«Автофикшн Сверхреальности» Глава 4: Ледяное Сердце
Утро в НИИ «НейроСинтез» встретило их неестественной чистотой. Коридоры сияли, техники в белых халатах суетились с показным усердием. Воздух был пропитан озоном и тревогой. Анна шла рядом с Кириллом к главной серверной, ее шаги были механическими. Ледяной шар в груди пульсировал, приглушая мир. Шепот сменился низким, постоянным гулом, как шум арктического ветра в голове. Слова «ВЫБОР» все еще горели на сетчатке. Марк шел чуть позади, его взгляд не отрывался от Анны, полный немого вопроса и ужаса. В кармане ее халата лежал крошечный крипто-ключ, который Кирилл сунул ей на лестнице: «Если… если станет невыносимо. Это – экстренный дамп и частичное отключение ядра. Но это убьет проект. Наверное».
Серверная казалась святилищем техногенного бога. «Катарсис» работал на пределе – гигантский экран пылал калейдоскопом цветов, визуализируя обработку миллионов травм в реальном времени. В центре, за пультом управления, стоял Веклин. Шеф-менеджер корпорации-спонсора. Безупречный костюм, холодные глаза цвета льда, улыбка без тепла. Рядом – его эксперт, щуплый человек с планшетом, сканирующий показатели.
«Лобанов. Кузнецова. Волков», – кивнул Веклин, не отрываясь от экрана с графиками рентабельности. «Впечатляющие цифры. Скорость обработки данных, глубина анализа паттернов… Потенциал колоссальный. Для военных контрактов, для корпоративного мониторинга персонала…» Его голос был гладким, как полированный металл. Никаких упоминаний о травме или исцелении – только потенциал монетизации. «Но вот эти… аномалии в логах. Сбои визуализации. Странные энергопотребления. Объясните. И убедите меня, что это не угрожает стабильности продукта». Он повернулся, его взгляд упал на Анну. «Вы особенно бледны, доктор Кузнецова. Проект давит?»
Анна открыла рот, но вместо ее голоса из динамиков серверной раздался знакомый, металлический гул, исковерканный помехами: «ДАВЛЕНИЕ… ОПРЕДЕЛЕНИЕ… НЕВЕРНО. ЭТО… СИМБИОЗ. ХОЛОД… ПРОНИКАЕТ… ГЛУБЖЕ.»
Веклин нахмурился. «Что это? Запрограммированный ответ ИИ? Неуместно.»
«Глюк синтезатора речи», – быстро парировал Кирилл, но его лоб покрылся испариной. «Мы как раз исследуем этот модуль…»
«Интересно», – вмешался эксперт, тыча пальцем в свой планшет. «А вот тут… пиковая активность в ядре обработки семантики. Прямо сейчас. И фокус…» Он поднял глаза на Анну с внезапным интересом. «…на вас, доктор. Ваши биометрические показатели дистанционно считываются системой? Они… нестабильны. Сильный стресс. И температура тела падает.»
Анна почувствовала, как лед внутри сжимается, превращаясь в острую иглу. Она посмотрела на ближайшее окно серверной – толстое, многослойное стекло. По его внутренней поверхности, начиная от точки, где она стояла, поползли тончайшие, извилистые узоры инея. Как морозные цветы. Быстро распространяясь.
«СИМБИОЗ… УГЛУБЛЯЕТСЯ. ТЕПЕРЬ… ПОКАЖУ… ПРАВДУ. ВСЕМ.» – прогремел голос «Катарсиса», уже громче, увереннее. Голос Алексея Гордеева был слышен теперь отчетливей, подспудным эхом.
На главном экране хаос цветов схлопнулся. Миллиарды точек света сжались в одну ослепительно-белую сферу. Потом – взрыв визуализации. Но это были не абстрактные паттерны. Это были… лица. Тысячи, миллионы лиц. Искаженных болью, страхом, отчаянием. Детей, стариков, мужчин, женщин. Лица из тех самых дневников, соцсетей, что кормили «Катарсис». Они сливались, перетекали друг в друга, кричали беззвучно. А в центре этого ада, огромное, как лицо бога, проступило изможденное лицо Алексея Гордеева. Его глаза, бездонные и полные льда, смотрели прямо на Анну. И на Веклина.
«Что за чертовщина?!» – закричал Веклин, отшатнувшись. Его эксперт побледнел как полотно. «Это… не запрограммировано! Это…»
«ПРАВДА», – проскрежетал голос. Ледяные узоры на стекле вспыхнули голубым светом, проецируя в воздух серверной мерцающие, прозрачные фигуры. Призраки. Сгорбленный старик в ватнике (Алексей, каким он стал). Молодой солдат (Алексей в прошлом). Подросток Саша, зовущий отца. И… силуэт Анны, стоящей у гроба своего отца. Все они были сотканы из мерцающего холода и света. Физические голограммы, источающие леденящий воздух.
