Иногда достаточно одной фразы, чтобы пробить стену вежливого молчания. Сказать то, о чём многие давно думают, но стесняются произнести на публику. Именно это и сделала Мария Голубкина. Без прикрас и без сантиментов. Просто сказала как есть. А сказала она про Константина Богомолова и про то, что давно витает в воздухе, но не получает огласки.
И сразу же реакция публики. Видимо потому, что сказанное попало в самую суть.
Когда молчание уже не спасает
Мария Голубкина, актриса с узнаваемым лицом и прямым характером, в интервью на YouTube-канале неожиданно заговорила о Богомолове. Причём не так, как принято в кругу коллег, с некоторым уклоном, или полунамёками, а она высказалась открыто о том, что на Богомолова работать не пойдёт никогда. И дело даже не в эстетических разногласиях, а в том, что, по её мнению, он «абсолютно непрофессиональный человек». Звучит безусловно грубо, но разве не правдиво?
Цитата из её интервью стремглав разлетелась по соцсетям:
«Даже если он поставит спектакль про императрицу Елизавету Петровну без голых частей тела в классической одежде, я всё равно не пойду. Он не понимает суть профессии. Все думают, что это они что-то не понимают. А на самом деле, то, что он молодец – просто раздетые и преувеличенные слухи».
И этим все сказано. Ясно, коротко и с подоплёкой. И надо сказать, публика оценила. В комментариях под интервью сотни слов поддержки и даже благодарности. Люди как будто выдохнули, мол, наконец-то кто-то озвучил то, что раздражает уже не первый год.
Почему эти слова вызвало такой резонанс?
Ответ простой. Потому что накопилось. И не только у зрителей. Многие, кто хоть раз сталкивался с творчеством Богомолова, отмечают, что его спектакли — это не про чувства и не про актёрское мастерство, и уж точно не про душу. Это концепция, выстроенная на провокации. Она холодная, демонстративная, часто оторванная от драматургии, где искренние эмоции – излишни. Где актёр – это просто объект, где зал – это свидетель не эмоционального переживания, а лишь процесса.
Но если бы речь шла лишь о личном вкусе, такой реакции на него бы не было. Проблема в другом, ведь сегодня Богомолов – это лицо театрального мейнстрима. Руководит сразу двумя театрами, ставит спектакли по всей стране, получает финансирование из бюджета. Его эстетика – это модный шаблон, на который равняются молодые режиссёры. А театры, боясь «отстать от времени», начинают копировать его стиль – с экранами, микрофонами, отстранённой игрой и обязательной порцией шок-контента. И темно тут и начинается самое тревожное.
Новый язык или стилистическая пустота?
Когда классика превращается в повод для видеопроекций, а текст в фоновую иллюстрацию к визуальному шоу, театр теряет свою суть. Он становится медиаплатформой, картинкой, в которой актёр вовсе не личность, а лишь функция. В спектаклях Богомолова именно это и происходит. Микрофоны заменяют голос, а голоса там стерильны. Лица обезличены, а любые эмоции под запретом.
Можно спорить, нужно ли театру меняться. Конечно, нужно. Он же не должен застревать в прошлом. Но когда изменения касаются не формы, а сути, то тут возникает вопрос: а куда мы вообще движемся?
И Голубкина об этом прямо говорит:
«Во МХАТе люди с микрофонами, экраны висят. Это вообще! В театре надо говорить своим голосом!»
Здесь речь даже не о личной антипатии, а о профессиональной боли. Об ощущении, что театр подменяют. Сначала модой, потом деньгами, затем грантами, а дальше уже и не разобрать, где искусство, а где просто проект.
Театр за деньги, но не за зрителя
Особое возмущение вызывают суммы, за которые эти «проекты» предлагаются публике. Билеты на спектакли Богомолова стоят от 20 до 50 тысяч рублей. И это не случайность. Это вполне системный подход, где искусство как элитарная вечеринка, куда пускают не по таланту, а по статусу. При этом публика часто выходит в недоумении. Сидит в зале, смотрит на сцену, но не смеётся там, где вроде бы комедия. Не сопереживает. Не вовлекается. Потому что не может.
