— Завещание? Какое ещё завещание? — Марина чувствовала, как земля уходит из-под ног, когда свекровь с торжествующей улыбкой помахала перед ней нотариально заверенным документом.
Лидия Андреевна стояла посреди их гостиной, в своём неизменном тёмно-синем костюме, который она надевала по особым случаям. И сегодня был именно такой случай — день, когда она решила окончательно поставить невестку на место.
— Дорогая моя, неужели Павлик тебе не рассказал? — голос свекрови звенел от плохо скрываемого торжества. — Квартира, в которой вы живёте, записана на меня. Всегда была моей. И останется моей. А это, — она снова помахала бумагой, — новое завещание. Я вчера у нотариуса была. Всё переписала на Павлика. Только на него. Чтобы ты знала своё место.
Марина почувствовала, как к горлу подступает комок. Три года. Три года она жила в этой квартире, считая её своим домом. Три года вкладывала душу в каждый уголок, делала ремонт, выбирала шторы, создавала уют. И всё это время Павел знал правду и молчал.
— Павел! — она повернулась к мужу, который сидел на диване, уткнувшись в телефон. — Это правда?
Он поднял глаза, и в них Марина увидела то, чего боялась больше всего — виноватое признание и полное отсутствие готовности что-либо менять.
— Марин, ну что ты так реагируешь? Мама же не выгоняет нас. Просто... просто хочет, чтобы всё было оформлено правильно. Это же формальность.
— Формальность? — Марина почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Три года ты мне врал, что мы живём в нашей квартире, а это формальность?
— Я не врал, — Павел неловко поёрзал на диване. — Просто... не уточнял детали. Какая разница, на кого записано? Мы же семья.
— Семья? — Лидия Андреевна фыркнула. — Семья — это кровные родственники. А ты, Мариночка, пока что просто жена. Сегодня есть, завтра нет. А квартира должна остаться в семье. В настоящей семье.
Марина смотрела на свекровь, и впервые за все годы замужества в ней проснулось что-то новое. Не обида, не растерянность, а холодная, расчётливая ярость. Она вспомнила все унижения, которые терпела. Вспомнила, как Лидия Андреевна приходила без предупреждения и проверяла чистоту подоконников. Как критиковала её готовку, называя борщ «бурдой», а котлеты «подошвами». Как при каждом удобном случае напоминала, что Павлик мог бы найти жену получше — покрасивее, побогаче, поумнее.
— Знаете что, Лидия Андреевна, — Марина заговорила спокойно, но в её голосе звучала сталь. — Вы правы. Абсолютно правы. Я действительно не ваша семья. И знаете что? Я этому рада.
Свекровь удивлённо подняла брови. Она ожидала слёз, истерики, мольбы о прощении. Но не этого ледяного спокойствия.
— Вот как? И что же ты собираешься делать? Уйдёшь? — в голосе Лидии Андреевны звучал вызов.
— А знаете, это отличная идея, — Марина кивнула. — Только не я уйду, а вы.
— Что?! — свекровь даже задохнулась от возмущения. — Да как ты смеешь! Это моя квартира!
— Ваша? — Марина достала телефон. — Давайте проверим. Павел, а ты помнишь, почему твоя мама переписала квартиру на себя пять лет назад? Напомни мне.
Павел побледнел.
— Марина, не надо...
— Нет, надо. Твоя мама оформила на себя квартиру, чтобы скрыть имущество от кредиторов твоего отца. Это называется мошенничество. И у меня есть все документы, подтверждающие это. Переписка твоего отца с юристом, где он прямо пишет о схеме. Копии долговых расписок. И даже запись разговора, где твоя мама обсуждает это с подругой.
Лидия Андреевна пошатнулась. Её лицо из торжествующего стало пепельно-серым.
— Откуда... откуда у тебя...
— Ваш муж, Лидия Андреевна, перед тем как уехать к своей новой семье, оставил мне флешку. Сказал, что если вы будете слишком давить на меня, я могу этим воспользоваться. Я три года надеялась, что не придётся. Но вы сами довели до этого.
— Папа... папа дал тебе? — Павел вскочил с дивана. — Но почему тебе, а не мне?
Марина посмотрела на мужа с жалостью.
— Потому что он знал, что ты никогда не пойдёшь против мамы. Ты же маменькин сынок, Павлик. Всегда был и останешься.
— Это шантаж! — выкрикнула Лидия Андреевна. — Ты не посмеешь!
— Шантаж? — Марина покачала головой. — Нет, это самозащита. Вы три года превращали мою жизнь в кошмар. Три года унижали меня, делали вид, что я пустое место. А Павел... Павел просто молчал и позволял вам это делать.
Она повернулась к мужу.
