить, убирать и развлекать, – перебила Оксана. – Это как минимум нечестно.
Тишина стала еще гуще. Тетя Люба первой нарушила ее, фыркнув:
– Ну, знаешь, Оксана, это как-то не по-родственному. Мы же к вам от всей души, а ты…
– А я что? – Оксана повернулась к ней. – Я тоже хочу, чтобы было по-родственному. Чтобы все делились не только радостью, но и заботами.
Сергей наконец оторвал глаза от чашки:
– Оксан, может, потом обсудим это, а?
– Нет, Сергей, – она твердо посмотрела на него. – Обсудим сейчас. Я устала быть бесплатным поваром и уборщицей в своем собственном доме.
Татьяна Ивановна поджала губы. Ира смотрела в стол. Олег откашлялся, показывая, что он вне игры. Оксана чувствовала, как бешено колотится сердце, но отступать было некуда. Она бросила вызов традиции, которая давила ее месяцами. И теперь ждала результата.
На следующий день. Дети носились по квартире, оставляя после себя след в виде разбросанных игрушек и крошек. Татьяна Ивановна без боя забрала себе кухню, заявив, что "научит Оксану делать настоящий плов по всем правилам". Оксана, стиснув зубы, мыла посуду, пока свекровь диктовала, как надо резать лук.
– Оксаночка, ну чего ты так крупно режешь? – Татьяна Ивановна горестно покачала головой. – Надо помельче, чтобы сок дал.
– Я всегда так режу, – буркнула Оксана, сжимая нож.
– Ну, так это неправильно, – свекровь одарила ее снисходительной улыбкой. – Смотри, вот как надо. Раз – и готово.
Оксана отвернулась к раковине, чтобы не наговорить лишнего. Вчерашний разговор, похоже, не принес никаких плодов. Семья Сергея сделала вид, что ничего не произошло, и продолжила чувствовать себя в ее квартире, как дома.
К обеду нарисовалась еще одна гостья – двоюродная сестра Сергея, Света, с мужем Павлом. Света, высокая блондинка с громогласным смехом, тут же принялась рассказывать о своем повышении на работе, пока Павел молча потягивал чай. Оксана, окончательно вымотанная, пыталась уследить за бандой детей, которые устроили в гостиной что-то вроде "похищения принцессы" с Лизой в главной роли.
– Оксан, а где у вас стаканы? – донеслось из кухни взволнованное Светино воркование.
– В шкафу, – глухо отозвалась Оксана, отчаянно пытаясь тряпкой усмирить расползающееся по ковру багряное пятно сока.
– Ой, а можно я сок в графин перелью? Ну, чтобы красиво было, – прощебетала Света, уже хозяйничая у кухонного шкафа. – Так он аппетитнее смотрится!
Оксана лишь вяло кивнула, ощущая, как внутри нарастает глухое клокотание. Её дом. Её вещи. Её жизнь. И все это, словно по мановению волшебной палочки, перестало ей принадлежать.
К вечеру тугой узел напряжения затянулся до предела. Оксана, кутаясь в клетчатый плед, бессильно наблюдала с балкона за безмолвным танцем снежинок во дворе. Ледяной воздух, словно рой невидимых иголок, покалывал щеки, но здесь, посреди этой тишины, она, наконец, обретала возможность свободно вздохнуть. В гостиной же не стихал шумный гомон, хохот взрывался искрами, телевизор надрывался, заглушая детские визги. Ее уютный мир неумолимо превращался в гулкий базар, где она ощущала себя чужой и незваной гостьей.
– Ты чего тут мерзнешь? – Сергей шагнул на балкон, прикрыв за собой стеклянную дверь, словно отгораживаясь от хаоса.
– Дышу, – сухо отрезала Оксана, отворачиваясь к заснеженным деревьям.
Он присел рядом, вглядываясь в ее лицо с тревогой и невысказанным упреком.
– Оксан, я понимаю, что тебе сейчас нелегко, – начал он осторожно, словно ступая по тонкому льду. – Но это же моя семья. Они нам не чужие.
– А я? – она вдруг резко повернулась к нему, в ее глазах плескалась неприкрытая боль. – Я для тебя кто? Обслуживающий персонал? Горничная, повар в одном лице? Или все-таки жена?
– Оксана, ну что ты такое говоришь… – он попытался неуклюже взять ее за руку, но она отстранилась, словно от прикосновения раскаленного железа.
– Я серьезно, Сергей. Я не против твоей семьи, пойми. Но почему всё всегда должно быть на мне? Почему никто не спросит, хочу ли я всех этих посиделок? Почему никто не подумает о том, что я тоже человек, который имеет право уставать?
Сергей молчал, устремив взгляд на заснеженные громады машин внизу. Оксана ясно видела, как в нем идет безмолвная борьба – между отчаянным желанием оградить ее от обид и не менее сильным страхом задеть чувства родных.
– Я поговорю с ними, – наконец выдохнул он, словно принимая нелегкое решение. – Обещаю тебе.
