Марина сидела в салоне, но никуда не ехала.
Смотрела, как Дмитрий, опустив голову, выносит из подъезда старый люминесцентный светильник и грузит в багажник.
Он выглядел так, будто ему дали в руки не светильник, а пятнадцатилетнюю вину.
— Я тебе десять раз напоминала. Мы договорились — едем в «Леруа», покупаем обои, выбираем шторы. У нас в детской голые стены, – тихо, но жёстко произнесла Марина. – Но нет. Мама, как всегда, набрала — и ты рванул.
— Марин, она просила. У неё затопило потолок, грибок пошёл. Там запах жуткий, жить невозможно.
— А ребёнку спать в пустой комнате, потому что у тебя нет времени.
— Я не знал, что всё совпадёт…
— Ты всегда не знаешь, Дима. А знаешь, почему? Потому что она звонит, и ты летишь. Потому что ты по-прежнему её мальчик, не муж, не отец.
Он замолчал. Потом открыл дверь машины, сел рядом.
— Она одна. Я её один. У неё кроме меня — никого. А ты не хочешь понять, что это тоже… мой долг.
— Это не долг, это ловушка, в которую тебя с детства заманивали чувством вины. Тебе стыдно жить своей жизнью, да?
Он не ответил.
В доме свекрови пахло старой мебелью, аптечными мазями и линолеумом. Наталья Степановна встретила их радостно, как встречают не гостей, а спасение.
— Сынок, я тут подумала… может, ещё линолеум заменить? Пока вы с Маринкой не уехали. А то я видела, он у соседей такой красивый...
— Мам, мы потолок приехали смотреть, – мягко напомнил Дмитрий.
— Ну так всё равно же возиться, сынок. А ты — мужчина. У тебя руки, слава Богу, откуда надо растут. А Марина пусть вон, шторы подбирает. Женская работа.
Марина просто повернулась и вышла в подъезд.
Дмитрий долго не шёл. Марина курила на ступеньках, злилась на себя, на мужа, на эту душную липкую вину, которую Наталья Степановна накладывала как гипс: туго, намертво.
Когда он всё-таки вышел, Марина сказала:
— Ты знаешь, что я завтра с Сашкой поеду в «Икею» одна. Сделаю всё без тебя. Комната будет моей заботой.
Ты занят. Твоей мамой.
Он кивнул.
На следующий день она съездила. Купила всё сама. Даже покрасила часть стены в зелёный, как просил сын.
Дмитрий пришёл поздно, весь в пыли, с флаконом дешёвой пены в руке.
— Мы сделали потолок. Я и сосед Витька. Мама довольна. Сказала, ты — «строгая, но хорошая».
Марина молчала.
Он прошёл в комнату сына. Увидел новые шторы, яркий плед, коробки, аккуратно сложенные игрушки.
— Ты всё это… без меня?
— Конечно. Я же не твоя мама. Я не умею плакать в трубку и говорить, что без тебя «не справлюсь». Я просто делаю. Потому что если ждать, пока ты выберешь, кому служить… пройдёт вся жизнь.
Он сел на пол.
— А что ты хочешь, Марин? Чтобы я её бросил?
— Я хочу, чтобы ты вырос, Дима. Чтобы понял: помогать – не значит жить мамиными проблемами. Быть сыном – не значит быть мальчиком на побегушках.
Через неделю он снял рабочие перчатки, подошёл к жене и сказал:
— Я нанял бригаду. Потолок доделают они. Я буду с вами.
— А она?
— Она, конечно, в обиде. Но сказала: «Ничего, наймёшь людей – будешь мне меньше внука водить». Я ответил: не шантажируй, мама. Всё. Я поставил границу.
Марина, кажется, впервые за два года улыбнулась по-настоящему.
А в детской вечером Дмитрий помогал сыну собирать кровать.
— Пап, а бабушка обиделась?
— Обиделась. Но иногда так надо, Саш. Чтобы каждый знал, где его место.
Сын кивнул, будто понял.
И это был первый день, когда Дмитрий почувствовал: он — глава семьи. А не мамин помощник.