Часть 1. ВЫХОДНОЙ
Я всегда думала, что выходные — это маленькая гавань, где можно спрятаться от будней. Тёплая чашка чая, плед, фильм, тишина. Но у моей родни было другое представление о «тишине»: это когда я молчу и все делаю.
Суббота началась как обычно. Я проснулась без будильника. В окне — молочное небо, на подоконнике — базилик в горшке. Муж уже из дома тихо ушел. Я встала, сварила овсянку, нарезала яблоко, посыпала корицей. Посидела три минуты у стола — просто чтобы услышать этот редкий звук: как дом дышит, когда в нём никто не требует внимания. Вода в чайнике закипела. Кружка обожгла ладони. Я задумалась, что пора бы заняться своими делами: перебрать одежду, поставить стирку, купить новую землю для цветов. Маленькие дела, которые складываются в ощущение жизни, «моей» жизни.
Домофон дзинькнул ровно в девять.
— Мы подъехали, — бодро объявил голос свекрови. — Спускайся. Нам до дачи ещё час. Надо сразу в магазин заехать: курицу, зелень, майонез. Ты же знаешь, давай побыстрей.
Я вздохнула, поставила кружку, накинула джинсовку. Внизу уже стояли они — муж с ключами в руке, свекровь и деверь. Машина пахла резиной и холодным воздухом, который тянул из кондиционера.
— К обеду салаты, — перечисляла свекровь, усаживаясь на переднее сиденье. — Окрошку можно. Потом грядки. Огурцы не ждут. Олег, ты перетаскиваешь мешки с землёй, а Марина... — взгляд на меня был как печать на конверте, неизбежный. — Марина, итак, знает, что делать.
Я знала. Варить, резать, месить, стирать. Потом на грядки — и полдня в позе буквы «зю». И ещё ухитриться улыбаться. Ведь мы же на любимой даче всей семьей.
Дача встретила привычным запахом: сырая доска, железо, укроп. На крыльце — деревянный стол, покрытый клеёнкой в мелкие розовые цветочки. В углу — старый самовар, давно уже просто для вида. Сороки кричали на соседней берёзе, как будто спорили из-за того, кому первой объявить, что приехала рабочая сила.
— Марина, начни с кухни, — свекровь распорядилась легко, как будто раздаёт ленточки на праздник. — Мы с Олегом теплицу откроем. Дверь заклинило.
Я вошла внутрь. Пахло уксусом, пылью и картофельной кожурой. Кран подтекает — знакомая песня. Огляделась: на столе уже лежали баночки, лук, яйца, зелень. Нож тупой. Доска неудобная, тяжёлая. Я включила воду, помыла руки, начала.
Время на даче двигается странно. Оно не течёт, а волочится. С улицы доносился голос свекрови:
— Олег, подай! Нет, не это. Ну что ты... Марина, прогреешь духовку? Марина, ты помнишь, сколько варить яйца? Марина, ты же знаешь.
Часть 2. ВТОРАЯ СМЕНА
Я знала. Потому что каждую весну и лето моя «выходная» суббота превращалась в собеседование с вечностью. Я готовила, мыла, чистила, а после обеда меня отправляли в теплицу «на полчасика»: «только рядочек огурцов». Этот «рядочек» почему-то всегда растягивался до пяти. Я шла, улыбалась соседке тёте Нине, которая поднимала глаза от клубники и говорила:
— Вот это невестка! Золотые руки. Наши бы так.
Я кивала, ветка крыжовника скребла рукав. Земля была тяжёлая, влажная. Полоть, полоть, полоть — как молиться, только без надежды на чудо.
К обеду у меня гудели колени и ладони пахли чесноком. На столе стояли две миски салата, окрошка в эмалированной кастрюле, запечённая курица. Все собрались. Разговоры — про погоду, про цены, про «в этом году яблоня поздно зацвела». Мои блюда исчезали быстро, будто их смывал какой-то внутренний поток. Дети двоюродной сестры набирали в тарелки побольше, оставляли косточки горой. Деверю не хватило хлеба — за хлебом побежала я.
