Кухня пахла подгоревшим супом. Алёна стояла у раковины, сжимая в руках губку так, будто хотела выжать из неё все прошлые обиды. За спиной раздался тяжёлый шаг.
— Продашь машину, я сказал! Маме нужно ремонт сделать!
Голос Максима резанул, как нож по стеклу. Она медленно повернулась. Его лицо было красным от злости, жилы на шее напряглись.
— Ты с ума сошёл? — её голос звучал тихо, но в нём дрожала сталь. — Это моя машина. Подарок отца.
— Нам нужны деньги! — он ударил кулаком по столу, и вилка со звоном упала на пол. — Или ты думаешь, я буду вечно тянуть на себе всё один?
— Один? — она засмеялась, и этот смех был горьким, как полынь. — Ты каждый месяц отсылаешь половину зарплаты своей маме, а потом мы сидим без света, потому что нечем платить за квартиру!
— Она одна! — его голос сорвался. — А у тебя есть я!
— Да? — Алёна шагнула вперёд. — А у тебя есть я? Или я просто кошелёк с ногами?
Он не ответил. Его взгляд упал на старую фарфоровую вазу на полке — единственную вещь, оставшуюся от его отца. Алёна заметила этот взгляд и, прежде чем осознала, что делает, резко махнула рукой.
Ваза упала.
Тихий, чистый звон. Тысяча осколков на полу.
Максим не двинулся с места. Только губы его побелели.
— Всё, — прошептал он. — Всё.
И в этой тишине, среди разбитого фарфора, треснуло что-то большее, чем просто ваза.
Алёна стояла на коленях среди осколков, дрожащими пальцами собирая фрагменты вазы. Каждый кусочек будто обжигал кожу. Максим молчал уже два часа — заперся в ванной, не отвечал на стук.
Она потянулась за последним осколком у ножки шкафа и вдруг заметила пыльную папку, задвинутую в угол. Кожаный переплёт, потрёпанные уголки. Не думала, не решалась — просто открыла.
Счета. Квитанции. И — письма.
Почерк был незнакомый, женский, с резкими завитками.
"Макс, прости, что пишу. Но Лене снова нужны деньги. Врачи говорят, без нового курса не справимся. Я знаю, у тебя свои трудности, но..."
Алёна перечитала строки трижды, прежде чем поняла. Лена — его сестра. Но откуда у неё ребёнок? И почему Максим ни разу не обмолвился?
Она листала дальше, сердце колотилось в висках. Переводы. Каждый месяц. 30, 50, 70 тысяч. Их деньги.
Из ванной наконец донеслись шаги. Алёна швырнула папку обратно, но было поздно — дверь распахнулась.
— Что ты делаешь? — голос Максима звучал хрипло.
Она подняла глаза. Его лицо было серым от усталости, но в глазах вспыхнула тревога.
— Кто такой "мы"? — она тряхнула листком с письмом. — Кому ты всё это время отправлял наши деньги?
Он резко шагнул вперёд, вырвал бумагу.
— Не твоё дело.
— Моё! — она вскочила на ноги. — Я тоже работаю! Я не сплю ночами, чтобы закрыть ипотеку, а ты...
— Это не просто так! — он крикнул так, что стёкла задрожали. — Ты ничего не понимаешь!
— Тогда объясни!
Молчание. Максим сжал кулаки, челюсть напряглась.
— Хорошо, — прошептала Алёна. — Я сама спрошу у Лены.
Она схватила телефон, быстрыми движениями набрала номер. Максим бросился к ней, но было поздно — гудки уже раздавались в динамике.
— Алёна, не надо!
Трубку подняли.
— Алло? — голос Лены звучал устало.
— Ты знаешь, за счёт чего живёшь? — выдохнула Алёна.
Тишина. Потом — резкий вдох. И... детский кашель на заднем фоне. Хриплый, болезненный.
— О Боже... — Лена прошептала. — Ты не знала?
Максим выхватил телефон у Алёны из рук, но она уже поняла.
Это было не просто письмо.
Это был крик о помощи.
Лена приехала через сорок минут. Алёна сидела на кухне, сжимая в руках чашку с остывшим чаем, когда раздался звонок в дверь.
Максим бросился открывать. В проёме стояла худая женщина в потрёпанном пальто, с тёмными кругами под глазами. За её спиной виднелась детская коляска.
