Тот роковой звонок раздался глубоко за полночь, когда мы с Андреем уже собирались спать. Включенный на телевизоре сериал дотягивал последние минуты, я почти дремала, положив голову ему на плечо. Идиллия обычного четверга.
Вот что я до сих пор помню с жуткой четкостью: как вздрогнул его телефон на подлокотнике дивана, как Андрей сонно потянулся к нему, и как его лицо изменилось, стоило ему увидеть имя на экране.
— Ирина? Что случилось? — его голос тут же стал тревожным, отеческим. Он выпрямился, и я инстинктивно отодвинулась, чувствуя, как наша вечерняя расслабленность испарилась в одно мгновение.
Я не слышала, что вопила на том конце провода его сестра. Но слышала сквозь тишину нашей гостиной ее пронзительный, истеричный голос. Андрей молчал, слушая, и его лицо становилось все мраморнее и строже.
— Успокойся, дыши. Говори медленнее. Куда? Что значит, «выгнал»?
Мое сердце упало. У меня самого собой сжались кулаки. Очередной драма с ее бесконечными скандальными романами.
Андрей кивал, вставляя ободряющие «понятно» и «так». Потом его взгляд скользнул по мне, быстрый, почти виноватый.
— Конечно, — сказал он твердо. — Конечно, приезжай. Сейчас же. Где ты? Я могу за тобой заехать?
У меня в груди все перевернулось. Он даже не посмотрел на меня, не спросил. Ничего. Просто «конечно».
— Андрей, — тихо, но четко сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Подожди. Обсудим.
Он накрыл ладонью микрофон телефона и посмотрел на меня с искренним удивлением, будто я предложила оставить его сестру ночевать в сугробе.
— Оль, ну что обсуждать? Ты же слышишь, человек в беде! Ее выгнал тот козел, ей некуда идти.
— Я понимаю, но… — я сглотнула ком в горле, пытаясь быть рациональной. — Может, не сюда? Может, к вашей маме? Или снять ей на пару дней номер? У нас же всего две комнаты, Андрей. Я с работы валюсь, мне завтра в шесть вставать…
Он уже не слушал. Его взгляд снова стал absent, он снял ладонь с микрофона.
— Так, такси вызывай. Бери самое необходимое. Да, прямо сейчас. Жду.
Он бросил телефон на диван и потянулся за курткой, висевшей на стуле.
— Андрей, поговори со мной! — голос мой дрогнул, сдавая под накатившей обидой. — Мы же договорились всегда советоваться на такие темы! Это наш общий дом!
Он обернулся, и в его глазах читалось одно лишь нетерпение и раздражение от моей, как ему казалось, несвоевременной истерики.
— Советоваться? Оль, это же не какая-то случайная знакомая! Это моя сестра! Родная кровь! Ты что, хочешь, чтобы она одна, ночью, в слезах по подворотням шлялась?
— Я не это имею в виду! Но ты даже не спросил меня! Ты просто принял решение! На неделю, Андрей, максимум! Пока не улягутся страсти и она не найдет себе новую квартиру. Договорились?
Он уже надевал кроссовки, даже не глядя на меня.
— Договорились, договорились, — бросил он рассеянно, уже мыслями там, с своей несчастной сестренкой. — Спасибо, родная. Я знал, что ты поймешь. Она же семья.
Он вышел, хлопнув дверью, оставив меня одну в тишине нашей suddenly чужой гостиной. Телевизор наигранно весело бубнил рекламным джинглом.
Я понимала, что только что проиграла битву, которую даже не успела начать. И у меня в животе холодным комком свернулось предчувствие, что это только начало.
Оно оказалось пророческим.
Ирина прибыла через час. Не с маленькой сумкой на пару дней, как я наивно предполагала, а с двумя огромными чемоданами на колесиках, дорогой дизайнерской сумкой через плечо и картонной коробкой с косметикой.
Она влетела в прихожую на высокой шпильке, вся напудренная и от нее пахло дорогими духами с нотками алкоголя. Следом, запыхавшийся, вкатил чемоданы Андрей.
— Олечка, родная, прости за беспокойство! — она бросилась обнимать меня, оставляя на щеке липкий след от помады. — Ты же не представляешь, что этот урод со мной сделал! Это просто кошмар!
Я машинально похлопала ее по спине, глядя на гору багажа. Андрей поймал мой взгляд и пожал плечами.
— Что ты так смотришь? Она собрала, что успела.
— На пару дней успела, — тихо произнесла я.
Но меня уже не слушали. Ирина, скинув туфли прямо посреди прихожей, прошла в гостиную, окинула ее влажным от слез, но очень внимательным взглядом.
— У вас тут так уютно, — протянула она, проводя пальцем по полке с книгами. — Пылью, правда, пахнет. У тебя нет аллергии, Андрюша? Надо будет чаще протирать.
