После той ночи я больше никогда не останавливаюсь, чтобы помочь незнакомцам на дороге. Знаю, это звучит жестоко, даже бесчеловечно, но если бы вы знали, что я пережил той февральской ночью на трассе М-58 между Хабаровском и Биробиджаном, вы бы меня поняли. Некоторые уроки обходятся слишком дорого, а некоторые встречи лучше бы вообще не случались.
То, что произошло со мной, изменило не только мою работу, но и всю мою жизнь, мой взгляд на человеческую доброту и на то, что скрывается за просьбами о помощи.
Меня зовут Роман Алексеевич Петров, мне 53 года, я работаю водителем с большим 25-летним стажем. Родился и вырос в Хабаровске, всю жизнь езжу по дальневосточным трассам от Владивостока до Магадана, от Благовещенска до Петропавловска-Камчатского. Эти дороги я знаю как свои пять пальцев: каждый поворот, каждый подъём, каждое опасное место, каждую заправку и каждое кафе на тысячах километров.
За четверть века я повидал всё, что может случиться на дороге: страшные аварии с десятками жертв, пожары, которые за считанные минуты превращали грузовики в металлолом, нападения медведей на стоянках, сход лавин, которые погребали под собой целые участки дорог. Я видел, как водители сходили с ума от одиночества и усталости, как они теряли рассудок во время многодневных рейсов по безлюдным трассам.
Но то, что случилось со мной в ту проклятую ночь, превзошло все мои страхи и заставило поверить в то, что есть вещи гораздо хуже обычной смерти.
Живу я в Хабаровске, в панельной девятиэтажке в Южном микрорайоне. Квартира небольшая, двухкомнатная, но для одинокого мужчины более чем достаточно. Моя жена, Галина Ивановна, умерла от рака пять лет назад. Болела долго и мучительно. А я всё время был в рейсах, зарабатывал деньги на лечение. Когда понял, что могу её потерять, было уже поздно. Последние три месяца я не выезжал из города, сидел рядом с ней в больнице, держал её за руку и просил прощения за все годы, проведённые в дороге вместо того, чтобы быть дома. Наши дети давно выросли и разъехались кто куда. Сын Алексей работает программистом в Москве, обзавёлся семьёй, подарил внуков, но мы видимся редко — дорого лететь, да и времени нет. Дочь Марина вышла замуж за канадца и уже восемь лет живёт в Торонто. Звонит по праздникам, рассказывает о своей жизни, но я чувствую, что мы стали чужими людьми. Языковой барьер, расстояние, разные миры...
Остался я один со своим стареньким МАЗом 6Л4-22 образца 2003 года и бесконечными дорогами, которые стали для меня и домом, и работой, и смыслом жизни. Машина надежная, двигатель ЯМЗ-238 хоть и не новый, но ухоженный. За 20 лет эксплуатации мы с ним стали единым целым. Я знаю каждый его звук, каждую вибрацию, каждый стук. Когда что-то не так, я чувствую это всем телом еще до того, как на панели приборов загорится лампочка.
В кабине у меня всё обустроено для долгих перелётов: спальное место с ортопедическим матрасом, холодильник, микроволновка, телевизор с DVD-плеером, радиостанция с хорошим усилителем. На стенах фотографии семьи и жены, детей и внуков. Галя улыбается с фотографий, и иногда мне кажется, что она всё ещё рядом, просто я её не вижу.
Роковой рейс: доброта или осторожность?
В тот день, который навсегда врезался в мою память, я вёз контейнер с рыбными консервами из Владивостока в Магадан. Рыбный завод заказал срочную доставку 20 тонн консервов из горбуши и сельди. Груз дорогой, клиент надёжный, платит хорошо и без задержек. Дорога предстояла долгая — больше двух тысяч километров по одним из самых сложных и опасных трасс страны.
План был стандартным для такого рейса: выехать рано утром из Владивостока, к вечеру добраться до Биробиджана, переночевать на знакомой базе, а утром продолжить путь через Амурскую область дальше на север, в Якутию, а затем повернуть на восток, в сторону Магадана. В общей сложности рейс должен был занять четыре дня с учётом обязательных остановок для отдыха.