— Заходи, — пробормотал Максим, отступая.
Лена вошла, нервно теребя рукав. Её взгляд сразу упал на Алёну.
— Я думала, ты в курсе, — тихо сказала она.
— В курсе чего? — Алёна встала, подошла ближе. В коляске спал мальчик лет пяти — бледный, с синеватыми кругами под глазами.
— Это Ваня. Мой... — Лена замолчала, потом глубоко вдохнула. — Наш с Максимом племянник.
Алёна медленно повернулась к мужу.
— Ты мне никогда не говорил, что у тебя есть ещё одна сестра.
Максим сжал зубы, его глаза были полны ярости и боли.
— Потому что её нет! Катя бросила нас пятнадцать лет назад, даже не оставив номера! А теперь вот... — он резко махнул рукой в сторону ребёнка.
Лена внезапно вспыхнула:
— Она не бросила! Её выгнала мать, когда узнала, что Катя беременна!
Тишина повисла в воздухе, густая и тяжёлая. Алёна почувствовала, как у неё подкашиваются ноги.
— Что?
Лена достала из сумки потрёпанную фотографию. На ней — молодая девушка с тёмными волосами, обнимающая маленького Максима.
— Катя. Твоя старшая сестра.
Максим резко выхватил фото из её рук.
— Где она сейчас?
Лена опустила глаза.
— Умерла три месяца назад. Рак. Ваня остался один.
Алёна подошла к коляске. Мальчик во сне сжал крошечный кулачок.
— И... его отец?
— Его нет, — прошептала Лена. — Как и денег на лечение.
Максим вдруг грохнул кулаком по столу.
— Почему ты мне сразу не сказала?!
— Ты бы не поверил! — Лена закричала в ответ, слёзы брызнули из её глаз. — Ты всегда верил только матери!
Алёна смотрела на них обоих, и вдруг всё стало на свои места. Переводы. Тайны. Гнев.
— Подождите, — она подняла руку. — Вы говорите, что ваша мать...
Лена резко оборвала её:
— Если бы не ты, мама бы не...
Она вдруг замолчала, будто споткнувшись о собственные слова. Максим побледнел.
— Не закончи.
Но было уже поздно. Алёна поняла.
Это была не просто ссора.
Это была война.
Тишина повисла натянутой струной. Даже Ваня во сне перестал ворочаться. Алёна медленно опустилась на стул, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
— Объясните. Сейчас же.
Лена нервно закусила губу, переглянулась с Максимом. Он отвернулся, сжав кулаки.
— Мама... — начала Лена, но голос её дрогнул. — Она всегда контролировала нас через деньги. Через чувство вины.
Максим резко обернулся:
— Враньё! Она одна подняла нас после того, как отец...
— Отец ушёл потому что не выдержал её контроля! — Лена вскочила, глаза её горели. — Ты же помнишь её "если не будешь слушаться — умру"? Она играла на этом годами!
Алёна наблюдала, как Максим бледнеет. Казалось, под его ногами рушится фундамент всей жизни.
— А Катя... — прошептала она.
— Катя забеременела в восемнадцать, — Лена обняла себя, будто от холода. — Мама выгнала её, сказав, что позора в семье не потерпит. А нам... нам сказала, что Катя сбежала с каким-то наркоманом.
Максим вдруг зашатался. Он упёрся руками в стол, голос его был хриплым:
— Почему... почему она мне не написала?
— Писала, — Лена достала из сумки потрёпанную тетрадь. — Мама перехватывала письма. Я нашла их в её комоде, когда убиралась.
Максим схватил тетрадь, лихорадочно листая страницы. Алёна видела, как дрожат его руки. Вдруг он замер, увидев что-то.
— "Дорогой Максим, у меня родился сын. Он очень похож на тебя в детстве..." — его голос сорвался.
В этот момент в коридоре раздался шум. Дверь с треском распахнулась.
— Что это за собрание без меня? — в кухню вошла высокая женщина с идеально уложенными седыми волосами. Глаза её холодно скользнули по Лене, Ване, остановились на тетради в руках Максима.
— Мама... — прошептал он.
— Отдай, — женщина протянула руку, голос её звучал как сталь. — Это не твоё.
Максим вдруг выпрямился. Впервые за все годы Алёна видела, как он смотрит матери прямо в глаза.