Меня будто обухом по голове ударили. Я всегда гордилась чистотой в нашем доме. Андрей ничего не сказал, он хлопотал вокруг сестры, как вокруг хрустальной вазы.
— Идем, Ир, покажу, где ты будешь спать. Ольга, мы диван в гостиной для Иры разложим, да?
Это была не просьба, а констатация факта. Наша гостиная, наше с ним общее пространство, где мы проводили вечера, переставало быть нашим.
Я молча кивнула, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой, болезненный комок.
На следующее утро я проснулась от громкого смеха и звона посуды на кухне. На часах было семь утра, в субботу. Я накинула халат и вышла.
Ирина, уже с идеальным макияжем и в моем новом шелковом халате, который я берегла для особых случаев, стояла у плиты и что-то жарила. На столе стояла моя любимая кружка с надписью «Не разговаривай до кофе», из которой она с аппетитом пила чай. Рядом валялись скорлупа от яиц, пустая упаковка от масла, капли жира на только что вымытом накануне полу.
— О, доброе утро, соня! — весело крикнула она мне. — Я тут завтрак готовлю для всех! Андрюша уже в душ пошел. Присаживайся, сейчас все будет готово.
Я молча подошла к шкафу, взяла другую крушку, налила себе кофе. Руки дрожали.
— Ира, это мой халат, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— А что такого? — она сделала большие глаза. — Он же такой красивый! Я свой забыла в этой спешке. Ты же не жадная?
— Дело не в жадности. Есть вещи личные. И… ты кухню после себя, пожалуйста, прибери.
Она фыркнула, снимая сковороду с огня.
— Уберу, уберу, не кипятись. Хозяйка я тоже неплохая, между прочим. Просто когда гостишь, не до уборки, правда?
В этот момент вышел Андрей, свежий и довольный.
— О, запахло как в детстве! Ирунька, ты как мама готовишь! Оля, смотри, какая у нас сестра молодец, сама завтрак приготовила!
Он обнял Ирину за плечи, а та сделала скромное лицо.
— Да ерунда, мне не трудно. Лишь бы вам нравилось.
Я сидела за столом, сжимая в руках теплую кружку, и чувствовала себя чужой на своем же кухне. Чужой в своем же халате. Чужой в своем же браке.
Это было только начало. В течение дня Ирина осваивала пространство. Она переставила вазу на тумбочке, потому что «так лучше смотрится». Достала из шкафа мое лучшее одеяло, потому что ей было прохладно. Спросила, можно ли ей взять мою книгу с тумбочки, а потом оставила ее с заломленной страницей на кухне.
Каждая мелочь была уколом. Но когда я пыталась поймать Андрея для разговора, он отмахивался.
— Ты придираешься, Оль. Она старается, ей тяжело. Прояви понимание.
Вечером, лежа в постели, я слушала, как Ирина громко разговаривает по телефону в гостиной, смеется и жалуется подруге на свою нелегкую долю.
— Представляешь, приютили меня братик и его жена. Ну да, живут скромненько, но куда деваться? Приходится терпеть. Атмосфера, правда, немного напряженная, хозяйка тут вредная очень, по каждой мелочи замечания делает. Но я держусь!
Я повернулась к Андрею. Он спал. Или делал вид, что спит.
След от помады на моей щеке давно стерся, но ощущение липкого, чужого присутствия в моем доме с каждой минутой становилось только сильнее.
Напряжение росло с каждым днем, как вода в переполненной ванне, готовой вот-вот хлынуть через край. Ирина прочно обосновалась у нас, и ее пребывание все меньше походило на временные гости.
Она освоила ритм нашего дома, но не чтобы вписаться в него, а чтобы удобнее было им пользоваться. Просыпалась она поздно, часто уже после моего ухода на работу. И следы ее утренней деятельности я заставала каждый вечер.
Грязная посуда в раковине, крошки на столе, капли засохшего кофе на столешнице. Моя дорогая косметика из ванной была сдвинута в угол, а на переднем плане красовались ее флакончики и баночки. Однажды я не нашла свою новую помаду.
Обнаружила ее позже в сумочке у Ирины, когда она искала ключи.
— Ой, извини, я забыла! — с легкостью выдохнула она, протягивая ее мне. — Ты же не против? У тебя такой классный оттенок.
Я молча взяла помаду, чувствуя, как закипаю. Андрей, как всегда, пытался гасить конфликты еще до их начала, призывая меня к «терпению» и «пониманию».
Но чаша моего терпения была переполнена. И она пролилась в самый обычный вторник.
В тот день у меня был тяжелый проект, я вернулась домой с раскалывающейся головой и единственным желанием — принять душ и лечь. Открыв дверь, я почувствовала стойкий запах подгоревшего масла.
