Глава 94
То, что Буран узнал о докторе Гранине, его сильно расстроило, а для такого человека, как он, это означало куда больше, чем простое раздражение. Криминальный авторитет ненавидел подобное состояние в себе, считал его слабостью, которая, если дать ей волю, разъест изнутри. Каждый из его людей знал: испорти шефу настроение – и потом молись, чтобы ты отделался только испугом. У Бурана всё было просто: злость он не держал долго, но и отпускал её через дела, от которых у других волосы вставали дыбом.
В этот раз у него в душе заклокотало настолько, что первой мыслью стало: велеть вытащить Никиту прямо из кресла заведующего клиникой имени Земского и привезти в промзону. Не к себе домой, не в офис, а именно туда – на отдалённую территорию, где у одной транспортной компании, оформленной на подставных лиц, имелись несколько серых, но крепких бетонных боксов, из-за которых, кричи не кричи, ничего никто не услышит.
Боксы эти использовались по-разному. Часть – гаражи, в которых стояли машины, пока их хозяева мотали срок или уезжали в длительные командировки. Другая часть была превращена в ремонтные мастерские: запах солидола, звон железа, треск сварки. Но один бокс был особенный. Снаружи он ничем не отличался, однако слухи о нём ходили страшные, и оказаться внутри в качестве подопытного никто не хотел.
Туда привозили тех, с кем предстояло «поговорить с пристрастием». Отсюда не выходили живыми. Сначала Мартын, а теперь и сам Буран наведывались в это помещение с подвалом, когда нужно было выбить из человека всё, что тот знает, а потом поставить в его биографии жирную точку. Парадокс заключался в том, что жертвы до последнего верили: их отпустят, как только они скажут правду. Но истина там всегда была билетом в один конец.
Теперь Буран жаждал, чтобы на холодном металлическом стуле внутри того бокса сидел доктор Гранин. Тот самый, что насочинял его дочери такое, что хватило бы на несколько томов уголовных дел. И про то, будто бы мать девочки, доктор Печерская, мешает им видеться и даже категорически против, хотя Эллина Родионовна никогда не возражала. И про сына Михаила, которого доктор Печерская по просьбе Гранина вызволила из Омска и даже сделала так, что мальчик получил новое свидетельство о рождении, где его отцом был указан Никита Михайлович, а потом этот же отвратный тип отказался забирать мальчишку к себе, оставив его на попечении Печерской. Всё – ложь, мерзкая и липкая, как пролитое кем-то прогорклое подсолнечное масло.
Откуда Тальпа накопал всё это, Буран понятия не имел. Если бы тот ежедневно канючил деньги на оплату информаторов, можно было бы понять. Но серый человечек, как тень, работал тихо, скромно, будто и не нуждался ни в чём. Денег сверх оговорённого не просил, лишнего о себе не говорил, зато результат приносил такой, что иной раз сам Буран удивлялся.
Но теперь результат поставил криминального авторитета в тупик. С одной стороны, избавиться от такого лживого урода, как Гранин, – дело нехитрое. У него в «коллективе» есть ребята с прошлым в спецслужбах: для них «несчастный случай» – дело техники. Тормоза отказали, грузовик на встречку вылетел, проводка замкнула, кирпич сорвался с крыши – любая схема могла быть обыграна чисто.
С другой стороны, был наказ от Мартына. Старик, которого Буран уважал почти как отца, говорил: «Печерскую береги. Помогай, если сможешь. Не вразрез с воровским законом, конечно. Но оберегай». И вот теперь возник вопрос: как это делать Печерскую, если речь об отце её ребёнка? А ведь с другой стороны следовало соблюсти интересы Ларисы. Она искренне влюбилась в Гранина, и Бурана, как отца, это даже радовало: он и прежде знал, что у нее много поклонников, но никто прежде не мог достучаться до ее сердца, а у Никиты это как-то получилось.
Чтобы не наломать дров, Буран решил посоветоваться с Таро – тем самым, кто и передал ему слова Мартына. Старый сиделец жил в маленькой, затхлой квартире на окраине. Мебель старенькая, выцветшая, в углу стопка газет, на подоконнике – облупленный цветочный горшок с умирающей геранью. Хозяин хромал, опирался на палку, кашлял так, что казалось, лёгкие у него вот-вот выскочат наружу. Увидев его, Буран сразу понял: недолго осталось старому, скоро и он пойдёт вслед за Мартыном.
Они уселись на кухне. Стол покрыт вытертой клеёнкой с лимонным узором, на плите булькал чайник. Таро заварил «правильный чаёк» – крепкий, густой, с запахом, который всегда напоминал лагерные годы. Сделав по паре глотков, Буран рассказал всё, что узнал о Гранине, и, немного помедлив, спросил совета.
