— Я не буду жить в доме, где мне приходится просить разрешения, чтобы сходить к врачу! — взорвалась Мария, когда свекровь в очередной раз намекнула, что частные клиники — это "выброшенные на ветер деньги".
Всё началось с болей в животе, которые Мария терпела уже неделю. Обычная женская проблема, которую можно было легко решить одним визитом к гинекологу. Но когда она за завтраком сообщила мужу, что записалась к врачу в частную клинику, Андрей нахмурился.
— Зачем тратить деньги? В поликлинике бесплатно примут.
Мария отложила ложку. Они жили вместе уже два года, и она давно поняла, что каждая фраза мужа, начинающаяся со слов "зачем тратить", на самом деле исходит не от него. Это был голос его матери, Ларисы Павловны, которая считала своим долгом контролировать каждую трату в их семье.
— Андрей, в поликлинике очереди на месяц вперёд, а у меня болит сейчас. К тому же мы можем себе это позволить.
— Можем-то можем, но нужно ли? — он отхлебнул кофе и посмотрел на неё с отцовским снисхождением. — Мама права, что нас развращает городская жизнь. Раньше люди обходились без всяких частных врачей.
Мария почувствовала знакомое раздражение. "Мама права" — эта фраза стала лейтмотивом их семейной жизни. Лариса Павловна переехала к ним полгода назад под предлогом того, что в деревне ей стало одиноко. С тех пор каждое решение в доме принималось через её одобрение.
— Хорошо, — тихо сказала Мария. — Тогда я пойду к врачу за свои деньги. За те, что я зарабатываю сама.
Андрей поднял брови. В его взгляде промелькнуло удивление, будто она сказала что-то абсурдное.
— Какие твои деньги? Мы семья. У нас общий бюджет.
— Именно. Общий. А значит, я имею право тратить его на свое здоровье.
Разговор был прерван появлением свекрови. Лариса Павловна вошла в кухню в своём неизменном халате и тапочках, которые она носила с самого утра до позднего вечера, превратив их общий дом в продолжение своей спальни.
— Доброе утро, детки, — пропела она, сразу же направляясь к плите. — Что это вы так рано разговорчивые?
Мария видела, как Андрей бросил на неё предупреждающий взгляд. Не говори маме. Не расстраивай маму. Не заставляй маму волноваться. Целый свод неписаных правил, который висел над их семьей как дамоклов меч.
— Мария хочет к врачу в частную клинику, — выдал Андрей, и Мария поняла, что предупреждающий взгляд относился не к молчанию, а к тому, чтобы она не спорила с вердиктом, который сейчас последует.
Лариса Павловна остановилась у плиты и медленно повернулась. На её лице отразилось такое выражение, будто Мария призналась в краже церковной утвари.
— В частную? — переспросила она, и в её голосе звучала искренняя скорбь. — Машенька, что с тобой? Неужели тебе мало того, что государство предоставляет бесплатную медицину? Зачем выбрасывать деньги на ветер?
— Это не выброшенные деньги, Лариса Павловна. Это инвестиция в мое здоровье.
Свекровь покачала головой с видом человека, который наблюдает за гибелью цивилизации.
— Ах, инвестиция! Вот видишь, Андрюша, что городская жизнь делает с людьми? Любую глупость теперь называют инвестицией. А в наше время мы растили детей, работали на трех работах и при этом не бегали по платным врачам каждый раз, как заболит зуб.
Мария почувствовала, как внутри неё что-то сжимается. Каждый раз одно и то же. Каждую её потребность, каждое желание свекровь превращала в каприз испорченной городской бабы. А Андрей молча кивал.
— Лариса Павловна, я не каждый раз бегаю к врачам. Я иду, потому что у меня действительно проблемы со здоровьем.
— А что такого может быть у молодой здоровой девушки? — свекровь села за стол и начала намазывать масло на хлеб. — Поболит и перестанет. Нервы у вас, городских, слабые. Вот я в ваши годы корову доила, огород копала, троих детей растила — и ничего, жива-здорова.
