Чужие шаги в нашей квартире я услышала, едва открыв входную дверь. Замерла с пакетами в руках, прислушиваясь. Голоса доносились из гостиной — женский, звонкий, незнакомый, и второй — хорошо узнаваемый голос моей свекрови, Зинаиды Николаевны.
— Тут, конечно, ремонт нужен, — говорила свекровь, — но зато метраж хороший. Сами видите — простор.
— Да, площадь впечатляет, — отозвался женский голос. — А собственники когда планируют освободить жилплощадь?
Я тихо прикрыла дверь и на цыпочках прошла по коридору, заглядывая в гостиную. Увиденное заставило меня застыть на месте: посреди комнаты стояла молодая женщина в строгом костюме и что-то записывала в блокнот, а свекровь водила рукой по воздуху, очерчивая пространство.
— После продажи сразу съедут, — уверенно заявила Зинаида Николаевна. — Мой сын с женой давно хотели жильё поменьше. Им эта квартира велика, а платить за коммунальные услуги накладно.
Первым порывом было ворваться и прервать этот сюрреалистический разговор, но что-то заставило меня притаиться и слушать дальше. Может, шок или любопытство — до какой степени может дойти самоуправство свекрови.
— А вот тут у нас спальня, — продолжала Зинаида Николаевна, шагая в сторону нашей с Костей комнаты. — Окна на восток, утром солнышко. Очень уютно.
— Прекрасная планировка, — согласилась женщина. — И метро рядом, это большой плюс. Думаю, мои клиенты заинтересуются. Цена обсуждаемая?
— В разумных пределах, конечно, — свекровь сделала важное лицо. — Но район хороший, квартира тёплая. Дёшево отдавать не будем.
Я шумно выдохнула, и женщины обернулись. Лицо свекрови на мгновение изменилось — промелькнуло что-то похожее на замешательство, но она тут же взяла себя в руки.
— А вот и Наташа! — воскликнула Зинаида Николаевна, как будто мой приход был частью их плана. — Наталья, познакомьтесь, это Елена Сергеевна, риелтор. Пришла квартиру оценить.
Я медленно поставила пакеты на пол.
— Какую квартиру? — спросила я, хотя ответ был очевиден.
— Нашу, конечно, — свекровь сделала широкий жест рукой. — Ту, в которой мы сейчас находимся.
Риелтор, почувствовав неладное, нахмурилась.
— Вы... владелица? — спросила она, глядя на меня.
— Совладелица, — я скрестила руки на груди. — Вместе с мужем. А вы, собственно, по чьему приглашению здесь?
Женщина растерянно посмотрела на Зинаиду Николаевну.
— По приглашению Зинаиды Николаевны. Она сказала, что квартира продаётся и...
— Наша квартира не продаётся, — отрезала я. — И никогда не выставлялась на продажу. Простите, что вас побеспокоили, но произошло недоразумение.
Риелтор быстро собрала свои вещи, пробормотала что-то вежливо-извиняющееся и исчезла быстрее, чем свекровь успела что-то возразить.
Когда дверь за ней закрылась, в квартире повисла гнетущая тишина. Я смотрела на свекровь, пытаясь осмыслить произошедшее.
— Вы что творите, Зинаида Николаевна? — мой голос звучал тихо, но в нём отчётливо слышалась дрожь. — Вы с какой стати нашу квартиру продаёте?
Свекровь поджала губы.
— Не кричи, Наташа. Я просто решила помочь. Вы с Костей вечно жалуетесь, что денег не хватает, что ипотеку тяжело тянуть. Вот я и подумала — продадите эту, купите поменьше, и ещё на первый взнос для Костиной мамы останется.
Я не поверила своим ушам. Непрошеный риелтор: свекровь, которая решила продать наше жильё без нашего ведома и согласия — это звучало как начало анекдота, но происходило в реальности.
— А вы не подумали сначала обсудить это с нами? — я изо всех сил старалась говорить спокойно. — Прежде чем водить по квартире посторонних людей?
— Я Косте звонила, — свекровь пожала плечами. — Он трубку не взял. А решать нужно быстро, пока хорошие варианты на рынке есть. Я, между прочим, уже и новую квартиру для вас присмотрела. На Бабушкинской, хрущёвка, но аккуратная. И от моего дома недалеко, я бы к Мишеньке ходила, пока вы на работе.
У меня закружилась голова. Мишенька — наш трёхлетний сын, которого свекровь обожала и постоянно стремилась опекать, несмотря на наши возражения.
— Зинаида Николаевна, — я сделала глубокий вдох, считая про себя до десяти, как советовал психолог, — вы не имеете права распоряжаться нашей квартирой. И переезжать поближе к вам в наших планах нет.