В гостиной, развалясь на диване, смотрела сериал Ирина. На кухне царил ад. На плите стояла сковорода с чем-то черным и пригоревшим. Рядом — еще две кастрюли с остатками еды. Стол был заставлен грязной посудой, упаковками от продуктов, разлитым соусом. В раковине горой лежали тарелки и ложки.
Я остановилась на пороге, не в силах сделать шаг. Голова закружилась от усталости и злости.
— Ирина, — голос мой прозвучал хрипло и неестественно тихо. — Что это?
Она обернулась, не нажав на паузу.
— А, Оль! Привет. Да я тут готовила. Не получилось немного, пришлось выбросить. Не переживай, я потом все уберу.
«Потом». Это слово я слышала уже в который раз.
— Нет, — сказала я уже громче. — Ты уберешь сейчас. Немедленно.
Она наконец оторвалась от экрана, смерив меня удивленным взглядом.
— Что ты такая нервная? Я сказала — уберу. Отстань.
Это было последней каплей. Вода хлынула через край.
— Я требую, чтобы ты убрала за собой этот свинарник прямо сейчас! — мой голос сорвался на крик. — Я устала приходить в свой собственный дом и видеть это! Ты здесь не в отеле! Я не твоя служанка!
Ирина медленно поднялась с дивана, приняв обиженный вид жертвы.
— Как ты со мной разговариваешь? Я твоя гостья! Ты вообще понимаешь, через что я прошла? Мне не до уборок!
— Ты здесь уже три недели, Ирина! Три недели! Какие еще гости? Ты просто живешь за наш счет и не хочешь за собой даже тарелку помыть!
В этот момент на шум распахнулась дверь. Пришел Андрей. Он замер на пороге, оглядев кухню и наши скандальные позы.
— Что здесь происходит?
Ирина тут же воспользовалась моментом. Ее глаза наполнились слезами, голос задрожал.
— Андрюша, наконец-то! Твоя жена совсем с катушек съехала! Я просто немного готовила и не успела еще убрать, а она набросилась на меня как фурия! Кричит, орет! Я же в стрессе, мне покой нужен, а не скандалы!
Андрей посмотрел на меня. Его лицо было напряжено и недовольно.
— Оля, это правда? Ты опять завела скандал из-за какой-то посуды?
Меня будто окатили ледяной водой. «Опять». Как будто это я была источником проблем.
— Андрей, ты только посмотри! — я с силой ткнула пальцем в сторону кухни. — Это не «какая-то посуда»! Это уже три недели беспорядка и неуважения! Я с работы валюсь, а тут меня встречает такое! И она еще заявляет, что я должна ее понять!
— Но она права! — повысил голос Андрей. — Она не специально! Ей и правда тяжело сейчас. Неужели нельзя проявить немного сострадания? Ты действительно раздуваешь из мухи слона!
Я отшатнулась, словно он меня ударил. В его глазах я была злой, сварливой фурией, а его сестра — невинной овечкой.
— Из мухи слона? — прошептала я. — Хорошо. Прекрасно.
Я развернулась, прошла в спальню и захлопнула за собой дверь. Из гостиной доносились приглушенные всхлипы Ирины и успокаивающий голос Андрея.
Я стояла посреди комнаты, трясясь от обиды и бессилия. Я боролась за наш дом, за наш покой, а он встал на сторону того, кто этот покой разрушал.
В тот вечер мы не разговаривали. Андрей ночевал на диване в гостиной. А я поняла одну простую вещь. Мое слово в этом доме больше ничего не значило. Здесь теперь было двое против одного.
После того скандала в доме воцарилось хрупкое, натянутое перемирие. Ирина на следующий день демонстративно вымыла всю посуду и даже протерла пыль, издавая громкие вздохи и показывая, как ей тяжело дается эта каторжная работа.
Андрей старался быть со мной ласковым, но в его взгляде читалась упрекшая усталость.
Мол, вот видишь, я тебя устроил, а ты все равно недовольна. Он явно ждал, что я первая пойду на мировую, признаю свою несдержанность.
Но я не могла. Обида сидела слишком глубоко.
Ирина, отбыв повинность, быстро вернулась к привычному образу жизни. Теперь ее главной темой для разговоров стал поиск работы. Утром она громко, чтобы все слышали, просматривала вакансии на телефоне, комментируя их.
— О, смотрите, менеджером! Да кто ж пойдет на такую зарплату? Это же унижение!
— А это надо ездить по городу. У меня же нервное истощение после всего, что случилось, мне бы спокойный офис.
Днем она обычно «ходила на собеседования». Возвращалась оттуда уставшая и несчастная, сразу занимая свой пост на диване.
— Ничего не вышло. Опять хамка-эйчар сидела, глупые вопросы задавала. Я не могу работать с такими людьми, у меня же тонкая душевная организация.
