— Я вам не прислуга, — спокойно ответила Анна свекрови и вызвала ей такси до дома.
Тамара Игоревна, полная, властная женщина в дорогом кашемировом пальто, застыла с полуоткрытым ртом. Её тщательно подведенные брови взлетели вверх, а лицо, привыкшее повелевать, исказилось от изумления и гнева. Она стояла посреди их с Кириллом крошечной прихожей и выглядела, как заблудившийся флагман в тихой заводи.
— Что ты сказала? — прошипела она, понизив голос до ледяного шёпота.
— Я сказала, что я вам не прислуга, Тамара Игоревна, — повторила Анна, не отрывая взгляда от экрана телефона, где приложение уже показывало, что к подъезду движется серебристая «Шкода». — Машина будет через три минуты. Я не буду перемывать вашу хрустальную вазу, которую вы привезли, чтобы «облагородить наше скромное жилище». И не стану готовить ужин из тех продуктов, что вы оставили. У нас есть своя еда.
Свекровь сделала глубокий, шумный вдох, будто набирала воздух для сокрушительного удара. Анна работала реставратором в библиотеке редких книг. Она привыкла к тишине, к терпеливой, кропотливой работе. Она умела сохранять спокойствие, когда одно неверное движение могло уничтожить труд многовековой давности. Это умение очень помогало ей в общении с матерью мужа.
— Да как ты смеешь! — наконец взорвалась Тамара Игоревна. — Я мать твоего мужа! Я прихожу в ваш дом, стараюсь помочь, привожу вам нормальные вещи, нормальную еду, потому что на то, что вы едите, смотреть больно! А ты... ты меня выгоняешь!
— Я вас не выгоняю. Я вызвала вам такси, потому что вы сказали, что вам пора, — Анна подняла на неё глаза. Взгляд был спокойный, но твёрдый. — А насчет помощи... Спасибо, но мы справляемся сами.
Тамара Игоревна осеклась. Она привыкла к тому, что Анна молчит, поджимает губы и делает всё, что ей велят. Эта тихая, почти незаметная невестка из простой семьи, без связей и приличного приданого, казалась ей досадным недоразумением в жизни её блестящего сына Кирилла. И вот это недоразумение вдруг обрело голос.
— Кирилл узнает о твоём поведении! — бросила она, как последнее оружие.
— Конечно, узнает. Я ему сама всё расскажу, — кивнула Анна.
Дверь лифта на площадке открылась, и на пороге квартиры появился сам Кирилл. Высокий, светловолосый, в дорогом офисном костюме, он выглядел уставшим после долгого рабочего дня. Увидев мать с перекошенным от ярости лицом и жену со смартфоном в руке, он тут же всё понял. На его лице отразилась такая вселенская тоска, что Анне на мгновение стало его жаль.
— Мама? Аня? Что у вас тут происходит? — спросил он, снимая ботинки.
— Твоя жена меня выставила за дверь! — тут же заголосила Тамара Игоревна, кидаясь к сыну. — Представляешь? Я привезла вам хрусталь, еды на неделю, хотела помочь, а она... она заявила, что не прислуга!
Кирилл бросил на Анну умоляющий взгляд. «Ну потерпи, пожалуйста», — читалось в его глазах. Но Анна устала терпеть. Она терпела три года их брака. Терпела визиты без предупреждения, непрошенные советы, унизительные подарки «для бедных родственников» и вечные упрёки в том, что она не ровня их семье.
— Мам, успокойся, пожалуйста. Аня, что случилось? — Кирилл пытался быть дипломатом, но получалось плохо.
— Ничего не случилось, — ровно ответила Анна. — Тамара Игоревна собиралась уходить, и я просто помогла ей с такси. Машина уже ждёт.
Она сделала шаг в сторону, давая свекрови пройти к выходу. Тамара Игоревна, поняв, что спектакль окончен и сочувствия от сына она сейчас не добьётся, гордо вскинула подбородок, надела перчатки и прошествовала к двери.
— Я надеюсь, ты сделаешь выводы, сын, — бросила она уже с порога. — Эта женщина тебя недостойна.
Дверь захлопнулась. В квартире повисла тяжёлая тишина. Кирилл провёл рукой по волосам.
— Ань, ну зачем? Зачем так обострять? Ты же знаешь мою мать. Неужели нельзя было просто промолчать, сделать, как она просит?