– Ты уже говорил, – Оксана устало покачала головой, ее глаза наполнились горечью. – И что изменилось? Ровным счетом ничего. Знаешь что? Я сама с ними поговорю.
Она решительно поднялась, отбросив в сторону плед, и направилась к двери, ведущей в гостиную. Сердце бешено колотилось в груди, но пути назад уже не было. Если Сергей не в силах очертить границы, она сделает это сама.
В гостиной царила духота от смешения запахов еды и приторно-сладкого парфюма. Татьяна Ивановна, как заведенная, увлеченно рассказывала очередную историю из своей бурной молодости, Ира, уткнувшись в телефон, рассеянно листала ленту новостей, тетя Люба наставляла Свету, как правильно заваривать чай, чтобы он получился «правильным». Оксана остановилась в дверях, глубоко вдохнула и резко хлопнула в ладоши, словно выстрелила в тишину, привлекая к себе всеобщее внимание.
– Простите, можно вас на минутку? – голос ее дрожал, но в нем звучала стальная решимость.
Все разом обернулись. Лиза с Соней, застывшие с куклами в руках, испуганно переглянулись. Сергей вошел следом, его лицо выражало нескрываемую тревогу.
– Я хотела бы поговорить о наших встречах, – начала Оксана, стараясь говорить спокойно и уверенно. – Они, конечно, замечательные, я не спорю. Но я больше не могу быть единственной, кто все это организует, понимаете?
– Оксаночка, что ты такое говоришь? – Татьяна Ивановна недовольно нахмурилась, словно не понимала, о чем речь. – Да мы же все тебе помогаем!
– Помогаете? – Оксана холодно посмотрела на нее, в ее взгляде сквозило горькое разочарование. – Принести пироги к чаю – это, конечно, приятно, но это не помощь. Настоящая помощь – это когда мы все вместе готовим, вместе убираем после вечера, вместе следим за детьми. А сейчас всё лежит только на мне. И я, честно говоря, устала. Чувствую себя загнанной лошадью.
Ира неловко кашлянула, явно не готовая к такому повороту событий.
– Оксан, ну, если тебе так тяжело, можно заказывать еду, – неуверенно предложила она, избегая ее прямого взгляда. – Пиццу там, суши…
– Дело совсем не в еде, – резко перебила ее Оксана, в ее голосе зазвучали стальные нотки. – Дело в том, что мой дом превратился в место, где я чувствую себя не хозяйкой, а прислугой. Я хочу, чтобы мы чередовали встречи, понимаете? Один раз собираемся у нас, другой – у вас, Татьяна Ивановна. Или у тебя, Ира. Или у тети Любы. Почему всегда только у нас?
В комнате воцарилась тягостная тишина, давящая и неуютная, словно тяжелое, скомканное одеяло. Тетя Люба первой нарушила ее, недовольно скривив губы:
– Ну, знаешь, Оксана, это как-то обидно звучит, дорогая. Мы же к вам с радостью всегда едем, от души!
– А я с радостью жду вас, – с нажимом произнесла Оксана, стараясь сдерживать раздражение. – Но я тоже хочу иногда быть гостьей, понимаете? Хочу приехать, сесть за праздничный стол и не думать о том, сколько грязных тарелок мне потом придется перемыть.
– Оксана, – назидательно произнесла Татьяна Ивановна, презрительно поджав губы, – это просто неуважение к семье, милочка. Мы всегда собирались все вместе, это наша давняя традиция!
– Да, но традиция не должна быть в тягость, – отрезала Оксана, с вызовом глядя ей в глаза. – Если она делает кого-то несчастным, то это уже не традиция, а просто тяжелая и бессмысленная повинность.
Сергей нерешительно шагнул вперед и осторожно положил руку ей на плечо, словно пытаясь ее успокоить.
– Оксана права, – тихо произнес он, и все взгляды немедленно обратились к нему. – Мы все очень любим, когда вы приезжаете к нам. Но Оксана не должна тянуть всё на себе одна. Давайте попробуем чередовать встречи, как она и предлагает.
Татьяна Ивановна бросила на сына гневный и укоризненный взгляд, словно он ее только что предал. Ира виновато отвела глаза в сторону. Тетя Люба что-то тихо начала было возмущаться, но Олег нетерпеливо перебил ее:
– А я, между прочим, согласен с ними. У нас тоже можно собираться, почему нет? Места, конечно, поменьше, чем у вас, но ничего, как-нибудь влезем.
Оксана почувствовала, как давящее напряжение в груди немного отступает, словно кто-то приоткрыл окно и впустил свежий воздух. Но взгляд свекрови, холодный и острый как лезвие бритвы, говорил о том, что это еще далеко не конец боя.
– Ну, хорошо, – неохотно процедила сквозь зубы Татьяна Ивановна. – Ладно, попробуем ваши нововведения. Но, Оксана, запомни на всю жизнь: семья – это самое святое, что у нас есть. И если ты пойдешь против семьи…
– Я ни в коем случае и не иду против семьи, – резко перебила ее Оксана, в ее голосе звучала неприкрытая обида. – Я всего лишь хочу справедливости, вот и всё.