А вечером, пока я готовила ужин, она клянчила у Андрея деньги.
— Андрюш, одолжи тысяч пять. Ну надо же на проезд до новых собеседований, да и кофе с подругой выпить, развеяться немного. А то я тут вся извелась. Ты же не хочешь, чтобы у меня депрессия началась?
Андрей велся. Он доставал кошелек и молча выдавал ей купюры. Наши с ним деньги. Деньги, которые мы откладывали на отпуск или на новую мебель.
Однажды вечером я не выдержала.
— Ирина, а сколько уже можно искать этот «спокойный офис»? — спросила я, стараясь говорить максимально нейтрально. — Может, пока стоит устроиться хокуда-то, чтобы был доход? Официанткой, продавцом? Это же лучше, чем сидеть без дела.
Она посмотрела на меня с таким презрением, будто я предложила ей пойти подметать улицы.
— Ольга, у меня высшее образование! — заявила она, высокомерно подняв подбородок. — Я не намерена унижаться на какой-то низкооплачиваемой работе. Это не для меня.
— Но пока ты не работаешь вообще, — не удержалась я. — И живешь за наш счет.
Андрей бросил на меня сердитый взгляд.
— Оля, хватит. Не начинай. Ира права, нужно найти что-то достойное.
В тот же вечер, листая ленту в соцсетях, я наткнулась на профиль Ирины. И обомлела.
Час назад она выложила новое фото. Яркое, отретушированное. Она сидела за столиком в модной кофейне, с круассаном и огромным стаканом кофе с взбитыми сливками, и беззаботно улыбалась. Подпись: «Утро должно начинаться с вкусненького! Спасибо братику за вкусный завтрак! #кофеблог #люблюжизнь #всеналадется».
Тот самый кофе с подругой, на который она выпросила деньги у моего мужа. Та самая, с «тонкой душевной организацией» и «нервным истощением».
Дрожащими руками я сделала скриншот и послала его Андрею, который был в соседней комнате. Без комментариев.
Через минуту он зашел на кухню, где я мыла посуду, с нахмуренным лицом.
— И что это? Шпионить за моей сестрой стала? — спросил он тихо, но сдавленно.
— Это доказательство, Андрей, — так же тихо ответила я. — Доказательство того, что она нас просто использует. У нее нет никакого истощения. У нее есть наглость и твой кошелек.
— Она просто пытается не унывать! — вспылил он. — Ты что, хочешь, чтобы она все дни напролет плакала? Ей и правда тяжело!
В этот момент зазвонил его телефон. Он посмотрел на экран и вздохнул.
— Мама, — сказал он мне, поднося трубку к уху. — Привет, мам.
Я замерла. Свекровь обожала Ирину, свою младшую, «несчастненькую» дочь.
— Да, все нормально… Нет, не беспокойся… — Андрей хмурился, слушая длинную тираду с того конца провода. — Нет, мам, Оля ее не обижает… Да она просто… Ну, бытовые вопросы… Конечно, я понимаю… Да, я ей помогу…
Потом он посмотрел на меня, и в его глазах читалось странное сочетание вины и раздражения.
— Да, мам, она тут. Сейчас, — он протянул мне телефон. — Мама хочет с тобой поговорить.
Я взяла трубку, предчувствуя худшее.
— Оленька, здравствуй, — голос свекрови был сладким, но с отчетливой стальной ноткой. — Что это я слышу, вы там мою девочку совсем замучили? Она звонит, плачет, говорит, что ей там жить не дают, придираются по мелочам.
— Мария Ивановна, здравствуйте, — я попыталась говорить спокойно. — Никто ее не мучает. Просто у нас маленькая квартира, и Ирина не очень-то старается соблюдать порядок.
И с работой туго.
— Ах, работа! — фыркнула свекровь. — Да вы ее не торопите! Пусть отдохнет, придет в себя. Она же девочка ранимая! А ты, как старшая, должна ее понять, поддержать, создать ей уют! Купи ей что-нибудь красивое, развейте ее! Ты же жена моего сына, ты должна быть мудрее!
Меня затрясло. Я была старше Ирины всего на три года. Но в глазах свекрови я должна была быть и терпеливой женой, и безропотной содержанкой для ее взрослой дочери.
— Мария Ивановна, я тоже работаю, устаю, — попыталась я возразить. — И мы не настолько богаты, чтобы содержать…
— Ой, полноте! — перебила она меня. — На мою Ирочку много не надо! Вы уж как-нибудь потерпите. Семья — это самое главное. Андрей меня понял. Поняла и ты?
Она не сказала «до свидания», просто положила трубку.
Я медленно вернула телефон Андрею. Он избегал моего взгляда.