— Всё моё. И письма сестры. И правда о Кате. И мой племянник.
Мать побледнела. Её пальцы сжались в кулаки.
— Она опять тебе наврала? Катя сама...
— Хватит! — Максим крикнул так, что все вздрогнули. — Хватит лжи! Ты разрушила нашу семью!
Женщина сделала шаг назад. Вдруг её лицо исказилось, она схватилась за грудь.
— Ты... ты убиваешь меня... — она закашлялась, пошатнулась.
Лена бросилась вперёд, но было поздно — мать Максима осела на пол, хватая ртом воздух.
— Вызовите скорую! — закричала Алёна, хватая телефон.
Максим стоял как вкопанный, глядя на мать. В его глазах была буря — гнев, боль, и... страх.
— Если бы не ты... — прошептала Лена, опускаясь рядом. — Если бы не ты, мама бы не...
В дверях вдруг появилась тень. Все обернулись.
На пороге стояла женщина, как две капли воды похожая на Катю с фотографии.
Кухня замерла. Даже мать Максима, полулежащая на полу, перестала стонать, уставившись на женщину в дверях.
— Призрак... — прошептала Лена, вцепляясь в край стола.
Женщина сделала шаг вперёд. Солнечный свет из окна упал на её лицо — морщинки у глаз, шрам на подбородке, седые пряди в чёрных волосах.
— Привет, семья, — её голос звучал хрипло, как после долгого молчания.
Максим отшатнулся, наткнувшись на стену.
— Ты... не могла... я видел...
— Свидетельство о смерти? — женщина усмехнулась. — Подделка. Как и многое другое.
Алёна впервые заметила, как дрожат её руки.
Катя медленно подошла к коляске, коснулась пальцами лица спящего Вани.
— Он так похож на тебя в его возрасте, Макс.
Лена вдруг зарыдала, закрыв лицо руками.
— Ты обещала не возвращаться!
— Я знала, что мать притворяется, — Катя повернулась к лежащей женщине. — Всегда знала, когда она лжёт.
Максимова мать резко поднялась, отползая к стене.
— Убирайся! Ты мёртва! Ты...
— Умерла для тебя, — Катя наклонилась к ней. — Как и твой муж. Как и твои дети.
Алёна наблюдала, как Максим медленно сползает по стене на пол. Его лицо было мокрым от слёз.
— Почему? — он хрипел. — Почему ты не взяла меня с собой?
Катя закрыла глаза.
— Потому что ты верил ей. А я не могла рисковать ребёнком.
Тишину разорвал сиреной вой скорой под окнами. Катя резко выпрямилась.
— Мне нужно идти.
— Нет! — Максим вскочил, хватая её за руку. — Ты не исчезнешь снова!
Катя посмотрела на его пальцы, впившиеся в её запястье.
— Ты всё ещё её сын, — прошептала она. — До конца.
Она вырвалась одним движением и исчезла в коридоре. Дверь хлопнула как выстрел.
В тот же момент в кухню ворвались медики.
— Где пациентка?
Но Алёна смотрела только на Максима. Он стоял, глядя на пустые руки, будто надеясь найти в них ответ.
Лена вдруг зашептала:
— Она вернулась за Ваней...
Максим поднял голову.
— Что?
Но коляска была пуста.
Где-то на улице завелся мотор.
Их семья снова треснула — на этот раз окончательно.
Скорая увезла мать Максима с подозрением на инфаркт. В опустевшей квартире повисла гнетущая тишина. Алёна стояла у окна, сжимая в руках телефон — пятнадцатый звонок Лене остался без ответа.
— Они не могли просто исчезнуть, — прошептала она.
Максим сидел за кухонным столом, неподвижный, как статуя. Перед ним лежала фотография — он лет семи, Катя обнимает его за плечи.
— Она ненавидит меня, — его голос звучал пусто. — И имеет право.
Алёна подошла, осторожно положила руку ему на плечо. Он вздрогнул, но не отстранился.
— Мы найдём Ваню.
— Зачем? — он поднял на неё воспалённые глаза. — Чтобы он рос в этой... этой склеке лжи и манипуляций?
Алёна резко втянула воздух.
— Ты действительно так думаешь?
Максим медленно провёл рукой по лицу, оставляя мокрые полосы от слёз.