– Гнилой фраер, – оценил Таро всё, что услышал про доктора Гранина. – Дети, видать, ему совсем не нужны. Особенно младший пацан. Странно. Обычно мужикам вроде него наследники нужны, а этому, выходит, что и нет. Кинул он Эллину Родионовну, выходит. Сам попросил пацанёнка привезти, и отказался забирать. Да…
– Это всё и так понятно, Таро, – сказал Буран, ощущая, как старика уносит от главной линии. – Делать-то что? Ты единственный, кто из нашей братвы знает про мою дочь. Ближе нее у меня никого нет, и отдавать ее такому, как этот Гранин, я не могу, сам понимаешь. Он же Иуда, в натуре. Всех, кто рядом с ним оказывается, кидает, никого не ценит. Это значит, и Ларису мою обидит. Не то чтобы я потом его не подвесил за кокошник за такое, но не хочу доводить.
– Так сделай, чтобы Лариса сама от него отказалась. Подложи бабу, что ли. Помнишь, как одного прокурора генерального с должности спихнули? Говорили, что типа «похож», а оказалось… Хотя сам думаю до сих пор иногда: стал бы он так забавляться? Не фраер ведь, в натуре, со связями человек и при больших деньгах, – сказал Таро и снова закашлялся.
Буран подождал, пока тот придёт в себя и спросил:
– Может, «дряни» ему подкинуть? Чтоб присел лет на пяток, а я шепчу кому надо, он с зоны не выйдет.
– Не, ты ж сам сказал: Печерскую обижать нельзя. А если ее бывший в таком деле замазан окажется, это и на нее тень.
– Верно… Значит, всё-таки без уголовки обойтись придётся?
– Я ж тебе сказал: лучший вариант – с бабой.
– Но Гранин говорит, что Ларису любит, и ему никто не нужен, – парировал Буран.
– Любит, не любит, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт… – задумчиво произнёс Таро. – Неважно, будет он с той тёлкой развлекаться или нет. Надо, чтоб не вспомнил потом, как чего было. Ты знаешь, как это сделать. Ну, а потом Лариса твоя пусть узнает, как этот Гранин на стороне развлекался. В один момент позабудет, как его зовут.
– Ну, если другого варианта нет… – произнёс Буран.
Вскоре он попрощался с Таро и вернулся в свой особняк. На душе было пакостно. Он всегда считал себя человеком прямого действия. Ударили – дай сдачу. Попробовали унизить, проявили неуважение, – пни так, чтобы впредь было уроком на всю оставшуюся. Но заниматься тем, чтобы подкладывать бабу под мужика… Криминальному авторитету от такого стало противно. Но и поручить выполнить всё кому-либо он не мог, – дело касалось его дочери, о которой никто в коллективе знать не должен был. Вору в законе семью иметь не положено, и если узнают, то и короны лишиться можно, а в этой среде снимают ее вместе с головой.
– К Анжеле едем, – приказал Буран водителю, молчаливому здоровяку из бывших боксёров. В своё время он убил на ринге во время поединка одного спортсмена, который оказался дальним родственником крупного ментовского начальника одной из горных южных республик. Боксёру дали десять лет и отправили в лагерь, где сразу начали прессовать, – характер у него оказался ершистый, подмять под себя не вышло. В ту пору «смотрящим» на этой зоне был Буран, ему и сообщили про «норовистого баклана».
Авторитет пригласил боксёра на беседу. Расспросил, за что тот чалится, хотя ему раньше всё доложили. Предложил стать своим телохранителем в обмен на защиту, но предупредил: «Если меня не станешь уважать и слушаться, до конца срока не дотянешь». Бывший боксёр смекнул, что это его возможность выжить, и согласился. Потом, как вышел, не сумел вернуться в спорт и был вынужден прийти к Бурану на поклон. Тот взял его личным водителем, но иногда разрешал участвовать в подпольных боях без правил.
Боксёр теперь удивился, потому что Анжелой звали «начальницу» одного заведения с девицами, куда Буран не заглядывал, предпочитая вызывать их к себе в особняк. Авторитет несказанно ее удивил своим внезапным визитом, но от «чая, кофе, потанцуем» отказался, заявив, что у него есть деликатное поручение.
Авторитет говорил тихо, но так, что слова резали воздух, словно нож острым лезвием. Сообщил, в чём смысл: мужчину зовут Никита Михайлович Гранин, он заведующий клиникой имени Земского.
– Дело несложное, но тонкое, – закончил Буран, глядя на Анжелу тяжелым, неподвижным взглядом. – Надо сделать так, чтобы с Граниным встретилась не какая-нибудь потасканная и с откровенными глазами, а скромная, но талантливая в… таких делах.
Анжела, опытная в женских судьбах и мужских забавах, приподняла бровь.