Андрей одобрительно хмыкнул, будто мать сказала что-то особенно мудрое.
— Мама права, Маш. Может, действительно не стоит сразу к платным врачам бежать? Подожди пару дней, может, само пройдёт.
Мария смотрела на мужа и чувствовала, как что-то важное внутри неё умирает. Он не просто не поддерживал её. Он активно становился на сторону матери против собственной жены. В вопросе её здоровья. В вопросе её боли.
— Хорошо, — сказала она спокойно. — Тогда когда я попаду в больницу с осложнениями, вы объясните врачам, что я ждала, пока "само пройдёт".
Она встала из-за стола и направилась к выходу. За спиной услышала возмущённый голос свекрови:
— Вот видишь, Андрюша, какая у тебя жена! Сразу в драму! Больница, осложнения... А нормально поговорить нельзя?
Мария остановилась в дверях. Последняя капля. Она развернулась и посмотрела прямо на Ларису Павловну.
— Нормально поговорить? О чём, простите? О том, что я не имею права распоряжаться своим здоровьем в собственном доме? О том, что каждое моё решение должно проходить через ваше одобрение? О том, что моё мнение в этой семье ничего не стоит?
Свекровь всплеснула руками.
— Боже мой, что ты говоришь! Мы же семья! В семье все решения принимаются вместе! Я не против, чтобы ты лечилась, я против того, чтобы тратить лишние деньги!
— Лишние? — Мария почувствовала, как голос её становится звонче. — Для кого лишние? Это наши с Андреем деньги. Мы их заработали. И если мы решили потратить их на мое здоровье, то это наше право!
— Конечно, ваше, — согласилась Лариса Павловна с видом мученицы. — Только вот жить-то мне приходится на ваши деньги. Есть ваш хлеб. И я считаю себя вправе высказать мнение о том, как эти деньги тратятся.
Вот оно. Главное оружие свекрови. Чувство вины. Мария жила в этом доме, работала, платила за коммунальные услуги, покупала продукты. А Лариса Павловна "ела их хлеб" и потому имела право голоса в их семейных решениях.
— Лариса Павловна, — медленно проговорила Мария, — если вы считаете, что живёте на наши деньги, то, может быть, стоит что-то изменить в этой ситуации?
Повисла тишина. Андрей побледнел.
— Что ты имеешь в виду? — тихо спросил он.
— Я имею в виду, что взрослая женщина, которая может высказывать мнение о наших тратах, может и сама себя обеспечивать. Найти работу. Или вернуться в свой дом.
Лариса Павловна ахнула, словно её ударили.
— Андрюша! Ты слышишь, что говорит твоя жена? Она выгоняет твою мать на улицу!
Андрей встал так резко, что стул упал.
— Мария! Как ты можешь?! Это моя мать! Она одна, она пожилая!
— Ей шестьдесят лет, а не восемьдесят! И она вполне здорова, чтобы работать или жить самостоятельно!
— Она всю жизнь работала! Она заслужила отдых!
— За чей счёт? За мой?
Мария смотрела на мужа и видела в его глазах что-то страшное. Не гнев. Не обиду. Отвращение. Он смотрел на неё как на чужую, неприятную женщину, которая посмела посягнуть на святое.
— Ты эгоистка, — сказал он тихо, но отчётливо. — Бездушная эгоистка. Моя мать отдала мне всю жизнь. Растила одна, работала на двух работах, недоедала, чтобы я ни в чём не нуждался. А теперь, когда пришло время отдать ей долг, ты устраиваешь скандалы из-за каких-то врачей!
— Андрей, — Мария почувствовала, как голос её дрожит, — речь не о твоей матери. Речь о том, что в нашей семье я не имею права голоса. Что любое мое желание, любая моя потребность сразу же объявляется капризом. Что я не жена тебе, а бесплатная прислуга, которая должна молчать и слушаться.