— Я думаю, что стал точной копией матери.
За окном зашуршали колёса мусоровоза. Где-то в подъезде хлопнула дверь. Обычные звуки обычного дня, которые теперь казались чужими.
Алёна вдруг вспомнила, как они с Максимом выбирали эту квартиру. Он тогда смеялся, подняв её на руки, чтобы она могла дотянуться до верхней полки встроенного шкафа...
— Я уезжаю к родителям, — сказала она тихо.
Он не ответил. Не попросил остаться. Просто кивнул, глядя в пустоту.
Алёна шла по коридору с одной сумкой, оставляя всё остальное. На пороге обернулась:
— Когда ты поймёшь, что не хочешь быть один...
— Позвоню, — он закончил за неё фразу, не поднимая головы.
Дверь закрылась с тихим щелчком.
Максим остался сидеть в темноте. Внезапно его телефон завибрировал — сообщение от Лены:
"Она оставила Ваню у меня. Сказала, что вернётся через три дня. Макс... она больна. По-настоящему."
Он поднялся, подошёл к окну. Где-то внизу Алёна садилась в такси.
Впервые за много лет Максим почувствовал себя полностью свободным.
И совершенно потерянным.
Телефон снова завибрировал — больница.
— Ваша мать требует вашего присутствия, — сказал незнакомый голос.
Максим посмотрел на разбитую вазу, осколки которой всё ещё лежали на полу.
— Передайте, что её сын умер, — ответил он и отключился.
Где-то за окном запел дрозд. Первый за эту весну.
Больничный коридор пах хлоркой и страхом. Максим шёл медленно, ощущая, как стены сжимаются вокруг него. Через каждые десять шагов — новая палата, за дверями которых разыгрывались чужие драмы.
— В 407-й, — сказала медсестра, указывая на последнюю дверь в коридоре.
Он остановился, вдруг осознав, что не готов. За этой дверью лежала женщина, двадцать лет державшая его в железных тисках. И теперь...
Дверь приоткрылась сама. В проёме стояла Лена с Ваней на руках. Мальчик крепко спал, прижавшись к её плечу.
— Она ждёт, — прошептала Лена. — Но я бы не вошла.
Максим посмотрел на племянника. На его ресницах блестели слезинки.
— Где Катя?
— Уехала. Сказала, что вернётся только если... — Лена замолчала, переводя взгляд на дверь.
Максим глубоко вдохнул и вошёл.
Палата была залита утренним светом. Его мать, внезапно ставшая маленькой и хрупкой, лежала, уставившись в потолок. На тумбочке стояла та самая фарфоровая ваза — склеенная, но со швом, который уже никогда не исчезнет.
— Пришёл, — сказала она, не глядя на него. — Думала, не придёшь.
Максим сел на стул у кровати. Впервые за всю жизнь он не чувствовал ни гнева, ни страха перед ней. Только усталость.
— Зачем ты это сделала?
Мать медленно повернула голову. Её глаза были необычно ясными.
— Боялась остаться одной. Как сейчас.
Он ждал оправданий, лжи, манипуляций. Но получил только эту простую, страшную правду.
— Ты разрушила нас всех.
— Знаю, — она закрыла глаза. — Но теперь у тебя есть шанс.
За дверью раздались шаги. Максим обернулся — в проёме стояла Алёна. Она держала в руках две бумажных стаканчика с кофе.
— Я... — она колебалась. — Я подумала, что тебе может быть тяжело.
Мать Максима слабо улыбнулась.
— Она хорошая. Не упусти, как я.
Алёна подошла, протянула один стаканчик Максиму. Их пальцы ненадолго соприкоснулись.
— Я не прощу, если ты снова выберешь их вместо нас, — тихо сказала она.
Максим посмотрел на мать, на склеенную вазу, на спящего Ваню в коридоре. Потом на Алёну — на её сжатые кулаки и глаза, полные надежды.
Он медленно поднял руку, коснулся подвески на её шее — того самого, что подарил в день свадьбы. Алёна вздрогнула, но не отстранилась.
— Я выбираю тебя, — сказал он. — Если ещё не поздно.
За окном запела какая-то птица. Мать тихо плакала, глядя в потолок. А Алёна разжала пальцы, выпуская кулон, но не отводя руки.
Трещина останется. Но, возможно, именно через неё сможет пробиться свет.