— Опять эти твои каракули повсюду, — Виктор Сергеевич брезгливо отодвинул от края стола тюбики с краской. — Лена, мы же договаривались: творчество после основных дел.
Елена не подняла глаз от холста. Кисть замерла в воздухе, но она продолжила наносить мазки темно-синей краски. На полотне проступали очертания женской фигуры, склонившейся над чем-то невидимым.
— Какие основные дела? — тихо спросила она.
— Ну как какие? — он расстегнул пиджак и повесил на спинку стула. — Ужин. Порядок в квартире. Хозяйство, в конце концов.
Она наконец оторвалась от работы и посмотрела на него. В ее взгляде мелькнула та самая усталость, которую он научился игнорировать.
— Виктор, на дворе двадцать первый век.
— А что изменилось? — он включил чайник и достал из холодильника вчерашние котлеты. — Я зарабатываю, ты ведешь хозяйство. Нормальное разделение обязанностей.
— Зарабатываешь? — в ее голосе появились странные нотки. — А сколько ты принес домой в этом месяце?
Виктор замер с тарелкой в руках. Вопрос был задан слишком спокойно, почти равнодушно. Обычно Лена не интересовалась финансами. Говорила, что ей хватает. Ее покорность льстила его самолюбию, а сейчас что-то в ее тоне насторожило.
— Достаточно, чтобы содержать нас обоих, — ответил он резче, чем планировал. — А твои художества пока что приносят разве что расходы на материалы.
— Мои художества, — медленно повторила она, откладывая кисть. — Интересно.
Что-то в ее интонации заставило его обернуться. Лена сидела к нему спиной, но в зеркале он видел ее лицо. Она улыбалась, но эта улыбка была какой-то неправильной.
— Ты чего сегодня такая? — Виктор подошел ближе. — Случилось что-то?
— А что должно случиться? — она встала и начала мыть кисти в банке с растворителем. — Обычный день. Ты пришел с работы, устал, раздражен. Я, как всегда, ничего полезного не делала.
Ее слова звучали как обычно, но в них проскальзывали странные интонации. Словно она цитировала кого-то, а не говорила от себя.
— Не утрируй, — буркнул он, но почему-то стало неловко. — Я же не говорил, что ты ничего не делаешь.
— Не говорил? — Лена повернулась к нему, и он увидел в ее глазах что-то новое. Какую-то холодную ясность. — А как насчет вчерашнего? «Лена, ты целыми днями дома сидишь, а я вкалываю на двоих».
Память предательски подсунула ему вчерашний вечер. Он действительно сказал что-то в этом роде. После тяжелого дня в офисе, после разноса от начальника, после унижения от более успешного коллеги. Он пришел домой и сорвался на ней.
— Я был уставший, — попытался оправдаться он. — Не обращай внимания.
— Уставший? — она рассмеялась, и этот смех прозвучал как-то зловеще. — Понятно. А позавчера ты тоже был уставший? И неделю назад? Виктор, ты устаешь каждый день. Вот уже год.
Он хотел возразить, но слова застряли в горле. Потому что она была права. Он действительно приходил домой и выплескивал на нее свои неудачи. Это было так естественно — она слушала, молчала, не спорила. Идеальная жилетка для слез.
— Хочешь знать, сколько я заработала за этот месяц? — неожиданно спросила Лена.
— Что? — он не понял смены темы.
— Мои «каракули». Хочешь узнать, сколько они принесли?
Виктор усмехнулся. Наконец-то разговор свернул в привычное русло.
— Ну давай, похвастайся. Продала очередную картинку за три тысячи?
— Четыреста пятьдесят, — спокойно сказала она.
— Ну видишь, — он торжествующе кивнул. — Даже больше, чем я думал. Молодец.
— Четыреста пятьдесят тысяч, Виктор.
Он моргнул несколько раз, пытаясь осознать услышанное.
— Что ты сказала?
— Четыреста пятьдесят тысяч рублей. За один месяц. — Она достала телефон и показала ему экран. Там была открыта банковская выписка. Он увидел цифры, от которых закружилась голова.
— Это… это невозможно, — прошептал он.
— Почему невозможно? — Лена убрала телефон. — Потому что я, по-твоему, неудачница?
Виктор опустился на стул. В голове не укладывалось. Четыреста пятьдесят тысяч? Это больше, чем он зарабатывал за полгода.
— Как? — это было все, что он смог выдавить.
— Талант, наверное, — она пожала плечами. — И труд. Много труда. Но ты этого не замечал. Для тебя я была просто… как ты выражался? Нахлебница?
Слово ударило его как пощечина. Он действительно называл ее так. В моменты особого раздражения.
— Лена, я…
— Не извиняйся, — перебила она. — Еще не за что. Я же еще не все рассказала.
В ее голосе появилось что-то угрожающее. Виктор почувствовал, как холодеет кожа на спине.
— Знаешь, что самое интересное? — продолжила Лена, неторопливо наводя порядок среди красок. — Все это время ты искренне считал, что содержишь меня. Что платишь за квартиру, за еду, за мою одежду.
