– Милана, давайте сразу к делу. Я — Олеся. И я пришла, чтобы сказать: отпустите уже Мирона. Ваши дети выросли, они самостоятельные. Ему пора жить дальше.
– Не поняла, - сдвигаю брови на переносице, - В смысле я должна отпустить своего мужа? Куда?
Горло противно сжимает, а в груди разливается неприятное чувство.
Олеся самодовольно ухмыляется, подцепляя печенье ногтем.
– Чего не понятного, Милана? Я устала быть любовницей твоего мужа.
Мир замер. Мирон? Мой Мирон? Эта девчонка ... любовница?
Кровь стучит в висках.
– Что? - пытаюсь держать себя в руках.
Я в своем салоне красоты и должна держать лицо.
Внутренне я в ярости: "Как она смеет? Приходить в мой салон, в мой мир, и требовать, чтобы я отпустила мужа? Как будто он вещь, которую можно передать по эстафете. Что она вообще себе позволяет? Что она вообще заявляет?»
Олеся откидывается назад, ее губы кривятся в усмешке.
Она явно наслаждается моментом. Эмоции на лице: самодовольство, как у кошки, поймавшей мышь.
– Ой, ну не притворяйтесь. Вы все прекрасно понимаете. К тому же мы с Мироном уже год вместе. И это о многом говорит. Он любит меня, но живет с вами из жалости. Так сказать, по привычке, по накатанной. Дети выросли. Сын в универе, дочь почти взрослая. А вы … - она презрительно меня осматривает, - вам почти сорок. Старая для него. А он - мужчина в самом расцвете сил. Ему нужна свежая энергия, страсть. Я молодая, я дам ему то, чего вы не можете. Отпустите его, Милана. Дайте жить дальше. Он заслуживает счастья.
Наглость бьет через край: она говорит это так, будто это факт, а не оскорбление.
В ее глазах уверенность, граничащая с презрением.
"Старая? Почти сорок? — думаю я, сжимая кулаки под столом. — Да я выгляжу лучше, чем она через десять лет будет!»
Я выпрямляюсь, голос твердый.
– Вы … вы наглая девчонка. Как вы смеете приходить сюда и говорить такое?
Меня снова мутит. От малейшего волнения мне становится не очень хорошо в последнее время. А тут такая наглость.
Не могу и не хочу верить этой девке.
Мы с Мироном больше двадцати лет. Воспитываем троих детей.
Арсений уже взрослый студент девятнадцати лет. У нас с ним прекрасные отношения. Он живет уже отдельно, но всегда готов придти мне на помощь и просто так посидеть за чаем с пирогом и поговорить о жизни.
Вика, пятнадцатилетний подросток, в последнее время очень сильно упрямится. Я против яркого макияжа и вызывающих нарядов. Но моя дочь красоту видит по своему. Мы стали часто ссориться. Она часто кричит, хлопает дверью и обижается на меня, обвиняя меня в старомодности.
А вот малыш Мишка еще совсем ребенок. Да, он самый младший в нашей семье, да ему уже (для многих, но «еще» для меня) девять лет, но он самый маленький у нас и потому, наверное, всегда будет восприниматься малышом. Он очень любит, когда мы с Мироном рядом с ним. Любит взять нас обоих за руку и петь однажды случайно услышанную песню: «Слева - мама, справа - папа, и я классный такой»
Олеся смеется звонко, вызывающе.
Я сижу в своем кабинете, уставившись на эту наглую девчонку, и мир вокруг меня рушится, как карточный домик, который я строила двадцать лет.
Это клевета, грязная ложь, которую она придумала, чтобы меня разозлить.
Но ее глаза... они не лгут. В них такая уверенность, такая мерзкая радость, как будто она только что выиграла лотерею, а приз — моя семья.
Сердце колотится, как барабан в груди, и я чувствую, как кровь приливает к лицу.
Руки дрожат под столом, но я не дам ей увидеть мою слабость.
— Убирайся, — шиплю я, голос мой тверд, как сталь, хотя внутри все рвется на части. — Немедленно покинь мой салон. И не смей больше сюда совать свой нос.
Она не двигается.
Олеся откидывается на спинку стула, ее губы растягиваются в той же самодовольной ухмылке, что и раньше. В ее глазах плещется чистое презрение, смешанное с жалостью, как будто я уже проиграла.
— Ты серьезно? — фыркает она, вставая медленно, грациозно, как кошка, которая знает, что мышь никуда не денется. — Ты меня выгоняешь? После всего, что я сказала? Милана, у тебя нет гордости. Твой муж изменяет тебе — уже год! — и ты все равно будешь его удерживать, прощать, дашь себя унижать? Зачем?
Внутри у меня все кипит.
Я понимаю, что мой муж ею воспринимается как трофей.
Она не знает, сколько всего мы за эти годы прошли вместе, сколько вместе пережили.
И тем, кем он стал сегодня, моя вчерашняя заслуга.
И не мне ли не знать, сколько я знаю вот таких клуш, которые были уверенны, что они могут взять моего мужа красотой. Я вижу, как на него смотрят женщины. Просто эта выскочка. Она решила не через него действовать, а через меня. Чтобы я от него отказалась. Точно! Именно я от него отказалась, испугалась и убежала, освободив свое место.
Надо непременно поговорить с Мироном.
Я не могу всем подряд верить.
Я не видела от Мирона ничего компроментирующего его.
– Если он такой, как ты говоришь, - уже спокойнее себя чувствую и откидываюсь на спинку кресла, смеряя уже ее презрительным взглядом. - С чего ты взяла, что он тебе будет верен? Он тебе тоже изменит, с другой, потому что такие, как он, не меняются. И через несколько лет уже ты будешь на моем месте. И уже к тебе придет наглая девчонка и будет требовать его оставить в покое.
Усмехаюсь, представляя картину «передачи мужа из рук в руки». Мерзко.
Она на миг теряется. В ее глазах появляется неуверенность и сомнение. Она ищет слова и … находит …
– Я от него беременна … - произносит она разлепляя пересохшие губы.
Читать далее