— Марина, ты, как всегда, выручаешь, — сказала свекровь и погладила меня по плечу. — Без тебя никуда.
Где-то в груди поднялась тяжёлая волна. «Без тебя никуда» звучало как «ты — удобная». Как табуретка. Стоит, не жалуется.
После обеда началась вторая смена — посуда. Горы тарелок, стеклянные чашки, липкие ложки. Я мыла и слушала голоса на улице. Они шутили, обсуждали планы на завтра, говорили о варенье. «Клубника в этом году хорошая, надо варить». «Надо», — значит я.
Вечером меня позвали в теплицу. Огурцы и правда не ждали. Земля была тёплая, влажная. Я рылась в ней пальцами, стягивала сорняки, выпрямлялась, и спина отзывалась острым, как шпилька, уколом. Пот стекал по шее. Я думала о душе. О том, что у меня дома свежий шампунь. Новая маска с запахом персика. Хотелось просто полежать в горячей ванной, без разговоров. Без «Марина, а как?».
— Чего застыла? — свекровь заглянула в теплицу и прищурилась. — Тут ещё ряд. И грядку надо перекопать. Да ты чего, девочка? Устала? Не ломайся. Молодая ещё.
«Молодая». Это слово прозвучало как насмешка. Я не ломалась. Я просто делала, как могла. И вдруг я ясно увидела себя со стороны: женщину, которая всё делает «по умолчанию». От которой ждут и не спрашивают. «Марина знает».
Добил пустяк. Соседка тётя Нина принесла банку с солёными огурцами и сказала:
— Потом банку вернёшь. Ты ж у нас за всё отвечаешь.
За всё.
Что-то щёлкнуло. Как предохранитель, который долго терпел и сгорел.
— Нет, — сказала я. — Больше нет.
Свекровь подняла брови:
— Что — нет?
— Я не приеду завтра, — произнесла я, чувствуя, как голос становится ровным, спокойным. — И через неделю не приеду. По крайней мере — не как бесплатная рабочая сила. Мои выходные — не ваша дача.
Муж вышел из-за сарая, остановился:
— Марин... да что ты...
— Я устала, — сказала я просто. — Я хочу жить свои выходные. Своим домом. Своими кастрюлями. Своим душем. Я хочу сходить в кино. Купить себе платье. Посидеть с книгой. Я хочу делать салат, когда хочу я. А не когда «надо».
— Но мы же семья, — свекровь чуть улыбнулась, будто уговаривая капризного ребёнка. — Семья — это помощь.
— Помощь — это когда договариваются, — ответила я. — Когда спрашивают: можешь? Когда? Сколько? А не объявляют утром: «мы подъехали». Когда мужчина берёт нож и режет лук, а не смотрит, как жена с красными руками моет сотую миску. Когда «мы» — это все, а не одна Марина.
Соседский пёс залаял за забором, словно поддержал. Где-то вдалеке прошёл поезд. Вечер тянулся.
— Ты что, против огурцов? — попытался пошутить деверь. — Они же нуждаются в тебе.
— Пусть нуждаются в тех, кто их ест, — произнесла я. — Я больше не буду сажать за всех. И кормить всех. Я — не столовая. И не бесплатный агроном.
Муж опустил глаза:
— Может, мы неправы.
— Не «может», — сказала я. — Мы неправы уже очень давно.
Часть 3. НОВЫЕ ПРАВИЛА
Повисла пауза. В этой паузе я услышала собственное дыхание. Ровное. Свекровь поправила платок:
— Ладно, — медленно произнесла она. — А как же обед? Мы же не готовили ничего.
— В магазин, — ответила я. — Либо мужчины берут и делают. Либо заказываем готовое. Либо... — я пожала плечами. — Либо вы признаёте, что сегодня у меня тоже выходной.