— Ну что? Доволен? — прошептала я. — Твоя мама подтвердила, что я должна содержать, убирать и развлекать твою сестру. Пока та пьет кофе в инстаграме. Превосходная семейная идиллия.
— Перестань, — буркнул он, отворачиваясь. — Ты все слишком драматизируешь.
Но я уже не драматизировала. Я просто поняла. Я осталась в этой войне совсем одна. Против всех.
Атмосфера в квартире стала густой и тягучей, как патока. Мы с Андреем почти не разговаривали, общаясь краткими, бытовыми фразами. Он старался больше работать, задерживаясь в офисе, и я понимала, что ему просто не хочется возвращаться в этот трижды взрывоопасный дом.
Ирина чувствовала себя все увереннее. Теперь она не просто жила у нас, она правила бал. Включенный на полную громкость телевизор, ее бесконечные телефонные разговоры с подругами, где она подробно, смакуя, обсуждала наши с Андреем «скандалы» — все это стало фоном моей жизни.
Она уже даже не притворялась, что ищет работу. Теперь ее стандартной фразой было: «Я в активном поиске, но нужно дождаться подходящего варианта. Не могу же я соглашаться на первое попавшееся».
Я молчала. Копила силы. Ждала того самого момента, когда чаша окончательно переполнится. И этот момент настал.
В четверг у Андрея должна была быть двухдневная командировка в соседний город. Уезжал он рано утром. Я помогла ему собрать вещи, мы молча позавтракали, и он ушел, бросив на прощание короткое: «Позвоню».
Я осталась одна. С Ириной. Весь день я провела в офисе, с горьким чувством облегчения, что мне не нужно торопиться домой. Я засиделась допоздна, закончивая все свои дела, лишь бы оттянуть неизбежное.
Когда я вернулась, в квартире было тихо. Свет в гостиной был выключен, и я обрадовалась, подумав, что Ирина уже спит. Я на цыпочках прошла в спальню, быстро приняла душ и почти сразу уснула, измученная тяжелым днем.
Меня разбудили звуки. Сначала приглушенный смех, потом громкие голоса, потом топот и грохот что-то упавшей посуды из кухни. Я села на кровати, сердце бешено колотясь. Часы показывали половину третьего ночи.
Я накинула халат и тихо вышла в коридор. Свет на кухне был включен, оттуда доносился смех и голос незнакомого мужчины.
— Ну ты даешь, Ирка! А муж-то твой что скажет?
— Какой муж? Это брат мой тут живет с своей скучной женочкой. Они на дачу уехали, я тут полная хозяйка! Еще вина не хочешь?
Меня бросило в жар. Я распахнула дверь на кухню.
Ирина сидела на столе, болтая ногами. Рядом с ней, прислонившись к холодильнику, стоял неопрятный мужчина в растянутой футболке, с банкой пива в руке. На столе красовалась уже почти допитая бутылка моего вина, которое я берегла для особого случая. Рядом валялась пустая пачка чипсов, а на полу краснело винное пятно рядом с осколками моей любимой кружки.
Они оба повернулись ко мне. У мужчины было глуповато-пьяное лицо. Ирина смотрела на меня с вызовом.
— О! Хозяйка проснулась! — протянула она с издевкой. — А мы тут с Сергеем культурно отдыхаем. Не помешала бы?
— Что… что здесь происходит? — выдохнула я, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Кто это? Ирина, немедленно проводите этого… гостя. Сейчас же.
Мужчина хмыкнул и отхлебнул пива.
— Ну я пойду, что ли. Сцену любовную устраивать будут. — Он неуверенно поковылял к выходу.
Ирина спрыгнула со стола и прошла за ним, громко хлопнув входной дверью. Через минуту она вернулась, смотря на меня с ненавистью.
— Ну спасибо! Испортила весь вечер! Не могла поспать спокойно?
Я не могла вымолвить ни слова. Я смотрела на винное пятно на полу, на осколки кружки, на пустую бутылку. Во рту стоял горький привкус ярости и унижения.
Без слов я развернулась, прошла в спальню, захлопнула дверь и повернула ключ. Я слышала, как Ирина что-то кричала мне в спину, но я уже не различала слов.
Я схватила телефон. Руки тряслись так, что я с третьей попытки набрала номер Андрея.
Он ответил не сразу, голос был сонный и раздраженный.
— Оль? Что случилось? Ты знаешь, который час?
— Твоя сестра, — голос мой срывался на шепот, но в нем звенела сталь. — Твоя сестра устроила здесь вечеринку. Привела какого-то пьяного мужика. Они выпили мое вино, разбили мою кружку… В три часа ночи, Андрей! В три часа ночи в нашем доме!
Он помолчал. Я слышала его тяжелое дыхание.
— Может, тебе показалось? — наконец выдавил он. — Может, это ее друг, она просто заскучала…
— ДРУГ? — я чуть не закричала в трубку, зажимая рот ладонью, чтобы не услышала Ирина. — Ты сейчас серьезно?