— Прислуга? — он шагнул к ней ближе. — Какая прислуга? Кто тебя заставляет что-то делать?
— Кто меня заставляет? — Мария горько рассмеялась. — А кто сказал, что я готовлю неправильно, когда твоя мама первый раз попробовала мой борщ? Кто переставил всю мебель в нашей спальне, пока я была на работе, потому что "так удобнее"? Кто выкинул мои цветы с подоконника, потому что "они пыль собирают"? Кто критикует мою одежду, мою работу, моих друзей? И кто каждый раз встаёт на её сторону?
Андрей молчал. Он прекрасно помнил все эти эпизоды. И каждый раз он говорил одно и то же: "Не обращай внимания, у неё характер такой", "Она хочет как лучше", "Она же не со зла".
— Это мелочи, — наконец сказал он. — Ты из мухи делаешь слона.
— Мелочи? — Мария почувствовала, как внутри неё что-то окончательно ломается. — Для тебя унижение твоей жены — это мелочи?
— Какое унижение? Мама тебя любит! Она хочет, чтобы тебе было хорошо!
— Она хочет, чтобы мне было хорошо? — Мария подошла ближе к мужу. — Тогда объясни мне, почему она каждый день рассказывает мне, какая я плохая хозяйка? Почему она обсуждает с соседками мои личные дела? Почему она читает мою почту, пока меня нет дома?
Последнее прозвучало как выстрел. Лариса Павловна резко побледнела, а Андрей растерянно посмотрел на мать.
— Мам, ты что, правда читаешь её письма?
— Я... я случайно увидела, — замялась свекровь. — Телефон лежал, экран горел...
— Случайно? — Мария достала телефон из кармана. — Случайно ввела мой пароль? Случайно открыла почту? Случайно прочитала переписку с подругой и потом спросила меня, зачем я жалуюсь на семейную жизнь?
Андрей смотрел на мать с недоумением.
— Мам, это же частная переписка...
— Ах, частная! — взвилась Лариса Павловна. — А когда она пишет подруге, что мы её притесняем, это что, не касается семьи? Когда она жалуется, что мы не даём ей жить, это частное дело?
— Я не жаловалась! — воскликнула Мария. — Я рассказала подруге, что мне тяжело! Что я чувствую себя чужой в собственном доме! И это правда!
— Вот видишь! — Лариса Павловна торжествующе посмотрела на сына. — Она считает наш дом чужим! Мы её приняли, как родную дочь, а она...
— Как родную дочь? — Мария не выдержала. — Вы издеваетесь? Вы меня с первого дня считаете временным явлением! Помните, что вы сказали Андрею на нашей свадьбе? "Посмотрим, какая из неё жена получится". Помните, как вы представили меня своим соседкам? "Это жена Андрея. Пока жена". Это и есть ваша родная дочь?
Лариса Павловна открыла рот, но ничего не сказала. Андрей стоял между ними, растерянный и злой.
— Мама, ты правда так сказала?
Свекровь замялась.
— Ну... я же не знала её тогда... Всякое бывает в жизни...
— Всякое бывает, — согласилась Мария. — Например, бывает так, что невестка терпит унижения два года, а потом ей надоедает.
Она развернулась и пошла к выходу.
— Куда ты идёшь? — крикнул Андрей.
— К врачу. В частную клинику. На свои деньги.
— Стой! Мы не закончили разговор!
Мария остановилась у двери.
— Мы его и не начинали, Андрей. Разговор — это когда два человека говорят и слушают друг друга. А у нас тут один человек говорит, а второй слушается. Это называется дрессировкой.
— Я не буду жить в доме, где мне приходится просить разрешения, чтобы сходить к врачу! — добавила она, глядя прямо мужу в глаза.
Вечером того же дня Мария вернулась домой с результатами анализов и назначенным лечением. Как она и думала, ничего страшного не было, но без вмешательства врача проблема могла стать серьёзной.
Андрей сидел на кухне один. Лариса Павловна куда-то исчезла.