— Мы не знали, что ты так переживаешь!
— Почему молчала?
— Нужно было просто сказать...
— Ладно, закажем пиццу.
— Дети, кто поможет с тарелками?
— Олег, включай чайник.
И вдруг — тишина. А потом — другое движение. Муж встал к столу и начал резать помидоры. Деверю дали миску, он вымыл её. Свекровь молча протёрла доску.
Вечером, уже в городе, я решила прогуляться одна. Небо загустело до чернильного, фонари рисовали на асфальте жёлтые круги. Я купила себе мороженое. Самое простое, пломбир. На лавочке у подъезда сидела соседка и кормила кошку. Я села рядом. Съела мороженое медленно.
В воскресенье я проснулась и никуда не поехала. Дом был тихий как библиотека. Я переставила цветы на подоконнике, вымыла чайник до блеска, позвонила подруге, которую не слышала сто лет. Мы смеялись, вспоминали, я слушала музон на старом плеере. Потом пошла в кино на дневной сеанс, где в зале было пять человек, и никто не хрустел попкорном. Я сидела в мягком кресле и слушала чужую историю, не свою, и думала о том, что чужие истории иногда лечат лучше, чем валерьянка.
Разумеется, разговоры были. В понедельник мне позвонила свекровь.
— Я подумала, — сказала она. Голос был не строгий, уставший. — Ты права. Мы как-то привыкли. Ты как паровоз, но тоже устаешь. Давай будем договариваться. И бюджет на дачу тоже обсудим. Поровну, если ездим все. И дежурства по кухне. Я составлю график, если хочешь.
Я улыбнулась. График — это смешно и прекрасно. Как детский рисунок с кривыми домиками. Но иногда именно с этого и начинается уважение — с бумажки, на которой написано: сегодня готовит Олег.
— Спасибо, — ответила я. — Давай попробуем.
Прошло две недели. Мы снова ехали на дачу. В машине пахло кофе. Муж держал список продуктов, который он составил сам. Свекровь достала контейнеры с уже нарезанными овощами — дома приготовила. На столе я поставила только солонку. Почувствовала себя лёгкой, как будто кто-то снял с меня тяжеленный фартук, который я носила годами. В теплице мы поливали огурцы вместе. Я показывала, как не ломать усики, а свекровь кивала и улыбалась. Работали молча, но это молчание было другим, человеческим.
К вечеру дети приносили пустые тарелки к раковине сами. Муж вымыл посуду.
— Хороший день, — сказал муж, снимая перчатки. — Правильный.
— Правильный, — согласилась я.
Я шла по дорожке, осторожно переступая через шланг, и думала: мы часто входим в роль, как в старый халат. Привычно, тепло и... стыдно. Потому что в этом халате мы не красивые. Мы удобные. И пока не снимешь — не поймёшь, как много воздуха вокруг.
Я не против дачи. Мне нравится запах огуречных листьев, звук лейки, шорох земли. Но дача — это радость, если никто не стоит у тебя над душой с невидимой указкой. И если тот, кто ест хрустящий огурец с солью, помнит, что кто-то его посадил и поливал.
С этого лета у нас новые правила. «Можно?» — звучит чаще, чем «надо». «Поможешь?» — чаще, чем «сделай». И выходные снова стали похожи на маленькую гавань. Иногда мы плывём к даче. Иногда — к кинотеатру. Иногда — просто остаёмся дома. Главное — плывём мы сами.
И да: огурцы в этом году удались. Возможно, потому что выросли в семейной атмосфере.
А у вас тоже были «выходные для других»?
Что в ваших семьях сработало: договорённости, график, распределение расходов — или что-то другое?
Подписывайтесь на канал.
Для подписки кликните на изображение ниже, чтобы перейти на главную страницу канала. Там справа найдете кнопку «Подписаться». Нажмите — и вы подписаны!