Она привела в наш дом ночью незнакомого алкоголика! Пока тебя не было! Это последняя капля, Андрей. Последняя.
— Оля, успокойся. Давай я приеду, во всем разберусь…
— Нет, — перебила я его. Голос вдруг стал странно ровным и холодным. Все чувства словно вымерли, оставив лишь ледяную решимость. — Ничего разбирать не нужно. Я все поняла. Выбор за тобой.
— Какой еще выбор? — он опешил.
— Выбор между мной и ею. Между своей женой и своей сестрой, которая превратила нашу жизнь в ад. Я больше не могу и не хочу этого терпеть. Или она уезжает отсюда завтра же утром, или уезжаю я.
Андрей вернулся из командировки на следующий день ближе к вечеру. Я слышала, как ключ повернулся в замке, как он осторожно вошел в прихожую. Я сидела на кухне за столом, держа в руках чашку с остывшим чаем. На полу не было ни пятна, ни осколков — я все убрала сама, с каким-то почти маниакальным спокойствием, смывая вместе с вином последние следы иллюзий.
Ирина, как ни в чем не бывало, развалилась в гостиной и смотрела телевизор. Она даже не повернула голову, когда он вошел.
Я вышла к нему в коридор. Он выглядел уставшим и помятым, видимо, не выспался после моего ночного звонка. Его взгляд скользнул по мне, потом перевелся на сестру, и он тяжело вздохнул, предчувствуя бурю.
— Ну, — сказал он тихо, снимая куртку. — Обсудим?
— Обсудим, — так же тихо ответила я.
Мы прошли в спальню. Я закрыла дверь, отсекая уютный гул телевизора из гостиной. Андрей сел на кровать, я осталась стоять напротив, прислонившись к комоду.
— Ну, что там у вас опять случилось? — начал он устало, проводя рукой по лицу. — Опять какая-то посуда? Она случайно разбила, я новую куплю…
— Андрей, хватит, — я прервала его ровным, безразличным тоном, который, казалось, испугал его больше любого крика. — Речь не о посуде. Речь о том, что в три часа ночи в нашем доме находился незнакомый пьяный мужчина. Речь о полном неуважении ко мне, к тебе, к нашему пространству. Речь о том, что я больше не чувствую себя здесь в безопасности.
Он поднял на меня глаза, и в них я увидела знакомое раздражение.
— Оля, да я с ней уже поговорил по телефону! Она сказала, что это просто ее старый друг, зашел на пять минут, она его случайно задела, кружка упала… Ты как всегда все драматизируешь!
— На пять минут? — я усмехнулась. — С бутылкой моего вина? Она тебе тоже сказала, что они с этим «другом» кричали так, что соседи стучали по батарее? Что она назвала меня «скучной женочкой», а тебя объявила отсутствующим? Это твоя правда?
Он помолчал, отводя взгляд. Ему было нечего ответить. Но гордость и слепая вера в «кровные узы» не позволили ему сдаться.
— Ну и что? — он вдруг вспылил, поднимаясь с кровати. — Ну, соврала немного, погулять захотелось! Она же молодая, ей жить хочется! Не сидеть же ей взаперти из-за твоих причуд! Ты просто ее не принимаешь и ищешь повод ее выжить!
Лед внутри меня треснул, и наружу хлынула вся накопившаяся боль и ярость.
— Мои причуды? — мой голос зазвенел. — Ты называешь мое желание спать ночью в своей квартире без пьяных дебошей «причудой»? Андрей, да ты просто слеп! Она тебя в открытую использует, ты ее денежным мешком и бесплатной гостиницей, а она тебе врет в глаза, и ты веришь!
— Перестань! — он крикнул, сжимая кулаки. — Хватит на нее оскорбления сыпать! Она не perfect, но она моя сестра! Она родная кровь! И я не намерен ее бросать в трудную минуту из-за твоего склочного характера!
В комнате повисла мертвая тишина. Казалось, даже часы перестали тикать. Я смотрела на этого человека, которого любила, с которым строила общую жизнь, и не узнавала его.
Он смотрел на меня с вызовом, ожидая, что я сдамся, заплачу, начну умолять.
Но я сделала глубокий вдох. Вся злость, все обиды ушли, оставив после себя лишь чистую, холодную пустоту. Пришло время последних слов.
— Свою сестру не брошу? — повторила я его фразу тихо, почти шепотом, и он невольно вздрогнул, услышав ее в моих устах.
— Да! — выдохнул он, все еще пытаясь сохранить напор. — Не брошу! И ты меня не заставишь!
Я медленно кивнула, глядя ему прямо в глаза. Во мне не осталось ни капли сомнения.
— Ну тогда живите вдвоем.