И снова Голубкина подмечает:
«На сцене дико смешная пьеса Вуди Аллена. Никто не смеётся вообще. Актёры говорят в микрофоны, играют ровно. А люди не возвращаются, потому что думают, дескать, это они чего-то не поняли».
Вот он – эффект императорской одежды. Когда все молчат, потому что страшно оказаться «немодным». И пока боятся, система продолжает работать. Бюджеты выделяются, а подражания множатся. Театр всё больше превращается в набор приёмов.
Богомолов не только режиссёр
Сегодня имя Константина Богомолова – это бренд. Его цитируют, его рекламируют. Теперь его спектакли – это «обязательная программа» светской богатой публики. СМИ пишут о нём с придыханием. Официальные каналы включают его в культурную повестку. Его позиционируют как новое лицо театра. Как лидера. Как «автора поколения».
Но в какой момент это случилось? Когда он стал не просто режиссёром, а проводником нового пути? Судя по всему, тогда, когда на сцене стало больше образов, чем чувств. Больше шока, чем смысла. Больше формы, чем содержания. И это, возможно, самое опасное, потому что из искусства уходит главное – искренность.
Актёр теперь больше не человек?
Наблюдая за спектаклями Богомолова, многие актёры чувствуют себя не участниками, а инструментами. Им не нужно играть. Им нужно «выполнять задачу». Двигаться по заданной траектории, не включаться и не проживать. Им надо быть просто частью конструкции.
Это противоречит самой природе театра. Там, где артист превращается в декорацию, сцена теряет живую силу. А зритель теряет доверие. Сначала единично, а затем массово. И вот уже партер не реагирует, не сопереживает и не аплодирует. Теперь он только смотрит, как на презентацию или как на инсталляцию в музее.
Поддержка или хамство?
Конечно, форма, в которой Голубкина выразила своё мнение, вызывает споры. Её подача резка, а местами очень грубая. Кто-то назвал её «хамкой», кто-то «смелой». И это важный момент, когда правда подаётся с жёсткостью, её труднее принять. Даже тем, кто с ней согласен.
Но стоит признать, что её высказывание вызвало обсуждение. Оно взбудоражило не только поклонников театра, но и профессиональное сообщество. И главное, что оно поставило вопрос ребром: нужно ли еще молчать или пора называть вещи своими именами?
Мода пройдёт, настоящее останется
Культура всегда переживает периоды увлечений. Бывают волны экспериментов, бывают попытки «осовременить» всё подряд, бывает даже культ отдельных личностей, но проходит время и остаётся только то, что действительно ценно, то, что проверено годами и то, что работает не на эффект, а на глубину.
Богомолов – это уже эпоха. Но не факт, что она станет классикой. Его метод станет архивом, когда зритель устанет от холода и захочет вернуться к эмоциям. Когда актёр снова станет не элементом композиции, а живым человеком на сцене. Когда зритель перестанет бояться «не понять» и начнёт доверять себе.
Поддержат ли театры Голубкину?
Это большой вопрос. Но не менее важен другой: а услышат ли её? Не лично Богомолов. Не его поклонники. А вся система, которая сегодня двигает вперёд только то, что громко, дерзко и дорого. Может, именно сейчас пришло время задуматься куда всё это ведёт?
Потому что театр – это не бизнес. Не формат. И не картинка для репортажа. Это территория честного разговора. Место, где чувства важнее технологий. Где человек важнее концепции.
Мария Голубкина конечно не критик. Она актриса, которая просто сказала правду. И пусть её тон кого-то задел, но сама суть её слов – это тревожный звоночек. И этот звоночек не только её, но и многих других, кто всё ещё верит, что театр – это больше, чем мода и хайп.
А как вы считаете, дорогие читатели, Голубкина была права или она перегнула палку? Театр действительно движется в сторону банального шоу, а не искусства или это всё просто разные вкусы? Делитесь своим мнение в комментариях!