— Ну что врач сказал? — спросил он, не поднимая глаз.
— Что хорошо, что я пришла сейчас, а не через месяц, — ответила Мария, садясь напротив. — А где твоя мама?
— Уехала к тёте Клаве. Сказала, что не может находиться в доме, где её не уважают.
Мария молча кивнула. Классический манёвр. Уйти с громким хлопком двери, чтобы все почувствовали вину и принялись её упрашивать.
— И что ты собираешься делать?
Андрей поднял на неё глаза. В них была растерянность и обида.
— Я не знаю. Она же моя мать, Маша. Единственная. Я не могу выбирать между ней и тобой.
— А если бы можешь? Кого бы выбрал?
Вопрос повис в воздухе. Андрей долго молчал, а потом тихо сказал:
— Это нечестный вопрос.
— Почему?
— Потому что мать — это навсегда. А жена...
Он не закончил, но Мария всё поняла. Жена — это переменная величина. Мать — константа.
— Понятно, — сказала она спокойно. — Тогда я упрощу тебе задачу.
Она встала и направилась в спальню. Андрей пошёл за ней.
— Что ты делаешь?
Мария открыла шкаф и достала чемодан.
— Снимаю с тебя необходимость выбирать.
— Ты что, уходишь?
— Я переезжаю к подруге. Пока не найду квартиру.
Андрей ошарашенно смотрел, как она складывает вещи в чемодан.
— Из-за одной ссоры? Маш, это же глупо!
— Это не одна ссора, Андрей. Это финал двухлетнего конфликта, в котором ты ни разу не встал на мою сторону.
— Я стою на стороне семьи!
— Вот именно. Твоей семьи. А я в неё не вхожу.
Она закрыла чемодан и повернулась к мужу.
— Андрей, скажи честно. Ты хоть раз за эти два года подумал о том, как мне живётся в этом доме? О том, что я чувствую, когда твоя мать критикует меня при тебе, а ты молчишь? О том, каково это — быть чужой в собственном доме?
Андрей молчал. Он не думал. Ему было комфортно в мире, где мать была довольна, где всё шло по накатанной схеме, где ему не приходилось ни с кем конфликтовать.
— Я думал, ты привыкнешь, — наконец сказал он. — Мама у меня сложный характер, но она добрая. Она бы тебя полюбила, если бы ты...
— Если бы я что? Отказалась от своего мнения? Перестала быть собой? Превратилась в покорную невестку, которая будет восхищаться каждым её словом?
— Ну почему сразу покорную? Просто... мягче. Дипломатичнее.
Мария горько улыбнулась.
— Понятно. Проблема не в том, что твоя мать нарушает мои границы. Проблема в том, что я недостаточно мягко на это реагирую.
Она взяла чемодан и направилась к выходу.
— Мария, не уходи. Мы можем всё наладить.
Она остановилась у двери.
— Можем. Если ты готов поговорить с матерью и объяснить ей, что у нас своя семья. Что мои решения не обсуждаются. Что вторжение в мою личную жизнь недопустимо. Готов?
Андрей помолчал.
— Это же моя мать...
— Это и есть ответ.
Мария ушла. А через неделю Лариса Павловна вернулась домой и заняла освободившееся место. Она готовила Андрею завтраки, стирала его рубашки и больше не встречала сопротивления, когда высказывала мнение о том, как надо тратить деньги.
Андрей иногда думал о Марии. Особенно когда мать в очередной раз начинала рассказывать соседкам, какая неблагодарная попалась ему жена. Но потом он вспоминал, как спокойно стало дома, как легко стало жить без постоянных конфликтов, и убеждал себя, что всё получилось к лучшему.
А Мария нашла квартиру в другом районе, вышла замуж второй раз и была счастлива с мужем, который считал её мнение важным, а её здоровье — приоритетом. И никогда не пожалела о том, что когда-то хватило смелости не просить разрешения на собственную жизнь.