Я произнесла это абсолютно спокойно, без слез и истерик. Просто констатация факта.
Он замер, уставившись на меня в полном недоумении. Он ждал чего угодно — скандала, угроз, слез, — но только не этого ледяного, безоговорочного принятия.
— Что? — только и смог выговорить он.
— Ты сделал свой выбор, Андрей. Я его приняла. Я не собираюсь больше делить свой дом с твоей сестрой. А раз ты ставишь ее благополучие выше моего, значит, нам не по пути.
Я обошла его, подошла к шкафу и достала с верхней полки дорожную сумку.
Расстегнула молнию. Звук прозвучал оглушительно громко в звенящей тишине.
— Что ты делаешь? — его голос наконец дрогнул, в нем проскользнула первая искорка паники.
— Что же еще? — я не оборачиваясь, положила в сумку первый сложенный свитер. — Уезжаю. Как и сказала.
Я вышла из спальни с сумкой в руке. Андрей не вышел за мной. Возможно, он все еще не верил, что я говорю серьезно, ожидая, что я одумаюсь и вернусь. Возможно, он просто не знал, что сказать.
В гостиной Ирина все так же смотрела телевизор, удивленно подняв брови при моем появлении.
— Собираешься в гости? — ехидно поинтересовалась она, заметив сумку.
Я проигнорировала ее. Мне было не до нее. Я прошла в прихожую, надела пальто и вышла на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь. Холодный воздух подъезда отрезвил меня.
Спускаться к родителям или к подруге? Нет. Это была бы временная мера, побег. А мне нужна была стратегия. Холодная, взвешенная и безошибочная.
Я села на лавочку у подъезда, достала телефон. Пальцы не дрожали. Внутри была лишь ледяная ясность. Я зашла в интернет и начала искать. Номера телефонов, статьи Жилищного кодекса, консультации юристов. Я делала скриншоты, сохраняла ссылки, составляла в уме план.
Через сорок минут я набрала номер Андрея. Он ответил почти сразу, голос его был сдавленным и настороженным.
— Оль… Ты где?
— Это неважно, — ответила я ровно, без эмоций. — Я звоню, чтобы обсудить практические вопросы.
— Какие еще вопросы? — он срывался на крик, но я его перебила.
— Вопросы денег и имущества. Поскольку я более не проживаю в квартире и не намерена делить ее с посторонними людьми, я уведомляю тебя, что с следующего месяца прекращаю вносить свою половину платежей за коммунальные услуги.
В трубке повисло ошеломленное молчание.
— Ты… что? — он прошептал.
— Ты слышал меня прекрасно. Квитанции приходят на твою почту. Ты и твоя сестра, которая является гостьей и находится там на твоем попечении, можете оплачивать счета самостоятельно. Я буду перечислять деньги только за свою половину ипотеки, как того требует договор. Больше ни копейки.
— Но… как же так? — в его голосе послышалась настоящая паника. Он явно не ожидал такого хода. — Это же наши общие счета! Наша квартира!
— Нет, Андрей, — холодно возразила я. — Это твоя квартира с твоей сестрой. Я предупредила тебя. Ты сделал выбор. Теперь неси за него ответственность.
Я отправила тебе на почту соответствующее уведомление в свободной форме. Для протокола.
— Ты с ума сошла! — закричал он. — Это же незаконно!
— Напротив, — парировала я. — Совершенно законно. Я не обязана содержать твоих родственников, особенно против своей воли. Если у тебя есть вопросы, советую проконсультироваться с юристом. Как, впрочем, и мне.
— Ольга, подожди… — его тон резко сменился на умоляющий. — Давай поговорим спокойно. Вернись домой.
— Мне не о чем с тобой говорить, пока она там. И еще один момент, — продолжала я, не обращая внимания на его мольбы. — Поскольку я несу ответственность по ипотечному договору, я официально уведомляю, что не даю согласия на проживание в квартире посторонних лиц на постоянной основе. И если твоя сестра нанесет какой-либо ущерб имуществу, все претензии банка и управляющей компании буду направлять тебе. Я со своей стороны готова предоставить все доказательства, что более не проживаю по этому адресу и не несу ответственности за происходящее там.
Я сделала паузу, давая ему осознать сказанное.
— Ты… это все продумала? — наконец выдавил он. В его голосе звучало что-то похожее на уважение, смешанное со страхом.
— Мне пришлось. Ты оставил мне мало выбора. Когда ты избавишься от своего… груза, и будешь готов к взрослому разговору, знаешь, где меня найти. До тех пор все общение только в таком ключе. Всего доброго.
Я положила трубку, не дав ему возможности что-то сказать. Моя рука наконец дрогнула. Я глубоко вздохнула, глядя на огни машин в темноте.