— Помнишь, как твоя мама назвала меня пустоцветом, когда у нас год не было детей? Сказала при всех твоих родственниках, что я бесплодная и тебе нужно найти нормальную женщину? А ты что сделал? Ничего. Промолчал.
— Марина, ну мама не со зла...
— Не со зла? — Марина рассмеялась. — А когда она рассказала всем соседям, что я плохая хозяйка и не умею заботиться о её сыночке, это тоже не со зла было? Когда приходила каждые выходные и переделывала всё по-своему, передвигала мебель, выбрасывала мои вещи — это тоже не со зла?
— Я просто хотела помочь, — пробормотала Лидия Андреевна, но в её голосе уже не было прежней уверенности.
— Помочь? Вы хотели показать, кто в доме хозяин. Вы хотели, чтобы я знала своё место. Что ж, теперь я его знаю. И это место — не рядом с вами.
Марина подошла к окну. За стеклом шёл снег, медленно кружась в свете фонарей. Она вспомнила, как год назад стояла у этого же окна и плакала после очередного унижения. Как Лидия Андреевна при гостях раскритиковала её новое платье, сказав, что в таком только на рынок ходить. Как Павел отвёл глаза и промолчал. Как она тогда пообещала себе, что это в последний раз.
— У вас есть выбор, Лидия Андреевна, — она заговорила, не оборачиваясь. — Либо вы забываете дорогу в эту квартиру и перестаёте вмешиваться в нашу жизнь, либо я иду в полицию с этими документами. Мошенничество в особо крупном размере — это несколько лет колонии. В вашем возрасте это фактически пожизненное.
— Ты... ты не можешь так поступить с матерью моего мужа!
— Не могу? — Марина обернулась. — А вы могли три года поступать со мной как с прислугой? Могли внушать Павлу, что я недостойна его? Могли настраивать против меня всех родственников?
— Павлик! — Лидия Андреевна бросилась к сыну. — Скажи ей! Приструни свою жену!
Павел стоял, разрываясь между двумя женщинами. Марина видела эту внутреннюю борьбу и почти жалела его. Почти.
— Паш, — она заговорила мягче. — Я не прошу тебя выбирать между мной и мамой. Я прошу тебя выбрать между нормальной семейной жизнью и вечным материнским контролем. Твоей маме семьдесят лет. Она прожила свою жизнь. А нам жить ещё долго. Хочешь провести эти годы, разрываясь между нами? Или всё-таки попробуем построить нормальную семью?
— Нормальную семью? — взвизгнула Лидия Андреевна. — С этой вымогательницей?
— Мама, хватит! — неожиданно для всех выкрикнул Павел. — Просто хватит! Марина права. Ты действительно превратила нашу жизнь в ад. Ты не даёшь нам жить!
— Сыночек, ты что говоришь? Я же для тебя стараюсь!
— Для меня? Мама, мне тридцать пять лет! Я взрослый мужчина! А ты до сих пор контролируешь каждый мой шаг, решаешь, что мне есть, что носить, как жить! Ты даже на работу мне звонишь по десять раз в день!
Марина удивлённо посмотрела на мужа. За три года брака она впервые слышала, чтобы он возражал матери.
— И знаешь что, мама? Марина права насчёт детей. Мы не заводим ребёнка не потому, что не можем, а потому, что я боюсь. Боюсь, что ты будешь воспитывать его так же, как меня. Что превратишь его в такого же безвольного...
Он не договорил, но все поняли, что он хотел сказать.
Лидия Андреевна села на стул. Казалось, она постарела на десять лет за эти несколько минут.
— Значит, вы оба против меня? Сговорились?
— Нет, мама. Мы просто хотим жить своей жизнью. Это нормально. Это естественно. Ты вырастила меня, и я благодарен тебе за это. Но пора отпустить.
— Отпустить... — она повторила глухо. — А что мне останется?
— Ваша жизнь, — сказала Марина. — Ваши подруги, ваши увлечения. Вы же в молодости мечтали путешествовать? Вышивать? Разводить цветы? Почему бы не заняться этим сейчас, вместо того чтобы контролировать нас?
Лидия Андреевна подняла голову. В её глазах блеснули злые искры.
— Думаешь, победила? Думаешь, запугала меня своими бумажками?
— Я не хочу побеждать, Лидия Андреевна. Я хочу мира. Давайте договоримся. Вы не вмешиваетесь в нашу жизнь, приходите только по приглашению, не критикуете, не советуете без спроса. А я забываю про эти документы. И мы пытаемся начать сначала. Как цивилизованные люди.
— А завещание?
— Это ваше право — решать, кому оставить имущество. Но если вы действительно любите сына, то поймёте, что квартира должна принадлежать семье. Всей семье. Включая будущих внуков.