— Ну да, — неуверенно кивнул он. — А разве не так?
— Эта квартира, — она обвела рукой комнату, — официально принадлежит некой Елене Николаевне Морозовой. Я снимала ее еще до нашего знакомства.
Виктор хотел что-то сказать, но она подняла руку, останавливая его.
— Коммунальные услуги тоже оплачиваются с моей карты. Через автоплатеж. Ты, кстати, никогда не интересовался, почему квитанции не приходят.
Он открыл рот, но не смог произнести ни слова.
— Продукты? — Лена открыла холодильник и достала чек, который лежал на полке. — Вчерашняя покупка. Смотри внимательно на сумму.
Чек дрожал в его руках. Семь тысяч рублей. За продукты на неделю. Он никогда не тратил столько. Просто не мог себе позволить.
— Откуда у тебя такие деньги? — выдохнул он.
— А как ты думаешь? — она села напротив него. — Откуда у неработающей художницы средства на такую жизнь?
В голове у Виктора творился хаос. Все, во что он верил последний год, рушилось на глазах.
— Ты… ты богатая?
— Не я, — улыбнулась Лена. — Моя семья. Группа компаний «Морозов и партнеры». Слышал о такой?
Слышал. Конечно, слышал. Кто в финансовой сфере не знал эту империю? Но фамилия… Морозова… Это же совпадение.
— Елена Николаевна Морозова, — представилась она, протягивая руку для рукопожатия. — Младший партнер и наследница. Очень приятно познакомиться, Виктор Сергеевич.
Он не пожал протянутую руку. Не мог. Смотрел на нее как на привидение.
— Зачем? — прохрипел он. — Зачем ты это сделала?
— Захотелось узнать, что такое настоящая любовь, — просто ответила она. — Любовь не к деньгам, не к статусу, не к возможностям. А к человеку. К его душе, к его мечтам, к его слабостям.
— Но я же любил тебя! — воскликнул он. — Я…
— Ты любил власть надо мной, — спокойно перебила Лена. — Тебе нравилось чувствовать себя спасителем. Благодетелем. Кормильцем. А меня ты видел только через призму собственного превосходства.
Слова били точно в цель. Он вспомнил, как наслаждался ее зависимостью, как упивался ролью добытчика. Как это льстило его самолюбию — быть нужным, незаменимым.
— Что теперь будет? — тихо спросил он.
— Теперь? — Лена встала и прошла к окну. — Теперь ничего. Эксперимент закончен.
— Какой еще эксперимент?
— Год моей жизни я потратила на то, чтобы понять: способен ли мужчина полюбить женщину, если она ничего не может ему дать? Если у нее нет денег, связей, возможностей? Если есть только она сама?
Виктор молчал. В горле стоял ком.
— Ответ получен, — продолжила Лена. — Ты полюбил не меня. Ты полюбил иллюзию своей значимости. Я была для тебя не женщиной, а зеркалом, в котором ты любовался собой.
— Это неправда, — слабо возразил он.
— Правда? — она повернулась к нему. — Хорошо. Тогда скажи: какая у меня самая большая мечта?
Виктор открыл рот и понял, что не знает ответа.
— Какой мой любимый фильм? Книга? О чем я думаю, когда молчу?
С каждым вопросом он все глубже проваливался в понимание собственного провала.
— За год, Виктор. Целый год ты не задал мне ни одного личного вопроса. Тебе не было интересно, кто я такая. Тебе было интересно только то, как я подчеркиваю твою важность.
Он сидел, уставившись в пол, и понимал: она права. Он действительно не знал ее. Не интересовался. Было достаточно того, что она есть, что она его слушает, что он главный в их отношениях.
— Прости меня, — прошептал он.
— За что простить? — удивилась Лена. — Ты не сделал ничего плохого. Ты просто был собой. И я теперь знаю, кто ты есть на самом деле.
— Мы можем начать сначала? — в его голосе звучала мольба. — Теперь, когда я все знаю?
Лена долго смотрела на него. В ее взгляде не было злости. Только усталость.
— Нет, Виктор. Нельзя. Потому что теперь ты будешь любить мои деньги. А это еще хуже, чем не любить вовсе.
Она подошла к шкафу и достала небольшой чемодан.
— Завтра утром за твоими вещами приедет машина. Их отвезут к тебе домой.
— А ты?
— А я, — Лена застегнула чемодан, — остаюсь здесь. Это моя квартира.
Она направилась к двери, но на пороге обернулась.
— Знаешь, что самое печальное? Я действительно могла бы тебя полюбить. Если бы ты дал мне такую возможность.
Дверь закрылась за ней тихо, почти беззвучно. А Виктор остался сидеть в чужой квартире, которую считал своим домом, и медленно понимать масштаб своей катастрофы.
Он потерял не богатую наследницу. Он потерял женщину, которая год ждала, когда он наконец увидит ее настоящую. И не дождалась.
За окном гудели машины, горели огни большого города, жизнь продолжалась. А у него впереди была долгая, пустая ночь и осознание того, что некоторые ошибки не исправить.