— Я знаю, как лучше, — отрезала свекровь. — Ты слишком молода и неопытна. Ипотеку вам всё равно не потянуть с вашими зарплатами. А так — решите жилищный вопрос сразу.
— Интересно, а вы себе комнату в этой хрущёвке тоже запланировали? — не удержалась я от сарказма.
Свекровь посмотрела на меня с обидой.
— Я только о вас думаю. О внуке своём. Чтобы вам легче было.
— Спасибо, но мы как-нибудь сами справимся с нашими проблемами.
Свекровь не унималась:
— Справляетесь, я вижу. Костя как загнанная лошадь на двух работах пашет, а ты что? В своём архитектурном отделе штаны просиживаешь за копейки. А могли бы жить спокойно, без долгов.
Я молча взяла телефон и набрала номер мужа. Он ответил после третьего гудка.
— Костя, ты можешь сейчас приехать домой? Тут... ситуация.
— Что случилось? — в его голосе послышалась тревога.
— Твоя мама пришла с риелтором. Продаёт нашу квартиру.
Наступила пауза.
— Что? — переспросил он, как будто не расслышал. — Какой риелтор?
— Приезжай, — я старалась говорить спокойно. — Просто приезжай сейчас.
— Хватит драматизировать, — свекровь махнула рукой, когда я закончила разговор. — Я всё равно только предварительную оценку заказала. Без вас ничего бы не решила.
— Да неужели? — я не скрывала сарказма. — А обещать освободить жилплощадь сразу после продажи — это как называется?
Свекровь вздохнула с видом мученицы.
— Ты всегда всё неправильно понимаешь, Наташа. Я хотела как лучше. И вообще, не мешало бы чаю предложить свекрови.
Я хотела ответить что-то резкое, но сдержалась. Молча пошла на кухню, поставила чайник. Руки тряслись, а в голове крутились сцены из прошлого, когда Зинаида Николаевна пыталась «помочь» нам подобным образом.
Вспомнился случай, когда она без спроса отдала в комиссионку антикварный столик, доставшийся мне от бабушки, — «чтобы место не занимал». Или как перешила мои шторы — «они слишком длинные были». Или как выбросила коллекцию старых пластинок Кости — «пыль только собирают».
Но продажа квартиры — это был новый уровень вмешательства. Уровень, требующий серьёзного разговора и расстановки границ раз и навсегда.
Костя приехал через сорок минут. Взъерошенный, с выражением недоумения на лице. Свекровь встретила его объятиями и запричитала, что невестка, мол, устроила скандал на пустом месте.
— Мама, — Костя высвободился из её объятий, — объясни, пожалуйста, что происходит?
— Я нашла вам вариант получше, — Зинаида Николаевна моментально перешла в наступление. — Зачем платить такие деньги за эту огромную квартиру? Вам втроём и половины площади хватит. А так — продадите, купите жильё поменьше, и ещё останется.
— А ты не подумала спросить нас, хотим ли мы переезжать? — Костя устало потёр переносицу.
— А что спрашивать? — удивилась свекровь. — Это же очевидно. Вы еле концы с концами сводите. Я вам помочь хотела.
— Мама, ты не помогаешь, — Костя говорил медленно, как будто объяснял ребёнку очевидные вещи. — Ты вмешиваешься в нашу жизнь без разрешения. Опять.
— Ах вот как? — свекровь мгновенно перешла в режим оскорблённой невинности. — Значит, мать хотела как лучше, а я опять виновата? Я, между прочим, тебя вырастила одна, без отца. Ночей не спала, работала на трёх работах, чтобы ты учился в хорошей школе. А теперь я для тебя — никто?
Костя тяжело вздохнул.
— Мама, причём здесь это? Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала. Но я взрослый человек, у меня своя семья. И решения о нашей жизни, о нашей квартире мы принимаем сами.
— Вот оно как, — Зинаида Николаевна поджала губы. — Чужие люди теперь тебе ближе родной матери.
— Наташа — не чужой человек, мама. Она моя жена.
— Жена, жена, — передразнила свекровь. — А кто тебя знает лучше — мать, которая родила и вырастила, или эта... архитекторша? Кто о твоём благе печётся?
Я молча наблюдала за этим обменом репликами, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Все наши разговоры со свекровью рано или поздно сводились к одному: она знала, как лучше для всех, а мы были неразумными детьми, не понимающими своего счастья.
— Мам, — Костя вдруг заговорил совсем другим тоном — твёрдым и решительным, — я прошу тебя больше никогда не приводить никого в нашу квартиру без нашего ведома. Не принимать решения за нас. Не обсуждать с посторонними наши финансы или планы. Это наша жизнь, и мы сами будем ею распоряжаться.