— Нет, Кирилл, нельзя, — Анна прошла на кухню и поставила чайник. Её руки слегка дрожали. — Я больше не могу. Я не прислуга и не девочка для битья. Я твоя жена. И это наш дом, пусть и маленький. И я не позволю никому, даже твоей матери, приходить сюда и вести себя так, будто я пустое место.
— Но она же помочь хотела! — он пошёл за ней.
— Помочь? Кирилл, она принесла свою старую вазу, потому что наша, по её словам, «убожество». Она принесла продукты и велела мне немедленно приготовить борщ по её рецепту, потому что мой «безвкусная баланда». Это не помощь. Это унижение.
— Ну, она такой человек, её не переделаешь...
— А я и не собираюсь её переделывать. Я просто прошу уважать меня и мой дом. И я хочу, чтобы ты был на моей стороне. Хотя бы иногда.
Кирилл тяжело вздохнул и сел за стол. Он любил Анну. Любил её тихую силу, её ум, её нежность. Но он также был сыном своих родителей — властной матери и жёсткого, успешного отца, который держал всю семью в ежовых рукавицах. Кирилл работал в отцовской строительной компании, получал хорошую зарплату, но чувствовал себя вечным подростком на побегушках. И эта зависимость лишала его воли.
— Я на твоей стороне, Ань. Всегда. Просто... давай не будем доводить до войны.
— Войну начала не я, — тихо ответила Анна, разливая чай.
В тот вечер они почти не разговаривали. Анна ушла в свою маленькую мастерскую — закуток в гостиной, отгороженный стеллажом с книгами. Она склонилась над старинным фолиантом девятнадцатого века, вдыхая знакомый запах пыли, кожи и клея. Здесь, среди старых книг, она чувствовала себя на своём месте. Каждая книга была историей — не только той, что напечатана на её страницах, но и историей своих владельцев, своих путешествий во времени. Она восстанавливала порванные страницы, чинила истёртые переплёты, даря им новую жизнь. Ей казалось, что и собственную жизнь пора отдать в реставрацию.
На следующий день позвонил отец Кирилла, Виктор Петрович. В отличие от жены, он всегда говорил ровно, даже ласково, но от его голоса у Анны по спине бежал холодок.
— Анечка, здравствуй, дочка. Как дела?
— Здравствуйте, Виктор Петрович. Нормально.
— Что-то голос у тебя нерадостный. Тамара вчера вернулась вся в слезах. Говорит, ты её обидела.
Анна молчала. Что тут скажешь?
— Я понимаю, у неё характер сложный, — продолжил свёкор. — Но она мать, она за Кирилла переживает. Хочет, чтобы вы жили лучше. Кстати, об этом я и хотел поговорить. Есть для вас хороший вариант. Трёхкомнатная квартира в новом доме, который наша фирма сдаёт. С отделкой, просторная, светлая. В десяти минутах от нас. Мы с Тамарой хотим вам её подарить. На новоселье.
Анна замерла. Трёхкомнатная квартира. Это было больше, чем она могла мечтать. Конец съёмным однушкам, конец тесноте. Своя мастерская, детская в будущем...
— Это... это очень щедрое предложение, Виктор Петрович, — осторожно сказала она.
— Ну а как же! Для детей ничего не жалко. Записываем на Кирилла, вы переезжаете. Одно условие — чтобы мир в семье был. Ты уж, дочка, будь помягче с матерью. Она тебя полюбит, вот увидишь. Просто ей время нужно.
И тут Анна всё поняла. Это был не подарок. Это был подкуп. Золотая клетка. Они переедут поближе, и контроль станет тотальным. Тамара Игоревна будет приходить каждый день «проверить, всё ли в порядке», и тогда Анна точно превратится в прислугу в собственной, пусть и шикарной, квартире.
— Я должна подумать, — сказала она.
— Думай, дочка, думай. Только недолго. Такие предложения на дороге не валяются.
Вечером она рассказала обо всём Кириллу. Он, вопреки её ожиданиям, не обрадовался, а помрачнел.
— Квартира — это, конечно, хорошо, — сказал он, глядя в окно. — Но ты права. Это клетка. Отец ничего не делает просто так.
— Так что мы ответим? — спросила Анна, с надеждой глядя на мужа. Неужели он наконец-то прозрел?
— Я поговорю с ним, — решительно сказал Кирилл. — Скажу, что мы благодарны, но хотим всего добиться сами.
Разговор, видимо, был тяжёлым. Кирилл вернулся от родителей поздно вечером, злой и подавленный.
— Отец сказал, что я неблагодарный идиот, — бросил он, стягивая галстук. — Что я слушаю тебя и иду у тебя на поводу. Что ты меня против семьи настраиваешь. Мать плакала. В общем, всё как обычно.
— Мне жаль, Кирилл.
— А в довершение всего он урезал мне зарплату. «Чтобы ты понял, как тяжело добиваться всего самому», — передразнил он отца. — Так что с квартирой придётся подождать. Лет десять.
Он горько усмехнулся. Анна подошла и обняла его.
— Мы справимся. Я же говорила.
Жить стало труднее. Денег едва хватало. Кирилл стал раздражительным, часто задерживался на работе. Анна чувствовала, как он отдаляется. Разговоры об отце и его «методах воспитания» вызывали у него только злость. Иногда Анне казалось, что их брак трещит по швам, как старый книжный переплёт.
Однажды в библиотеку пришёл новый заказчик. Солидный мужчина лет шестидесяти, Илья Сергеевич. Он принёс толстую конторскую книгу в потрёпанном кожаном переплёте.
— Мне посоветовали вас как лучшего специалиста в городе, — сказал он, с уважением глядя на Анну. — Это архив моего деда. Он вёл дела в середине прошлого века. Для меня это очень важно. Возьмётесь?
Анна аккуратно открыла книгу. Плотные пожелтевшие страницы были испещрены каллиграфическим почерком. Цифры, названия, фамилии. На первой странице значилось: «Торговый дом „Волков и партнёры“».
— Конечно, — кивнула она. — Переплёт нужно укрепить, некоторые страницы почти рассыпались. Но всё можно сделать.
Она погрузилась в работу. Ей нравилось восстанавливать такие вещи — они были живыми свидетелями ушедшей эпохи. Читая записи, она невольно погружалась в мир послевоенной торговли, в детали сделок по поставкам леса и стройматериалов. И вдруг на одной из страниц она увидела знакомую фамилию. «В. П. Зайцев». Виктор Петрович Зайцев. Свёкор.
Сердце у Анны заколотилось. Она стала читать внимательнее. Свёкор, тогда ещё молодой и никому не известный, числился в торговом доме младшим приказчиком. Судя по записям, дед Ильи Сергеевича, Волков, очень ему доверял, поручал важные дела. А потом... потом записи стали путаными. Последние несколько страниц были вырваны, но на оставшихся корешках можно было разобрать отдельные слова: «...предательство... фиктивные документы... всё потеряно...»
Анна почувствовала, как по спине пробежал мороз. Она аккуратно отделила склеившиеся уголки последних страниц. Между ними лежал сложенный вчетверо пожелтевший листок. Это было письмо, написанное торопливым, срывающимся почерком. Письмо Волкова своему другу. В нём он описывал, как его молодой и доверенный помощник Зайцев, воспользовавшись его болезнью, подделал документы и перевёл все активы фирмы на себя, оставив своего благодетеля ни с чем. «Я не переживу этого позора и этого удара, — писал старик. — Бог ему судья».
Анна сидела над письмом, и мир вокруг неё рушился. Вот откуда взялся первоначальный капитал Виктора Петровича. Вот на чём была построена его империя. На предательстве и обмане. Кирилл ничего не знал. Он искренне верил, что его отец — гениальный бизнесмен, который «сделал себя сам».
Что ей делать? Рассказать всё Кириллу? Он не поверит. Или поверит, и это его уничтожит. Отдать письмо Илье Сергеевичу? Он, скорее всего, начнёт судебный процесс, поднимется скандал, который затронет и Кирилла. Молчать? Но как жить с этим знанием? Как смотреть в глаза свёкру, зная, что он вор?
Она решила поговорить с самим Виктором Петровичем. Одна.
Она позвонила ему и попросила о встрече, сказав, что речь пойдёт о Кирилле. Он назначил встречу в своём огромном, гулком кабинете в офисе компании. Он сидел за массивным дубовым столом, вальяжный, уверенный в себе хозяин жизни.
— Ну, слушаю тебя, дочка. Что там у вас опять стряслось? Кирилл жалуется на жизнь?
Анна молча положила перед ним старую конторскую книгу и письмо.
— Мне принесли это на реставрацию, — тихо сказала она. — Фамилия Волков вам о чём-нибудь говорит?
Виктор Петрович взглянул на книгу, потом на письмо. Его лицо на мгновение утратило свою маску благодушия. Глаза сузились, превратившись в холодные щёлки.
— Откуда это у тебя? — спросил он так тихо, что Анна едва расслышала.
— Неважно. Важно то, что здесь написано.
Он медленно взял письмо, пробежал его глазами. Желваки на его скулах заходили ходуном.
— Старые счёты, — наконец произнёс он. — Бизнес — жестокая штука, девочка. Тогда время было такое. Кто не успел, тот опоздал.
— Вы называете это бизнесом? — Анна посмотрела ему прямо в глаза. — Вы разорили человека, который вам доверял. Сломали ему жизнь.
— Я дал ему шанс уйти без долгов, — отрезал Виктор Петрович. — Он был слишком мягким для этого дела. Я построил империю. Я обеспечил свою семью, своего сына. Кирилл имеет всё, о чём можно мечтать. И всё это благодаря мне.
— Всё это построено на лжи, — сказала Анна. — И ваш сын не счастлив. Вы его сломали своей «заботой». Вы душите его, контролируете каждый шаг, потому что боитесь, что он не похож на вас. Боитесь, что он такой же «мягкий», как тот человек, которого вы предали.
В этот момент дверь кабинета приоткрылась, и вошёл Кирилл. Он хотел что-то сказать, но замер, увидев конторскую книгу на столе отца и бледное, решительное лицо Анны.
— Что здесь происходит? — спросил он растерянно.
Виктор Петрович вскочил.
— Вон отсюда! — крикнул он Анне. — Забирай свои бумажки и чтобы я тебя больше не видел! И ты, — он повернулся к сыну, — если ты сейчас уйдёшь с ней, можешь забыть, что у тебя есть отец!
Кирилл смотрел то на отца, то на Анну. Он видел побагровевшее от ярости лицо отца, его трясущиеся руки. И видел спокойное, хотя и печальное, лицо своей жены. И в этот момент он сделал свой выбор. Он молча подошёл к Анне, взял её за руку и посмотрел на отца.
— Я ухожу с ней, — сказал он твёрдо. — И я, кажется, впервые в жизни понимаю, что значит «добиваться всего самому».
Они вышли из кабинета, оставив за спиной кричащего им вслед проклятия Виктора Петровича. На улице шёл дождь. Они стояли под козырьком офисного здания, держась за руки.
— Теперь у нас ничего нет, — сказал Кирилл, глядя на струи воды.
— У нас есть мы, — ответила Анна и прижалась к его плечу.
В тот же вечер Кирилл написал заявление об увольнении. Они собрали свои немногочисленные вещи. Анна бережно упаковала книги и инструменты для реставрации. Кирилл смотрел на неё, и в его глазах было восхищение.
— Ты знала, чем всё это закончится? — спросил он.
— Я надеялась на это, — улыбнулась она.
Они решили уехать из города. Начать всё с чистого листа в другом месте, где их не будет доставать тень семьи Зайцевых. Анна позвонила Илье Сергеевичу и сказала, что заказ готов. Когда он пришёл забирать книгу, она отдала ему и письмо.
— Мой дед был бы вам благодарен, — сказал он, внимательно прочитав записку. Его глаза увлажнились. — Он так и не оправился от этого. Что вы хотите за это?
— Ничего, — ответила Анна. — Просто восстановите справедливость. Но, если можно, без громких скандалов. У Виктора Петровича есть сын. Он ни в чём не виноват.
Илья Сергеевич долго молчал, глядя на неё.
— Вы очень благородный человек, Анна.
Через несколько дней, уже перед самым отъездом, на счёт Анны поступила крупная сумма денег. В назначении платежа было указано: «За реставрационные работы и восстановление исторической справедливости». Этого хватало, чтобы купить небольшой домик в пригороде областного центра, куда они собирались переехать, и ещё оставалось на первое время.
Они стояли на перроне вокзала с двумя чемоданами и коробкой с самыми ценными книгами Анны. Поезд медленно подходил к платформе.
— Не страшно? — спросил Кирилл, обнимая жену.
— Немного, — призналась Анна. — Но я знаю, что мы всё делаем правильно. Мы будем жить своей жизнью. Честно.
Кирилл улыбнулся — впервые за долгое время по-настоящему счастливо. Он взял её руку и поцеловал. Поезд остановился, и они шагнули в открытую дверь вагона, навстречу своей новой, ещё не написанной истории.