Утро встретило вагон серым, безликим светом. Поезд по-прежнему мчался на восток, но что-то изменилось. Андрей Белов, проснувшийся задолго до остальных, сидел на своей боковой полке и вглядывался в окно. Пейзаж был монотонным: тайга, перемежающаяся с болотистыми низинами. Но было в нём что-то неестественное. Ни одна птица не вспорхнула с ветки, ни один зверь не мелькнул в подлеске. Даже дым из труб редких избушек не тянулся к небу. Мир за окном выглядел как застывшая фотография.
Чувство тревоги, зародившееся ещё в тоннеле, не отпускало. Он посмотрел на часы. Они стояли. Два часа тридцать семь минут. Андрей потряс их, поднёс к уху. Тишина. Странно, он заводил их вчера.
Остальные пассажиры потихоньку просыпались, начиналась обычная утренняя суета: кто-то шёл к титану за кипятком, кто-то разворачивал остатки вчерашней еды. Но общая атмосфера была подавленной.
— Тихо-то как, — нарушила молчание Ольга, глядя в окно. Она только что умыла Лену, и теперь они обе сидели на своей полке. — Ни ветерка.
Лена не ответила. Она сидела, обняв колени, и смотрела в одну точку. Вчерашний испуг не прошёл, а словно застыл в её больших глазах. "Пустой воздух", — снова пронеслось в голове у Андрея. Девочка что-то почувствовала.
Внезапно поезд начал замедлять ход, протяжно и тоскливо заскрипев тормозами. Это было неожиданно. До ближайшей крупной станции было ещё несколько часов пути. Состав медленно вполз на перрон крошечной, затерянной в лесах станции. Аккуратное деревянное здание вокзала, выкрашенное в стандартный жёлтый цвет, табличка с названием "Перевал-3". Всё выглядело до стерильности опрятным.
Поезд остановился. И наступила тишина. Абсолютная. Не было слышно ни пения птиц, ни шелеста листвы, ни гула ветра. Даже привычное шипение тормозов и то затихло без эха.
— Стоянка две минуты, — буркнула вышедшая из своего купе проводница, но её голос прозвучал глухо и одиноко, утонув в безмолвии.
Пассажиры, удивлённые незапланированной остановкой, начали выходить на перрон, чтобы размять ноги и покурить. Андрей, Ольга с Леной, Громов и Виктор тоже вышли из вагона.
Первое, что ударило по нервам, — это именно тишина. Она была настолько плотной и всеобъемлющей, что, казалось, давила на барабанные перепонки.
— Что за чертовщина? — пробормотал Виктор, озираясь. — Как в вакууме.
— Дисциплина и порядок, — удовлетворённо хмыкнул Громов, оглядывая идеально чистый перрон. — Сразу видно, начальник станции на месте.
Но начальника станции не было. Как и кассира в окошке, и уборщицы с метлой, и вообще ни единой живой души. Станция и прилегающий к ней маленький городок, видневшийся за путями, были абсолютно пусты. На привокзальной площади застыли несколько "Жигулей" и грузовик ГАЗ-53. На доске почёта висели фотографии передовиков производства с выцветшими от солнца лицами. Всё было на своих местах. Кроме людей.
— Ау! Есть кто живой? — крикнул Виктор.
Его голос не отразился эхом от стен вокзала. Он просто угас, поглощённый тишиной. От этого стало жутко.
Андрей почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он подошёл к большому круглому циферблату на здании вокзала. Стрелки показывали два часа тридцать семь минут. Точно такое же время, как и на его остановившихся часах.
— Иван Сергеевич, у вас часы идут? — спросил он у Громова.
Майор достал свои массивные командирские часы.
— Стоят. Два тридцать семь.
Ольга ахнула и посмотрела на свои изящные часики "Чайка". То же самое. Паника начала медленно расползаться по перрону. У всех, кто вышел из вагона, часы остановились в одно и то же время. В то самое мгновение в тоннеле.
— Этого не может быть... — прошептала Ольга, прижимая к себе Лену.
— Может, какое-то магнитное поле? В тоннеле? — предположил Андрей, пытаясь найти рациональное объяснение, но его собственный голос звучал неуверенно.
Он заметил водоразборную колонку у края платформы. Во рту пересохло. Он подошёл и с усилием нажал на ржавый рычаг. Из крана тонкой струйкой полилась вода — прозрачная, чистая на вид. Андрей подставил ладони, набрал воды и жадно выпил.
И ничего не почувствовал. Ни вкуса, ни свежести, ни прохлады. Вода прошла через него, как пустота. Жажда никуда не делась.
— Попробуйте, — сказал он подошедшему Виктору.
Тот недоверчиво посмотрел на него, но тоже нажал на рычаг и выпил. Его лицо вытянулось от удивления.
— Что за... Она как будто... никакая. Просто мокрая.
В этот момент один из пассажиров, нервно чиркая спичкой о коробок, попытался закурить. Спичка вспыхнула ярким, но каким-то безжизненным пламенем. Он поднёс её к сигарете. Огонёк коснулся табака, но тот даже не задымился. Пассажир удивлённо уставился на спичку. Пламя было, но оно не обжигало. Он осторожно дотронулся до него пальцем.
— Тепла нет... — выдохнул он в изумлении. — Огонь не греет.
Мир вокруг них был идеальной, до мелочей проработанной декорацией. Здания, машины, деревья, даже пыль на дороге — всё было на месте. Но из него ушла суть. Ушла жизнь. Еда не насыщала, вода не утоляла жажду, огонь не давал тепла.
Раздался длинный, пронзительный гудок поезда. Проводница, бледная как полотно, махала рукой, загоняя всех обратно в вагон.
— Быстро! Все по местам! Уезжаем!
Пассажиры, охваченные иррациональным страхом, бросились к вагонам, спасаясь от этой мёртвой, идеальной тишины. Андрей последним заскочил на подножку, и в его голове билась одна-единственная мысль: "Это не мир умер. Это мы попали туда, где его ещё, или уже, нет".