И город с самой многолетней историей может исчезнуть — не в результате войны, природной катастрофы или эпидемии, а из-за банального отсутствия работы.
Не секрет, что в России десятки тысяч людей ежегодно покидают места своего рождения в поисках лучшей жизни. И именно поэтому в 129 городах страны, в общим числом жителей в 3,4 миллиона население сократилось на 314 тысяч человек за десятилетие. Что это значит? Да то, что если темпы переездов и естественной убыли сохранятся, то всего через пару десятков лет многие ранее крупные города, даже имеющие статус районного или областного центра, могут прийти в полное запустение.
Города-призраки: когда население утекает, а инфраструктура остаётся
Важно подчеркнуть, что среди упомянутых 129 городов — не глухие деревни, а полноценные города с больницами, школами, дорогами, паспортными столами и почтой. Верхний Тагил, Инта, Кемь, Торжок — названия, которые ещё недавно ассоциировались с промышленной мощью, лесозаготовкой, транспортной логистикой. Сейчас они — примеры системного сбоя.
Согласно данным Росстата, в 129 городах с общей численностью населения около 3,4 миллиона человек наблюдается устойчивый отток. Это хронический процесс, растянутый на годы. В отличие от мегаполисов, где население растёт за счёт миграции, провинция теряет людей системно.
Как сокращение МСП убивает регионы
Ключевой двигатель провинциальной экономики — малые и средние предприятия (МСП). Они обеспечивают до 70% рабочих мест в регионах, формируют местный спрос, поддерживают социальную стабильность. Однако за последние годы их доля в экономике сократилась. По данным Минэкономразвития, количество МСП в отдельных субъектах упало на 15–20%. В таких городах, как Оха, Рошаль и Медвежьегорск, закрылись десятки небольших производств, мастерских, торговых точек.
Причина — не только кризис или санкции. Гораздо глубже: изменение структуры экономики в пользу централизованных корпораций, которые не заинтересованы в локальных рынках. Крупные игроки концентрируются в узлах логистики и промышленных хабах, оставляя периферию без инвестиций. В результате местный бизнес оказывается в ловушке: нет спроса — нет прибыли — нет выживания.
В Инте, например, после закрытия угольных шахт не появилось альтернативных производств. Город, построенный на добыче, оказался без будущего. В Кеми, где когда-то работал один из крупнейших целлюлозно-бумажных комбинатов, предприятие остановлено, а попытки его приватизации провалились. Сегодня в городе трудно найти работу, кроме сезонной в лесозаготовке или на низкооплачиваемых должностях в сфере ЖКХ.
Демографическая яма
Молодёжь покидает провинцию не из-за романтики большого города, а из-за элементарного отсутствия перспектив. Образование, полученное в местных колледжах и техникумах, часто не востребовано. Система профессиональной подготовки не адаптируется под меняющийся рынок.
При этом миграция — не разовый выброс, а постоянный процесс. Каждый уехавший снижает налоговую базу города, уменьшает потребление, ослабляет социальную сеть. В результате бюджеты муниципалитетов сокращаются, что ведёт к закрытию учреждений, ухудшению качества дорог, отсутствию культурной жизни. Город начинает «задыхаться».
Исследования Института социальной политики ВШЭ показывают: в регионах с низкой плотностью населения и слабой экономикой коэффициент старения населения растёт в 2–3 раза быстрее, чем в центре. Это создаёт эффект «демографической ямы» — когда количество умерших превышает число рождённых, а миграционный отток усугубляет ситуацию. В таких условиях даже простое поддержание инфраструктуры становится непосильной задачей.
Когда расстояние убивает экономику
Многие из этих городов находятся в труднодоступных районах. Оха — на Сахалине, Инта — в республике Коми, Медвежьегорск — в глубине Карелии. Логистика здесь — фундаментальный барьер для развития. Доставка товаров, запчастей, оборудования обходится в разы дороже, чем в центральных регионах.
Кроме того, отсутствие качественной транспортной инфраструктуры ограничивает доступ к рынкам сбыта. Даже если в Кеми попытаться наладить производство древесных пеллет или экологически чистых продуктов, логистические издержки съедают всю прибыль. В результате предприниматели не рискуют инвестировать, а те, кто уже вложился, сворачивают деятельность.
Железнодорожные ветки, построенные в советское время, сегодня либо не ремонтируются, либо используются с минимальной загрузкой. Автодороги в регионах часто находятся в аварийном состоянии. В условиях, когда каждая тонна груза стоит как минимум вдвое дороже, чем в европейской части страны, конкурировать невозможно.
Цифровая пропасть: интернет не спасёт
Некоторые эксперты предлагают «цифровизацию» как панацею: мол, если дать людям интернет, они смогут работать удалённо и оставаться в родных городах. На практике это работает лишь частично. Да, в Торжке или Верхнем Тагиле можно подключиться к сети, но стабильность соединения, качество связи и отсутствие цифровой грамотности у значительной части населения сводят идею к нулю.
Кроме того, удалённая работа требует определённых навыков — программирования, дизайна, аналитики. Но в регионах с преобладанием традиционных отраслей (лес, металл, ЖКХ) таких специалистов почти нет. Переобучение требует времени, денег и инфраструктуры, которой тоже нет. Цифровые платформы не заменяют физических рабочих мест, особенно в экономике, где основу составляют производство и обслуживание.
Политика нулевого роста: почему госпрограммы не работают
Государство запускает программы поддержки моногородов, выделяет миллиарды на модернизацию, строит «точки роста». Но эффект минимальный. Почему? Потому что большинство инициатив направлены на симптомы, а не на причины. Ремонт школы не создаст рабочих мест. Строительство спорткомплекса не остановит отток молодёжи. Инвестиции в инфраструктуру без экономической базы — это как строить вокзал в пустыне.
Более того, распределение средств часто подчинено не эффективности, а административной логике. Проекты реализуются в тех городах, где сильнее лоббирование, а не где острее потребность. В результате ресурсы рассеиваются, а системные проблемы остаются без внимания.
Будущее без людей: что остаётся после ухода
В некоторых из этих городов уже можно наблюдать феномен «обезлюдивания с инфраструктурой». Дома стоят, дороги есть, но улицы пусты. Магазины работают по три часа в день. Больницы принимают пациентов раз в неделю. Школы объединяются в один корпус. В Охе, где население сократилось почти вдвое за 20 лет, местные власти вынуждены обсуждать вопрос консервации части жилого фонда — просто чтобы не тратиться на отопление и обслуживание пустых домов.
Это не апокалипсис, а медленное угасание. Процесс, который можно было бы замедлить, но для этого нужны не единичные проекты, а пересмотр всей модели регионального развития. Вопрос не в том, как «спасти» отдельные города, а в том, как перестроить экономическую систему так, чтобы она не высасывала жизнь из периферии.
С уважением, Иван Вологдин.
Подписывайтесь на канал «Танатология», ставьте лайки и пишите комментарии — это очень помогает в развитии нового проекта.