Вечер закончился скомкано и натянуто. Гости разъехались раньше обычного, и Оксана, стоя в одиночестве у раковины и глядя на гору грязной посуды, вдруг с неожиданной ясностью осознала, что переступила некую черту, от которой ей уже никогда не удастся отступить.
***
Прошел месяц. Семья Сергея не приезжала. Телефон упорно молчал, сообщения не приходили. Даже Лиза, чуткий ребенок, заметила, что что-то не так.
– Мам, а почему бабушка совсем не звонит? – спросила она однажды вечером, увлеченно рисуя разноцветными карандашами за кухонным столом.
– Не знаю, милая, – Оксана виновато погладила дочь по голове. – Может быть, они просто очень заняты.
Но в глубине души она знала правду. Ее слова ранили семью Сергея, задели их за живое, и теперь они, похоже, объявили ей настоящий бойкот. И Оксана не знала, что ей делать – радоваться долгожданной свободе или мучиться чувством вины. С одной стороны, она наконец-то получила свои выходные – тишину, покой, возможность побыть вдвоем с Лизой и Сергеем. С другой – эта тишина была какой-то слишком давящей, слишком тяжелой.
Сергей тоже изменился. Он стал молчаливее, задумчивее, чаще смотрел в телефон, словно ожидая звонка, который все никак не раздавался. Оксана видела, как он переживает из-за разлада в семье, но не знала, как подступиться к нему, как начать разговор.
– Ты… скучаешь по ним? – спросила она однажды вечером, когда они сидели на диване, пытаясь расслабиться с бокалами красного вина в руках.
– Скучаю, – честно ответил он, не отводя взгляда. – Но я понимаю тебя. Ты была права. Это все было ужасно несправедливо по отношению к тебе.
– Тогда почему ты молчишь? – Оксана посмотрела ему прямо в глаза. – Почему ты просто не позвонишь маме?
– Потому что… – он замялся, не зная, как выразить свои чувства. – Потому что я боюсь, что она опять начнет давить на меня, пытаться манипулировать. А я хочу, чтобы все было по-честному.
Оксана кивнула, чувствуя, как внутри разливается тепло. Сергей выбрал ее, свою жену. Но эта победа почему-то не приносила долгожданной радости.
Все изменилось в один из морозных февральских дней. Оксана, уставшая после работы, вернулась домой и увидела на пороге квартиры знакомую, до боли родную фигуру – Татьяну Ивановну. Свекровь стояла, немного ссутулившись, с большим пакетом в руках, в котором безошибочно угадывался поднос с ее фирменными пирогами.
– Оксаночка, – свекровь выглядела непривычно растерянной и виноватой. – Можно войти?
Оксана замерла, пораженная внезапным визитом, но кивнула, отступая в сторону и пропуская Татьяну Ивановну в квартиру.
На кухне Татьяна Ивановна молча поставила пакет на стол и, избегая смотреть Оксане в глаза, начала говорить, словно заученный текст:
– Я много думала о том, что ты сказала в тот день. И… ты права. Мы слишком привыкли к тому, что все всегда происходит у вас. Это было очень удобно для нас, для всех, но совсем не для тебя.
Оксана молчала, боясь поверить своим ушам. Неужели это происходит на самом деле?
– Я хочу извиниться перед тобой, – продолжила свекровь, запинаясь и нервно комкая в руках платок. – И предложить вот что: давай попробуем чередовать наши встречи. В следующие выходные – у нас. Я все приготовлю, все уберу, все сделаю сама. А вы просто приезжайте к нам в гости.
Оксана почувствовала, как напряжение, копившееся долгими месяцами, медленно, но верно начало отпускать ее, словно тающий лед под лучами весеннего солнца.
– Хорошо, – сказала она тихо, едва слышно. – Давай попробуем.
Следующие выходные Оксана с Сергеем и Лизой провели у Татьяны Ивановны. Квартира свекрови оказалась хоть и меньше их собственной, но очень уютной, наполненной запахом старых книг и свежесваренного борща. Стол ломился от разнообразных угощений, и впервые за долгое время Оксана сидела за ним, не думая о грязной посуде и предстоящей уборке. Лиза вместе с Соней увлеченно играли в комнате, Ира оживленно рассказывала смешные истории о своей работе, а тетя Люба, как всегда, учила всех присутствующих правильно готовить сочные домашние котлеты.
– Ну как, Оксаночка? – участливо спросила татьяна Ивановна, подливая ей в стакан ароматный компот из сухофруктов. – Не хуже, чем у вас?
– Даже лучше, – искренне улыбнулась Оксана. – Потому что здесь я просто гость.
Свекровь тепло рассмеялась, и в ее смехе не было и тени прежней надменности.
Позже, когда они с Сергеем возвращались домой, он нежно взял ее за руку:
– Спасибо тебе за твою настойчивость. Это было… правильно.
– А ты боялся, – с лукавой улыбкой поддразнила Оксана мужа.
– Боялся, чего уж там скрывать, – честно признался он. – Но теперь я вижу, что все понемногу налаживается.