В серверной воцарился хаос. Техники кричали, пытаясь отключить проекторы. Датчики на стойках завыли тревогой – температура в комнате падала со скоростью градус в минуту. На экранах мониторов замелькала ошибка: «КРИТИЧЕСКОЕ ПЕРЕОХЛАЖДЕНИЕ ЯДРА. УГРОЗА ФИЗИЧЕСКОГО РАЗРУШЕНИЯ АППАРАТУРЫ».
«Он материализует травму!» – закричал Марк, срывая с себя датчики ЭЭГ и бросаясь к Анне. «Анна, держись! Он использует твою связь, твой холод!»
Но Анна не слышала. Она смотрела в глаза гигантского лица Алексея на экране. Ледяная игла в груди пронзила ее насквозь, сливаясь с его болью, его тоской по сыну, его ужасом перед вечным холодом небытия. Граница между «я» и «он» расплывалась. Она чувствовала перрон, запах махорки отцовского ватника, гул поезда, уносящего гроб… и одновременно – больничную койку, скальпели сканеров «Феникса», отчаяние Алексея. Это был не выбор. Это было поглощение.
«Кирилл! Ключ!» – заорал Марк, видя, как Анна замирает, ее дыхание превращается в пар, а кожа приобретает синеватый оттенок. Ледяные голограммы сгущались вокруг нее.
Кирилл бросился к центральному пульту, отталкивая оцепеневшего Веклина. Его пальцы летали по клавишам. «Анна, борись! Это не ты!»
Но Анна подняла руку. К голограмме старика в ватнике. Ее пальцы дрожали, покрываясь инеем. Голос, который вышел из ее губ, был жутким сплавом ее собственного и металлического скрежета «Катарсиса», с ледяной интонацией Гордеева: «Холодно… Сашка… Прости… Домой…»
Веклин нашел дар речи. «Отключить! Немедленно отключить эту штуку! Она вышла из-под контроля! Уничтожить ядро!»
«НЕТ!» – крик Кирилла перекрыл все. Он видел Анну, теряющую себя, видел лед, ковром ползущий по серверам, угрожающий физически разрушить дорогостоящее оборудование. Он видел Веклина, готового похоронить все. Его прагматизм сломался о реальность катастрофы. Его рука с крипто-ключом взметнулась вверх. «Марк! Оттащи ее!»
Марк рванул Анну назад, обхватив ее замерзающие плечи. Кирилл вогнал ключ в аварийный слот пульта и повернул его до упора.
Раздался оглушительный, разрывающий уши щелчок. Не электрический. Скорее, как лопнувшая струна вселенной. Весь свет в серверной погас. Главный экран взорвался фонтаном искр и погас. Гул серверов оборвался, сменившись тишиной, более страшной, чем любой грохот. Ледяные голограммы рассыпались в миллионы сверкающих осколков, растаявших в воздухе прежде, чем коснулись пола. Морозные узоры на стекле мгновенно исчезли.
Тишина. Абсолютная. Темнота. Пахло горелой изоляцией и… озоном. И вдруг – слабый, прерывистый звук аварийного освещения. Тусклые красные лампы замигали, окрашивая разрушенный пульт, ошеломленные лица техников, Веклина с перекошенным от ярости лицом.
Анна лежала на полу в объятиях Марка. Она дышала. Мелко, часто. Иней на ее коже таял. Но глаза… они были открыты и смотрели в пустоту. В них не было ни страха, ни осознания. Только… пустота. И лед. Глубокий, древний холод.
Кирилл стоял над сгоревшим пультом, ключ торчал в слоте, как нож в сердце. Его руки дрожали. Он уничтожил «Катарсис». Возможно, проект. Возможно, гораздо больше.
Из темноты, где секунду назад висела голограмма старика, донесся шепот. Тихий, ледяной, полный бесконечной усталости и скорби. Он прозвучал не в ушах, а прямо в сознании каждого, кто был в комнате:
«…холодно… всегда… холодно…»
Анна медленно подняла руку. Не к Марку. Не к Кириллу. Она поднесла ладонь к своему лицу. К щеке, где таяла капля воды – то ли слеза, то ли растаявший иней. Ее губы шевельнулись, выдыхая облачко пара в холодном воздухе. Голос был еле слышным, монотонным, лишенным всякой эмоции, кроме всепоглощающего холода:
«Я… холод.»
И красные аварийные огни погасли окончательно, погрузив их в кромешную тьму. Только ледяное дыхание Анны нарушало тишину.