– Порядочная? Это ж не по моей части, – усмехнулась она. – Таких тут не содержим. Ты же сам прекрасно знаешь, дорогой, какой у меня контингент. На некоторых пробы ставить негде.
Гость помолчал, чтобы дать понять управляющей заведением, что ей бы лучше языком попросту не трепать.
– Найдёшь. Слово даю – не обидишься. Заплачу. Но чтобы молчала, и чтоб никто не знал, что я к тебе приходил.
Анжела уже понимала: это не про привычные развлечения. Здесь пахло чем-то липким, неприятным и опасным. Она знала, что у Бурана на чужих жизнях и так слишком много следов, но в личное он никого не пускал.
– Мне что, девку в чемодан упаковать и с ленточкой? – язвительно спросила она, хотя голос дрогнул.
– Нет, – резко отрезал он. – С ней надо по-хорошему. Чтобы всё выглядело… ну, как будто случай. Поняла? – в его глазах скользнуло что-то непривычное – не злость, а усталость, и даже тень сомнения. Но он тут же подавил её, снова стал каменным. – Если не справишься, скажи сразу.
Анжела на секунду задумалась. В её голове мелькнул список знакомых и подруг, тех, кто мог бы подыграть, и тех, кто не стал бы. Она понимала: если ввяжется, назад дороги не будет. Но и отказать Бурану всё равно что расписаться под отказом продолжить хорошую жизнь, а скорее вообще любую.
– Ладно, – сказала она тихо, отводя взгляд. – Я обязательно что-нибудь придумаю.
Буран кивнул. Он уже решил, что всё пойдёт так, как надо. Хотя внутри всё ещё зудело то мерзкое чувство, что занимается какой-то гадостью, от которой хотелось поскорее принять ванную.
***
Гранин ехал на новой блестящей иномарке – символе его успеха и привычки всё контролировать. Внезапно перед ним на пешеходный переход выскочила девушка. Несмотря на быструю реакцию, столкновения избежать не удалось. В сумеречном потоке городских огней время словно замедлилось. Машина с тихим скрипом коснулась тела.
Сердце Никиты забилось чаще, разум лихорадочно искал выход из ситуации. Затормозив, он выскочил из автомобиля, подбежал к упавшей девушке, которая с трудом поднялась на ноги, пытаясь удержать равновесие.
– Я доктор, – быстро сообщил Гранин, озираясь, чтобы никто не успел вытащить телефон и не начал снимать ДТП. – Я вам помогу. Как вы себя чувствуете? Голова кружится? – спросил торопливо, пытаясь удержать в руках её дрожащее тело.
В ответ на эти слова девушка лишь поморщилась и попыталась отстраниться.
– Я в порядке, – хрипло выговорила она. – Я… могу сама.
– Нет, не можете, – твёрдо заявил Гранин, одной рукой придерживая её за плечи. – Вы в шоке. Пойдёмте, я отвезу вас в клинику, где я работаю.
– Нет! – её голос прозвучал резче. – Не надо мне в клинику.
Это короткое, но категоричное «нет» стало для Гранина спасательным кругом. Он понял, что девушка не хочет огласки не меньше, чем он сам. Это давало ему преимущество. В голове тут же созрел новый план.
– Что ж… тогда ко мне, – быстро нашёл выход Гранин. – Я сам вас осмотрю. Пойдёмте.
Он потянул её за руку, но девушка упёрлась.
– Куда? Зачем? Вы... Вы кто вообще?
– Я же сказал, доктор, – повторил он, пытаясь говорить спокойно. – Никита Михайлович Гранин. Сейчас отвезу вас домой, чтобы убедиться, что у вас нет серьёзных травм.
Он не дал незнакомке опомниться, осторожно, но настойчиво подвёл к своей машине и усадил на переднее сиденье. Девушка не сопротивлялась, лишь растерянно смотрела по сторонам. Гранин быстро обошёл автомобиль и сел за руль. Завёл двигатель, и иномарка с тихим рокотом тронулась с места, унося их прочь от места происшествия.
Теперь, когда они ехали, он наконец смог рассмотреть её. Худенькая, в тёмной куртке, с копной растрёпанных волос. На щеке уже проступил синяк, а губа была разбита. В глазах читались страх и растерянность.
– Как вас зовут? – спросил он, чтобы хоть как-то отвлечь её.
– Вероника, – тихо ответила она, не глядя на него.
– Вероника. Хорошо, Вероника. Сейчас мы доедем, у меня здесь недалеко квартира, и я осмотрю вас. Не переживайте.
Он говорил это больше для себя, пытаясь унять своё сердце, которое всё ещё стучало, как барабан, и гнал машину, чтобы как можно скорее оказаться в безопасности, подальше от посторонних глаз и возможных свидетелей.