При слове «внуки» Лидия Андреевна вздрогнула. Марина знала, что попала в точку. Свекровь мечтала о внуках, постоянно намекала, спрашивала, когда же.
— Внуки... — повторила она задумчиво.
— Да, мама, — подхватил Павел. — Мы хотим детей. Но не в такой атмосфере. Не когда в доме постоянные скандалы и напряжение.
Несколько минут в комнате стояла тишина. Только тикали настенные часы, отмеряя секунды этого странного противостояния.
— Хорошо, — наконец сказала Лидия Андреевна. — Я подумаю.
Она встала, одёрнула пиджак, подобрала сумочку.
— Но знай, — она посмотрела на Марину. — Я делаю это не из-за твоих угроз. А потому что хочу внуков. И потому что... может быть, немного перегибала палку.
— Немного? — не удержалась Марина.
— Не испытывай моё терпение, девочка, — огрызнулась свекровь, но в её голосе уже не было прежней злобы. Скорее усталость. — Я уйду. Но это не конец. Это... перемирие.
Она направилась к двери, но у порога обернулась.
— И ещё. Тот борщ на прошлой неделе... он был неплохой. Не бурда. Я погорячилась.
Это было самое близкое к извинению, что Марина когда-либо слышала от свекрови. Она кивнула.
— Спасибо.
Когда за Лидией Андреевной закрылась дверь, в квартире повисла тишина. Павел и Марина смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
— Прости меня, — наконец выдавил Павел. — Я был трусом. Должен был защищать тебя, а вместо этого...
— Молчал, — закончила Марина. — Да, молчал. И это было больнее всего. Знаешь, сколько раз я хотела уйти?
— Почему не ушла?
— Потому что любила тебя. Люблю. Но любовь не может вечно питаться надеждой, что всё изменится. Сегодня твоя мама показала мне завещание, и я поняла — хватит. Либо мы меняем правила игры, либо расходимся.
Павел подошёл к жене, осторожно обнял её.
— Марин, а правда есть документы? Про отца?
Она кивнула.
— Правда. Твой отец очень не любил твою маму к концу их брака. Сказал, что она его с ума сводила контролем. Что он сбежал не к другой женщине, а от твоей мамы. И дал мне эти бумаги как... как защиту. Сказал: «Девочка, она тебя сожрёт, если не дашь отпор. Вот тебе оружие. Используй, если припрёт».
— И ты три года молчала?
— А ты три года молчал про квартиру. Мы квиты.
Они стояли, обнявшись, и смотрели в окно, где продолжал падать снег. Первый снег этой зимы. Белый, чистый, обещающий новое начало.
— Думаешь, она сдержит слово? Перестанет вмешиваться? — спросил Павел.
— Не знаю. Но у нас есть шанс попробовать. И знаешь что? Даже если не получится, я больше не буду молчать. Не буду терпеть. Буду бороться за нашу семью.
— Нашу семью, — повторил Павел. — Мне нравится, как это звучит.
— Мне тоже, — улыбнулась Марина. — И знаешь что ещё?
— Что?
— Давай сменим замки. На всякий случай.
Павел рассмеялся. Впервые за долгое время искренне, от души.
— Давай. И домофон поставим. С видеокамерой.
— И собаку заведём. Большую. Злую.
— Которая не любит твою маму?
— Которая не пускает в дом непрошеных гостей.
Они смеялись, и этот смех был освобождением. От страхов, от напряжения, от необходимости притворяться. Марина знала, что впереди ещё много сложностей. Лидия Андреевна не сдастся так просто. Будут попытки вернуть контроль, манипуляции через родственников, показательные обиды. Но сегодня она победила. Не свекровь, а свой страх. И это было главное.
Телефон Павла зазвонил. На экране высветилось «Мама».
— Не бери, — сказала Марина.
— Но вдруг что-то случилось?
— Паш, прошло пять минут. Максимум, что могло случиться, — она добралась до лифта. Это проверка. Хочет посмотреть, прибежишь ли ты по первому звонку.
Павел посмотрел на телефон, потом на жену. И нажал отбой.
— Пусть привыкает, — сказал он.
— Пусть, — согласилась Марина.
За окном продолжал падать снег, укрывая город белым покрывалом. Новая жизнь начиналась прямо сейчас, с этой минуты. И Марина была готова за неё бороться. Даже если придётся воевать со всем миром. Или с одной конкретной свекровью, что, честно говоря, было намного сложнее.
Но она справится. Обязательно справится. Потому что теперь знала главное — она не одна. И ещё потому, что у неё в телефоне лежала та самая флешка с компроматом. На всякий случай. Как говорил её отец: «Доверяй, но проверяй». А с такой свекровью лучше проверять дважды.