«Тайна зимнего сада. Шёпот из прошлого»
После разговора с мужем и дочкой Светлана приняла решение окончательно. Уволиться. Поставить точку. Начать всё заново. Никто её не отговаривал — и это было самым важным. Директора понимали: если Светлана произнесла вслух, то обратного пути уже нет.
В последний день работы она складывала в коробку свои скромные личные вещи: чашку с трещинкой, стопку книг, фотографию дочери в рамке. Словно собирала осколки целой эпохи своей жизни. И тут в дверях появилась Екатерина Петровна, начальница кадрового отдела.
Кадровики в этом институте всегда были особенными. В дореволюционные времена — жандармерия, позже ЧК, НКВД, КГБ, теперь — ФСБ. Они знали про всех. Иногда спасали, иногда губили — в зависимости от того, что требовало государство. Екатерина Петровна считалась лучшей: умела сохранить нужных людей и даже в свои восемьдесят оставалась ясной, жёсткой, почти неподвижной, как вековой дуб.
Она поманила Светлану:
— Пойдём, поговорим в зимнем саду.
Когда они вошли, Екатерина Петровна достала из кармана странный прибор и воткнула его в разметку на стене. Красный огонёк вспыхнул и тут же погас. Светлана нахмурилась.
— Прослушку убрала, — спокойно пояснила старуха. — То, что я скажу дальше, никому знать не положено.
Светлана молча кивнула.
— Институт, в котором ты работала, — начала Екатерина Петровна, — никогда не занимался одной лишь физикой. Это было прикрытие. До войны, во время войны, да и после неё здесь вели исследования по эзотерике. Правители всех держав были одержимы тайными знаниями. Но потом физики-ядерщики создали бомбу — и мир перевернулся. Секреты стали ненужными. Эзотериков увольняли, вычёркивали из жизни. В лучшем случае про них забывали. В худшем — они просто исчезали. Без документов, без могил, без памяти.
Светлана затаила дыхание.
— Твоей бабушке повезло, — продолжала Екатерина Петровна. — Её уволили и оставили в покое. Но был негласный приказ — следить за её потомками. За детьми и внуками. Я выполняла его много лет. Но теперь это никому не нужно.
Она достала папку, перевязанную старым шнурком.
— Здесь история твоей семьи. Прочитаешь — и сожги.
Светлана приняла папку. Бумага была тёплой, словно хранила дыхание десятков лет.
— Твоя бабушка спасла моего сына, — голос Екатерины Петровны дрогнул. — Тогда, когда врачи махнули рукой. Я всю жизнь была в долгу. Недавно он умер. Я осталась одна. Работала здесь только ради тебя, охраняла, как могла. Теперь я свободна. Уезжаю в монастырь. Квартиру продаю, деньги отдаю туда. А тебе… — она сделала паузу и вынула ещё один документ, — тебе оставляю родовую дачу.
Светлана широко раскрыла глаза.
— Дачу? Но её же конфисковали…
— Верно. У твоей бабушки её отняли. Но мне удалось вернуть. Там всё осталось почти таким, как было пятьдесят лет назад. Только появились удобства цивилизации. Даже интернет есть. Вот дарственная. Теперь она твоя.
Екатерина Петровна протянула бумаги.
— Когда прочитаешь, сожги. Можешь сделать пару фотографий самых важных страниц. Но не увлекайся — слишком опасно. У тебя есть час времени.
Она посмотрела на Светлану так, словно ставила последнюю точку в многолетнем деле.