Свекровь побледнела.
— Ты... выгоняешь меня? — прошептала она.
— Я не выгоняю, — покачал головой Костя. — Я прошу уважать наши границы. Я люблю тебя, мама. Но я не могу позволить тебе управлять нашей жизнью.
— Это всё она, — свекровь кивнула в мою сторону. — Это она тебя против матери настраивает.
— Нет, мам, — Костя взял меня за руку. — Это моё решение. И если ты не можешь его уважать, нам, возможно, стоит видеться реже.
Зинаида Николаевна схватилась за сердце.
— Вот как? Значит, отрекаешься от родной матери? Выбираешь эту... эту...
— Я не отрекаюсь, — терпеливо повторил Костя. — Я прошу тебя уважать наши границы. Только и всего.
Свекровь поджала губы, покачала головой и начала демонстративно собирать свою сумку.
— Что ж, — сказала она дрожащим голосом, — раз я больше не нужна родному сыну, пойду доживать свой век одна. Только не приходи потом, когда помощь понадобится.
— Мам...
Но свекровь уже направилась к выходу, на ходу накидывая пальто.
— Не провожайте, — бросила она, хлопнув дверью.
Мы с Костей остались одни в внезапно опустевшей квартире. Он обнял меня, и я почувствовала, как его плечи слегка подрагивают.
— Ты в порядке? — спросила я тихо.
— Не знаю, — честно ответил он. — Я люблю её, Наташ. Она моя мать. Но иногда... иногда я не понимаю, почему она не может просто позволить нам жить своей жизнью.
— Ей трудно отпустить, — я погладила его по спине. — Ты был центром её мира столько лет. А теперь у тебя есть своя семья, свои приоритеты.
— Но разве это плохо? Разве она не должна радоваться, что я счастлив?
— Должна, — согласилась я. — Но она боится стать ненужной. Боится остаться одна.
Костя вздохнул и отстранился.
— Я позвоню ей завтра. Когда она успокоится.
— Хорошо, — я кивнула. — А пока... может, чаю?
Мы сидели на кухне, в нашей квартире, которую так хотела продать свекровь, и тихо разговаривали. О работе, о Мишке, который сейчас был у моей мамы, о планах на выходные. Обычный вечер обычной семьи. Без драм и потрясений.
Через три дня Зинаида Николаевна позвонила сама. Голос её звучал непривычно тихо.
— Костя, я тут подумала... Может, вы к нам на обед в воскресенье придёте? Я пирог испеку. Мишенька любит с яблоками.
— Конечно, мама, — ответил Костя, глядя на меня. — Мы придём.
Я кивнула, соглашаясь. Что бы ни случилось, как бы тяжело ни было порой, свекровь оставалась частью нашей семьи. Мы не могли вычеркнуть её из своей жизни, да и не хотели.
В воскресенье мы приехали к ней, нагруженные гостинцами — коробкой конфет, бутылкой вина, новым пледом для кресла. Мишка бежал впереди, нетерпеливо дёргая дверной звонок.
Зинаида Николаевна открыла дверь, подхватила внука на руки, расцеловала. Поздоровалась со мной сдержанно, но без обычной холодности.
За обедом она рассказывала о соседке, о новом сериале, о том, что давление шалит, но таблетки помогают. Ни слова о квартире, о переезде, о наших финансах.
И только когда мы собрались уходить, она вдруг сказала, глядя куда-то мимо нас:
— Я не хотела вам жизнь портить. Я правда думала, что так будет лучше. Что вам поможет.
— Мы знаем, мама, — Костя обнял её. — Но в следующий раз, если захочешь помочь, просто спроси сначала, нужна ли нам помощь. И какая именно.
Свекровь кивнула, а потом неожиданно повернулась ко мне.
— Наташа, ты... прости меня, если что не так. Я иногда... перегибаю палку.
Это было самое близкое к извинению, что я когда-либо слышала от неё. Я улыбнулась и тоже обняла её, чувствуя, какая она хрупкая под своим колючим панцирем.
— Ничего, Зинаида Николаевна. Бывает.
Домой мы ехали в метро, держа сонного Мишку по очереди. Костя выглядел задумчивым.
— О чём думаешь? — спросила я, когда мы вышли на нашей станции.
— О маме. О нас. О том, как непросто иногда любить друг друга, не пытаясь изменить.
Я взяла его за руку, и мы пошли к дому — нашему дому, который никто не имел права у нас отнять. Даже из самых лучших побуждений.
А на следующий день я всё-таки поставила пароль на домофон. На всякий случай.
Читайте также: