— Мам, ты как? — спрашиваю я, входя в старую квартиру, где пахнет деревянной мебелью, свежесваренным борщом и чем-то неуловимо родным. Мама сидит у окна, вяжет. Ей 81, но пальцы всё ещё ловко перебирают спицы.
— Нормально, дочка, — улыбается она, но в глазах тревога. — Вот, думаю… опять твой брат звонил. Про завещание опять.
Я вздыхаю. Эта тема, как заезженная пластинка, крутится в нашей семье уже не первый год. Мой брат, Игорь, живёт в большом городе, в двух часах езды отсюда. У него всё наладилось: новая машина, двухкомнатная квартира, женщина, которая всё это, по сути, и обеспечила. А здесь, в нашем маленьком городке, остался старый дом — тот самый, который отец перед смертью «определил» брату. И квартира, где сейчас живёт мой сын Саша и наша мама.
— И что сказал? — спрашиваю, хотя уже знаю ответ.
— Да всё то же, — мама машет рукой. — «Пиши завещание, мама, на меня. Дом же мне папа оставил». А я не знаю, как быть… Саша столько для меня делает, а Игорь… ну, он же тоже сын.
Я киваю, но внутри всё кипит. Саша, мой сын, уже больше десяти лет живёт в этой квартире с бабушкой. Он помогает ей во всём: от дров для печки до ремонта старой проводки. Тратит свои деньги, время, силы. А Игорь? Игорь приезжает раз в полгода, в лучшем случае. И то, чтобы в баню сходить, которая при доме. Остальное его мало волнует.
Отец умер семь лет назад. Помню тот день, как будто вчера. Я тогда жила в другом городе, работала, моталась по командировкам. Но когда узнала, что папа плох, тут же прилетела. Саша, мой сын, был рядом с ним до последнего. Игорь же, хоть и жил ближе, не приехал. «Дела», — сказал он тогда по телефону.
Перед смертью отец собрал нас и твёрдо сказал:
— Квартира — тебе, дочка. Дом — Игорю. Так будет правильно. Мужик в семье должен за домом следить.
Отец всегда считал, что дом — это не просто стены, а родовое гнездо. Там росли мы с братом, там бегали наши дети. Там огород, который до сих пор кормит маму свежими овощами. Но дом старый, ветхий. Его не продать за хорошие деньги, да и кто его купит? Крыша течёт, стены покосились, а отопление — только дровяная печь. Чтобы дом не развалился, его нужно топить, ухаживать, вкладываться. И всё это легло на плечи моего сына.
— Саш, может, ну его, этот дом? — как-то спросила я, глядя, как он таскает дрова в очередной морозный вечер.
— Мам, это же наше, — ответил он, вытирая пот со лба. — Дед хотел, чтобы оно сохранилось. Да и бабушке там нравится, огород её держит.
Саша прав. Мама без своего огорода, без этих грядок с укропом и картошкой, жить не сможет. Но я вижу, как ему тяжело. Он работает удалённо, но мечтает переехать поближе к своей будущей работе. Мы с мамой могли бы уехать с ним, в квартиру попросторнее, где не надо таскать дрова. Но как бросить дом? Его ведь топить надо, иначе он просто рухнет.
Игорь звонит раз в месяц. Иногда чаще, если речь заходит о наследстве. Его голос в трубке всегда бодрый, уверенный:
— Мам, ты завещание написала? Дом же мой, папа так сказал. А то, знаешь, я могу и в суд пойти.
— Игорь, сынок, — мама старается говорить спокойно, но я слышу, как дрожит её голос. — Я же не могу Сашу с дочкой без ничего оставить. Они для меня всё делают.
— А я что, не сын? — возмущается он. — Я тоже помогал, когда мог. И дом мне отец завещал, ты сама слышала.
Помогал. Когда это было? Лет пятнадцать назад, когда он ещё жил поближе? С тех пор Игорь уехал в большой город, женился, развёлся, потом нашёл новую женщину. Она, кстати, и купила ему квартиру и машину. А сюда он приезжает только ради бани и разговоров о завещании. Его сын, мой племянник, где-то далеко, они почти не общаются. А наш дом, который он так рьяно требует себе, для него — просто строчка в будущем наследстве. Продать его за нормальные деньги не выйдет, а вкладываться он не хочет.
— Продайте его, — как-то заявил он мне по телефону. — Чего вы там возитесь? Всё равно развалится.
— А мама? — возмутилась я. — Её огород? Её жизнь?
— Ну, переедет к тебе, — отмахнулся он. — Или к Сашке.
Легко сказать. Мама не хочет в город. Ей нужен её дом, её грядки, её воспоминания. А Саша и так тянет всё на себе. Я тоже помогала, как могла — деньгами, продуктами, приезжала, когда получалось. Но последние годы основная нагрузка на сыне. И теперь, когда Игорь видит, что мы с Сашей вкладываемся в дом и квартиру, он вдруг решил, что завещание должно быть на него.
Я не раз задавалась вопросом: этично ли вообще требовать от матери завещание? Мама ещё жива, ей 81, но она в здравом уме, вяжет, готовит, ходит на огород. А брат уже делит то, что ещё не его. Это ведь не просто дом или квартира — это её жизнь, её выбор. И каждый такой разговор ранит её.
— Дочка, — как-то сказала она мне, глядя в пол. — Я не знаю, как быть. Игорь — мой сын, и я его люблю. Но Саша… он же всё для меня делает. А тебя я тоже не могу обидеть. Как мне вас поделить?
— Мам, не думай об этом, — пытаюсь успокоить я. — Ты ещё с нами надолго. А там разберёмся.
Но она думает. Я вижу, как она ночами не спит, как теребит край платка, когда разговор заходит о наследстве. Ей больно от того, что брат давит, а мы с Сашей молчим, чтобы её не расстраивать.
Я спрашивала у знакомых, как в других семьях решают такие вопросы. Кто-то говорит: «Пишите завещание, чтобы потом не было споров». Кто-то считает, что требовать завещание — это как ставить крест на человеке. Одна подруга рассказала, как у них в семье разделили наследство: родители заранее всё обсудили с детьми, составили завещание, где каждому досталось что-то своё, но никто не давил. Другая история — полная противоположность: братья и сёстры судились годами из-за старого дома, который в итоге просто развалился.
— У нас тоже был спор, — рассказала мне соседка тётя Люба. — Мой брат требовал, чтобы мама переписала дом на него, потому что он «мужик». А я всю жизнь за ней ухаживала. В итоге мама написала завещание на меня, а брат до сих пор не разговаривает. Но я считаю, что это справедливо.
Справедливость. Как её измерить? Игорь считает, что раз отец сказал, что дом — его, то так и должно быть. Но отец не видел, как Саша таскает дрова, как чинит крышу, как покупает лекарства для мамы. Отец не знал, что Игорь будет появляться раз в полгода, а потом требовать всё себе.
Саша недавно сказал, что хочет переехать поближе к работе. У него есть планы, он молодой, ему нужно строить свою жизнь. Мы с мамой могли бы уехать с ним — в квартиру, где не надо топить печь, где всё проще. Но как быть с домом? Его нельзя бросить. Если перестать топить, он просто рухнет. А огород? Мама не переживёт, если его забросят.
— Мам, может, продадим? — осторожно спрашиваю я, хотя сама не верю в эту идею.
— Куда я без огорода? — качает головой она. — Это же моё всё. И папа ваш хотел, чтобы дом остался.
Я понимаю её. Но понимаю и Сашу. Он не может вечно быть привязанным к этому дому. И я не могу требовать, чтобы он жертвовал своей жизнью ради родового гнезда. А Игорь? Игорь не хочет вкладываться, но хочет завещание. И я не знаю, как найти выход.
Однажды вечером мы сидели с мамой на кухне. Она пила чай, а я смотрела на её натруженные руки.
— Дочка, — вдруг сказала она. — Я решила. Завещание напишу. Но не так, как Игорь хочет. Квартиру — Саше, он заслужил. А дом… дом пока на мне останется. Не могу я его сейчас делить.
— А Игорь? — спрашиваю.
— Игорь пусть приезжает, помогает, — твёрдо говорит она. — Если хочет дом, пусть покажет, что он ему нужен.
Я обняла её. Впервые за долгое время мне стало легче. Мама сделала выбор, который ей подсказало сердце. Но я знаю, что это не конец. Игорь не сдастся так просто. И я не знаю, как мы будем решать этот вопрос дальше.
Наша история — не уникальна. В каждой семье, где есть что делить, рано или поздно встаёт вопрос наследства. И каждый раз это боль, споры, обиды. Но я верю, что главное — сохранить не дом, не квартиру, а тепло в сердцах. Любовь, которая связывает нас с мамой, с Сашей, с этим старым домом, где росли поколения нашей семьи.
Этично ли требовать завещание? Я считаю, что нет. Это давление на человека, который и так боится обидеть своих детей. Это как ставить точку в его жизни, пока он ещё с нами. Но я понимаю и тех, кто хочет ясности. Наследство — это не только имущество, но и ответственность. И тот, кто берёт на себя эту ответственность, заслуживает большего.