Выехал в 5 утра, когда город ещё спал. В феврале на Дальнем Востоке особенно сурово. Морозы доходят до 40 градусов. Ветер такой, что сдувает с дороги даже тяжёлые грузовики. Снег не просто идёт, он стоит стеной, превращая мир в белую пустыню, где горизонт сливается с небом, а дорога исчезает под многометровыми сугробами.
Но за четверть века работы я привык к таким условиям. Мой МАЗ оборудован для езды в зимних условиях: хорошие зимние шины Bridgestone, цепи противоскольжения, мощный предпусковой подогреватель, дополнительная теплоизоляция кабины. В багажнике лежит аварийный комплект: трос, лопата, песок, дрова, спальный мешок, запас еды и воды на неделю, аптечка, сигнальные ракеты. На Дальнем Востоке это не роскошь, а необходимость.
Первую половину пути я преодолел без особых проблем. Дорога была неплохо расчищена, снегоуборочные машины работали всю ночь. Встречный транспорт попадался регулярно: другие дальнобойщики, автобусы, несколько легковых машин с цепями на колёсах. Связь по рации работала нормально, в эфире то и дело слышались голоса коллег, которые обменивались информацией о дорожной обстановке, погоде, ценах на топливо.
Около девяти утра остановился на заправке в Уссурийске. Заправился под завязку, проверил давление в шинах, купил горячий кофе и пирожки с мясом. Заправщик, мужик лет сорока с обветренным лицом, предупредил, что дальше по маршруту ожидается ухудшение погоды.
— Синоптики обещают сильную метель к вечеру, — сказал он, заливая солярку в бак. — Может, стоит переночевать здесь? У нас есть база, недорого.
Но я решил ехать дальше. График был плотный, опаздывать не хотелось. К тому же до Биробиджана оставалось всего 400 километров. При нормальной скорости я мог добраться туда часам к шести вечера, ещё до наступления темноты.
«Таёжная» ловушка: последнее предостережение
Около полудня остановился пообедать в придорожном кафе «Таёжная» под Хабаровском. Место знаковое, уютное, с домашней кухней и приемлемыми ценами. Хозяйка Нина Петровна, женщина лет 50 с добрым лицом и золотыми руками, всегда встречает дальнобойщиков как родных сыновей. Заказал солянку, котлеты по-киевски с картофельным пюре и чай с блинами. Еда была отличная, согрела после утреннего мороза.
Пока ел, разговорился с другим водителем, Игорем из Комсомольска. Он вёз лес в Находку, жаловался на плохую дорогу после Биробиджана и усиливающийся мороз. Говорил, что синоптики не соврали: к вечеру действительно обещают сильную метель с ветром до 30 метров в секунду.
— Роман, — сказал он, допивая чай, — может, не стоит сегодня ехать дальше? Переночуешь здесь, а утром по хорошей погоде поедешь. Зачем рисковать?
Но я всё же решил продолжить путь. Мой МАЗ надёжен, опыта хватает, а до места назначения не так уж далеко.
После обеда поехал дальше. Игорь оказался прав, погода действительно начала быстро портиться. Ветер усилился, пошёл такой густой снег, что видимость упала до 30 метров. Небо потемнело, хотя было всего три часа дня. Пришлось снизить скорость до 40 километров в час и включить все возможные фары и маячки. В такую погоду главное — не торопиться и постоянно держать связь с диспетчером. Каждые полчаса выходил в эфир, сообщал о своём местонахождении и состоянии дороги.
Других водителей в эфире становилось всё меньше. Многие, видимо, остановились, чтобы переждать непогоду в безопасном месте.
«Помогите, пожалуйста»: зов в ночной метели
К пяти вечера я был уже в районе Биробиджана, на подъезде к городу, когда увидел на обочине остановившуюся машину. Ситуация самая обычная для зимней дороги: легковушка — синяя «Лада Приора» с хабаровскими номерами — стоит с включённой аварийкой. Рядом с машиной маячила фигура в тёмной куртке, которая размахивала руками и явно просила о помощи.
В обычных условиях я бы проехал мимо. Не из жестокости или равнодушия, а из элементарной осторожности. За последние годы было слишком много случаев, когда дальнобойщиков грабили именно под видом оказания помощи попавшим в беду автомобилистам. Особенно в глухих местах, особенно в плохую погоду, когда свидетелей нет, а помощь далеко.