Это был жестокий шаг. Но другого не было. Я не просто ушла с сумкой. Я выстроила юридическую стену между собой и хаосом, который он допустил в нашу жизнь.
Я встала и пошла к машине. Теперь — к родителям. Теперь я могла ехать туда не как беглая жертва, а как человек, принявший решение и начавший действовать.
Впервые за последний месяц я чувствовала не бессилие, а контроль над ситуацией. Горький, холодный, но контроль.
Прошла неделя. Тихая, странная неделя. Я жила у родителей, отвечая на их тревожные вопросы уклончиво: «Все нормально, просто нужно немного времени». Я вышла на работу, и привычный ритм задач немного успокоил нервы.
Телефон молчал. Ни звонков от Андрея, ни — слава богу — от его сестры или свекрови. Мое холодное, юридически подкованное предупреждение подействовало. Оно повисло в воздухе между нами невидимой, но непреодолимой стеной.
Я почти начала привыкать к этой новой, одинокой тишине, как в одну из суббот утром раздался звонок. На экране горело имя Андрея.
Сердце екнуло. Я отложила книгу и ответила, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
— Привет.
— Привет, — его голос был тихим, усталым и… пустым. — Можно… поговорить?
— Говори. Я слушаю.
— Ира уехала, — выдохнул он. — Вчера.
Я не сказала ничего, давая ему продолжить.
— После твоего звонка… она сначала носилась, кричала, что ты сумасшедшая, что ничего ты не сделаешь. Но когда пришли квитанции за коммуналку, а я сказал, что платить будем пополам… и что я не могу покрыть ее часть… — он с трудом подбирал слова. — Она сказала, что мы оба нищие и жадные уроды. Что она найдет кого-то получше.
Я молча слушала, представляя эту сцену. Ее возмущение, ее гнев от того, что халява закончилась.
— Вчера ей позвонил какой-то новый ухажер. Сказал, что у него свободная квартира. Она за полчаса собрала свои чемоданы и укатила на такси. Даже не попрощалась, — он горько усмехнулся. — Сказала, чтобы мы с тобой друг друга стоили.
В его голосе не было злости. Была лишь горькая, неприкрытая пустота и осознание собственной глупости.
— Я был слеп, Оль. Полный, абсолютно слепой идиот. Она играла на моих чувствах, а я велся, как последний лох. Прости меня.
Я закрыла глаза. Во мне не было торжества. Не было желания сказать «я же предупреждала». Была лишь усталая грусть.
— Что будем делать дальше? — спросил он после паузы, и в его голосе прозвучала надежда. Слабая, робкая.
Я посмотрела в окно. На улице шел легкий дождь, смывая пыль с асфальта.
— Я не знаю, Андрей, — ответила я честно. — Ты не просто пустил ее в наш дом. Ты выставил меня за дверь.
Ты позволил ей оскорблять меня, ты сам меня оскорблял, защищая ее. Ты выбрал ее, а не меня. Доверие… его очень сложно вернуть.
— Я знаю, — прошептал он. — Я все понимаю. Я готов ждать. Готов делать все, что угодно. Ходить к психологу, подписать любые бумаги… Я просто хочу, чтобы ты дала мне шанс. Один шанс.
— Мне нужно время, — сказала я мягко, но твердо. — Мне нужно время пожить одной. Подумать. Прийти в себя. Ты тоже подумай. О том, что для тебя важнее — семья, которую мы строили, или слепая обязанность по первому зову бросаться на помощь тем, кто этого не ценит.
— Я уже все понял, — быстро сказал он. — Больше никогда. Я обещаю.
— Обещаний сейчас мало, Андрей. Нужны действия. И время. Не звони мне какое-то время. Разберись с долгами за коммуналку. Поживи один в той квартире. Посмотри, каково это — остаться одному с последствиями своих решений.
Он тяжело вздохнул, но не стал спорить.
— Хорошо. Я все понимаю. Спасибо, что хотя бы разговариваешь со мной.
Мы попрощались, и я положила трубку. Дождь за окном усиливался.
Я не знала, что будет дальше с нами. Возможно, мы найдем в себе силы все начать заново, но уже на других условиях, с жесткими границами и новыми правилами. А возможно, эта история поставит жирную точку в наших отношениях.
Но я знала одно точно. Я больше никогда не позволю никому — ни родственникам, ни кому бы то ни было — переступать через меня и мое достоинство. Иногда чтобы сохранить себя, нужно не бояться потерять все остальное.
И по-настоящему родным становится не тот, с кем ты связан кровью, а тот, кто уважает твое пространство, твой покой и ценит тебя выше всех остальных.
Я взяла книгу снова, но уже не читала. Я просто смотрела на дождь, впервые за долгое время чувствуя не боль и гнев, а тихую, умиротворяющую грусть и надежду. Надежду на то, что все будет хорошо. Так или иначе.