Но была такая метель, такой адский мороз, что оставить человека в таких условиях означало фактически обречь его на верную смерть. Термометр в кабине показывал минус 38, а с учётом ветра казалось, что все 50. При такой температуре человек может замёрзнуть насмерть за полчаса, особенно если он не подготовлен к таким условиям. К тому же фигура показалась мне женской: невысокая, хрупкая, в длинном пальто, явно не рассчитанном на такие морозы. Женщина одна на трассе в такую погоду… Совесть не позволила мне проехать мимо. Галина всегда говорила мне: «Роман, если можешь помочь человеку, помоги. Никто не знает, когда помощь понадобится тебе самому».
Остановился в 50 метрах от «Приоры». Включил аварийку и дальний свет, чтобы обозначить своё присутствие. Взял мощный фонарик и вышел из кабины. Мороз ударил в лицо, как молотом. От холода сразу перехватило дыхание. Ветер был такой сильный, что приходилось держаться за грузовик, чтобы не сдуло с ног. Снег слепил глаза, забивался за воротник, проникал в малейшие щели в одежде. Натянул капюшон, застегнул куртку до самого горла и направился к легковому автомобилю, светя фонариком под ноги. Снег был рыхлым и глубоким, он проваливался почти по колено.
С каждым шагом мне становилось всё тревожнее. Что-то в этой ситуации было не так, но я не мог понять, что именно. Может быть, я просто нервничал из-за погоды и плохой видимости.
Ледяная красавица: первая встреча с неизвестным
Подошёл ближе и рассмотрел женщину. Молодая, лет 25–30. Красивая, с длинными тёмными волосами, выбивающимися из-под вязаной шапки. Лицо правильное, славянское, губы яркие, глаза большие и выразительные. Но одета она была совершенно не по погоде: тонкое пальто, явно демисезонное, обычные кожаные ботинки на небольшом каблуке, тонкие перчатки. При таком морозе человек в такой одежде уже должен был замёрзнуть насмерть, но она стояла спокойно, даже не дрожала от холода.
— Помогите, пожалуйста, — крикнула она, перекрикивая вой ветра. Голос у неё был мелодичный, с лёгким местным акцентом. — Машина заглохла и никак не заводится.
— Что случилось? — спросил я, подходя к её «Ладе» и светя фонариком на капот.
— Точно не знаю, — ответила она, подойдя ближе. — Ехала к родителям в Биробиджан на выходные, и вдруг машина заглохла. Уже больше двух часов стою, пытаюсь завести, но ничего не получается. А мобильный не ловит, вызвать помощь не могу.
Два часа на таком морозе в тонком пальто? Это физически невозможно! Человек замёрз бы насмерть за первые полчаса. Но я решил, что она либо преувеличивает из-за стресса и страха, либо только что вышла из тёплой машины.
— Давай посмотрим, что с машиной, — сказал я и открыл капот её «Приоры».
С первого взгляда было понятно, что с этим автомобилем что-то серьёзно не так. Двигатель был не просто холодным — он был ледяным, покрытым инеем, как будто простоял на морозе много часов, а то и дней. Аккумулятор покрылся белым налётом, электролит наверняка замёрз. Масло в картере загустело настолько, что стало похоже на вазелин. Вся система охлаждения была забита льдом.
— Послушайте, — сказал я, закрывая капот, — ваша машина стоит здесь очень давно. Не два часа, а гораздо больше. Двигатель промёрз насквозь, аккумулятор разряжен в ноль, масло загустело. Без эвакуатора и серьёзного ремонта здесь ничего не сделать.
Женщина как-то странно посмотрела на меня. В её глазах на секунду мелькнуло что-то такое, от чего у меня по коже побежали мурашки. Взгляд был слишком пристальным, слишком изучающим, слишком… хищным. Как будто она оценивала меня, примеривалась, решала, подхожу ли я для каких-то её целей.
— Может быть, вы и правы, — согласилась она, но в её голосе не было ни удивления, ни расстройства, которые были бы естественны в такой ситуации. — Тогда подвезёте меня, пожалуйста, до Биробиджана. Недалеко, я покажу дорогу. Родители волнуются, ждут меня к ужину.
Что-то внутри меня, какой-то древний инстинкт самосохранения, кричал, что нужно отказаться и немедленно уехать. Но на улице была такая погода, что оставить женщину одну в этой глуши означало фактически подписать ей смертный приговор. К тому же до Биробиджана действительно было недалеко, километров тридцать по хорошей дороге.
— Хорошо, — согласился я, вопреки внутреннему голосу. — Садитесь в кабину, согреетесь.
Мы пошли к моему МАЗу. Ветер усилился. Снег валил такой стеной, что в трёх метрах ничего не было видно. Я помог ей забраться в высокую кабину грузовика и включил обогрев салона на полную мощность. Она села на пассажирское сиденье, сняла шапку и стряхнула снег с пальто.
При ярком свете лампы в кабине я рассмотрел её ещё лучше. Она действительно была красивой, но какой-то неправильной. Кожа была слишком бледной, почти белой, как у человека, который долго не бывал на солнце. Губы ярко-красные, но не от помады, а как будто от крови или мороза. Глаза тёмные, почти чёрные, с каким-то нездоровым блеском. А главное, она совсем не выглядела замёрзшей. При сорокаградусном морозе после нескольких часов на улице! Она не дрожала, не грела руки о батарею, дышала спокойно и ровно.
— Как вас зовут? — спросил я, включая передачу и трогаясь с места.
— Лена, — ответила она, пристально глядя на меня. — Елена Викторовна. А вас?
— Роман. Роман Алексеевич. Откуда именно ехали?
— Из Хабаровска, от подруги. Она недавно вышла замуж, звала в гости.
— А родители где живут, в Биробиджане?
Она на секунду замешкалась, а потом неопределённо махнула рукой.
— В частном секторе, на окраине. Дом ещё дедушка построил...
Но мы были уже в 150 километрах от Хабаровска! Если она действительно ехала оттуда, то почему её машина заглохла именно здесь, в самом глухом и безлюдном месте трассы? И почему у неё не было с собой тёплых вещей для такой поездки зимой?
Голос из пустоты: поворот, которого не должно было быть
Мы поехали дальше по заснеженной трассе. Видимость была нулевой. Фары с трудом пробивали снежную завесу. Пришлось ехать очень медленно, ориентируясь по дорожным знакам и ограждениям. Она сидела молча и смотрела в боковое окно на проносящиеся мимо заснеженные ели. Я несколько раз пытался завязать разговор, но она отвечала односложно, неохотно, как будто думала о чём-то своём.
Время от времени я ловил на себе её пристальный, изучающий, оценивающий взгляд. Она смотрела на меня так, как смотрят на товар в магазине, прикидывая, стоит ли его покупать. Это было неприятно и тревожно.
Километров через пятнадцать, когда мы проезжали особенно густой участок леса, она вдруг сказала:
— Здесь поверните направо.
— Куда направо?! — удивился я, притормаживая. — Здесь же лес, никакой дороги нет!
— Дорога есть, просто её плохо видно из-за снега, — настаивала она. — Это короткий путь к нашему дому. По трассе придётся ехать через весь город, а здесь напрямую.
Я остановился и посмотрел в ту сторону, куда она показывала. Действительно, между заснеженными деревьями виднелось что-то отдалённо напоминающее дорогу. Две колеи, заметённые снегом почти до самых веток окружающих елей и сосен. Но это явно была лесная грунтовая дорога, совершенно не приспособленная для движения тяжёлых грузовиков, особенно зимой.
— Послушайте, Лена, — сказал я, — по такой дороге в такую погоду мой грузовик не проедет. Он тяжёлый, в нём 20 тонн груза, мы застрянем в первом же сугробе. Лучше поедем по трассе, как и планировали.
— Проедете, — сказала она с какой-то странной уверенностью в голосе. — Дорога хорошая, твёрдая. Я по ней всю жизнь езжу, знаю каждую ямку. Поворачивайте, не пожалеете.
Что-то в её голосе было таким властным, таким гипнотически убедительным, что я против собственной воли повернул руль направо и...
(Продолжение следует…)